Читайте также
«Один из пяти опрошенных хотя бы раз бывал оскорблен словесно или подвергся нападению в течение года перед проведением опроса».
Казалось бы в наше-то время, когда журналисту дана полная свобода высказываний, а каждая статья рождает целые ветви противоречивых и непристойных комментариев, когда блогеры поливают грязью что правого - что виноватого, когда сердца зачерствели и покрылись броней равнодушия - что в таком случае может значить Слово. Пусть даже обидное замечание или несправедливое обвинение. Промелькнет и канет в пустоту забвения. Замылится и исчезнет. Затеряется в бездне информационных потоков.
Но это лишь кажется.
На самом-то деле грубые злобные антисемитские высказывания - ох, как ранят сердца евреев в Европе. Ведь слова-плевки, слова-пощечины не просто задевают честь и достоинство евреев, но и заставляют глубоко переживать, огорчаться, принимать какие-то решения. Вплоть до эмиграции из родных стран.
Как показали результаты опроса, проведенного во Франции, Великобритании, Германии, Бельгии, всего в восьми странах, - трое из четверых респондентов заявили, что уровень антисемитизма вырос. Причем, в числе прочих причин в доказательство приводили случаи разнузданного поведения антисемитов в Интернете. «Скорость, с которой агрессивные комментарии и ложь могут распространяться, просто ужасает и вызывает чувство глубокой тревоги", - пишет женщина из Великобритании.
Значит, в данном случае блогершу напугало не физическое насилие, а виртуальные словесные ругательства.
"Фразы, подобные той, что мы почему-то услышали в эфире Второго канала, недопустимы - речь идет о разжигании беспричинной ненависти между общинами в Израиле». (Фаина Киршенбаум)
Если слова-камни могут ранить кого-то в Европе, почему нельзя представить себе, что другие слова, не менее оскорбительные и грязные, не могут поразить кого-то в наших палестинах. Может быть, так легко и просто ими бросаются, что направлены они, как правило, в сторону «русских», при этом, заметьте, бросают их прицельно, стараясь угодить в самое больное место, прямиком в лицо.
Так недавно на Втором канале израильского телевидения во всеуслышание одна из участниц заявила: «… если израильские мужчины начнут крутить романы со всеми этими русскими, что приехали в Израиль, или с филиппинками, то у таких пар не будет израильских детей».
И не важно, что Лихи Гринер, скандальная участница реалити-шоу «Большой брат», не отдавала себе отчет, где она находится, путала английский с ивритом,- важно, что транслировалась эта передача на всю страну.
Можно было бы не реагировать на вульгарное заявление, если бы произнесено оно было некой добродетельной религиозной гражданкой, выпестованной и взращенной в религиозной семье. Искренне убежденной в своей правоте и не представляющей себе, что может быть больше, чем один муж. И конечно убежденной, что дети могут быть у нее только от религиозного и богобоязненного еврея.
Можно было бы не возмущаться подобными репликами (да и кто узнал бы о них), если бы случились они в частной беседе, где-то в разговоре за чашечкой кофе в кругу близких знакомых. Но ведь заявлено-то было во всеуслышание на государственном канале и адресовано огромной аудитории.
"Я чувствую себя чужой в своей стране. Захожу в автобус, а там все говорят по-русски!"(реплика в сторону)
Еще можно было бы понять, если бы случилась позорная выходка на израильском ТВ случайно, непреднамеренно, вырвалась бы вдруг по недосмотру. Когда же слова-насмешки, намеки, а то и прямые оскорбления в адрес русскоязычных израильтян протекают в обычном режиме, превращаются в рядовое явление - не заметить и пропустить мимо ушей невозможно.
Особенно, когда слова те брошены в эфир не вздорной звездочкой-однодневкой, не отдающей себе отчет в том, что она несет, а общественным деятелем.
Запомнившийся мне пример. Несколько лет назад разгорелся очередной скандал, когда экономический советник министра финансов доктор Ави Симхон позволил себе разразиться бранными словами, выплеснув их открыто в адрес «понаехавшей колбасной алии»: «Они приехали сюда, потому что здесь им дали корзину абсорбции и согласились их принять. Если бы они имели возможность уехать в более развитую страну, они бы уехали туда. Если мы приняли тогда этих людей, почему теперь не принять беженцев из Африки?»
И все же, следует заметить, что такие инциденты, подобные огульные нападки на «русских», явление не столь уж частое. К тому же оно встречает организованный отпор со стороны русскоязычных депутатов Кнессета.
Когда же в самом Кнессете в пылу ожесточенных дискуссий «слуги народа» поливают друг друга грязью, налегая на этническую принадлежность, бросают друг в друга ядовитые слова-булыжники - никто как будто сей напасти и не замечает. Да и кого взволнует, когда Авигдору Либерману в сердцах кинут с трибуны: «фашист», «экстремист», «Сталин», «Муссолини». Или Сима Кидмон напечает «обличительные» материалы: "Разница между лидерами двух партий состоит в том, что когда Нетаниягу хочет избавиться от кого-то, он посылает того на полиграф, а Либерман посылает (неугодного) в Сибирь".
«Я уверена только в том, что когда-то мне было исключительно важно видеть слова на себе, причем не только видеть, но и чувствовать». (Г. Флинн)
Боже ты мой! Стоит ли вообще обращать внимание на подобные мелочи, реагировать на обидные реплики. Не будем же мы уподобляться чувствительной и меланхоличной Камилле Прикер, героине нашумевшего бестселлера «Острые предметы», которая называет себя «резчица». В знак протеста против жестокостей мира героиня романа Гиллиан Флинн вырезает на себе слова, которые выражают ее отношение к жизни.
Не вырезает по дереву, не выбивает в камне, не гравирует по металлу и даже не делает татуировки на коже. Нет, чтобы никогда не стерлись они из памяти, чтобы вечной раной горели на теле - режет несчастная Камилла слова, омывая их своей кровью: «тревожно», «злость», «исчезните», «плач», «трагично», «тошно».
Не хочется уподобляться одержимой резчице и не мучает желание написать на себе «тревожно, тошно, трагично». Однако за жизнь накопилось столько слов, брошенных мне в лицо, процеженных сквозь зубы за спиной, нацарапанных на грязных стенах, что всей душой завидую смелой резчице и мечтаю когда-нибудь вырезать на себе, чтобы кожей чувствовать проклятые слова: «ок кулок» - белое ухо (так называли в Ташкенте русских), «москаль» - так перешептывались во Львове); «жид проклятый» - не нужно объяснять, где говорилось); «вонючий русский» - без комментариев).
На фото: Лихи Гринер