В иудаистской литературе, большим специалистом которой не являюсь, есть немало вопросов, которые давно обсуждаются, но не имеют однозначного ответа. Например, почему Б-г позволил Катастрофу? Почему так трудно нееврею принять иудаизм? К таким сакраментальным вопросам, думаю, относится и тот, который задали значительному израильскому чиновнику во время его встречи с еврейской общиной в Берлине: "Как Вы относитесь к евреям, которые эмигрировали из бывшего Союза в Германию?" Ответ последовал мгновенный и безжалостный, как удар бича: "Они совершили отвратительный поступок". Правда, после небольшой паузы высокий гость, то ли почувствовав шок зала, в котором находилось около двухсот человек, то ли из дипломатических соображений несколько смягчил удар: "Разумеется, исхожу из собственных моральных ценностей"…

Ощущение, что эмигрируя из России в Германию, а не в Израиль, я совершаю поступок неправильный, даже аморальный, появилось у меня в феврале 1991 года. В очереди за анкетой на выезд у посольства ФРГ в Москве. Было холодно. Евреи замерзали, подпрыгивали, пританцовывали, запасливые пили чай или что-нибудь покрепче, пытаясь согреться, но не уходили. Стояли намертво. Пожалуй, впервые пятый пункт, из-за которого, порой, не брали на работу, не принимали в престижные институты, а, подчас, и морду могли набить, впервые этот пятый пункт давал преимущество. Шанс на новую жизнь. Давал возможность уехать из голодной, бандитской (вспомните начало 90-х) страны в страну, как нам казалось, замечательную. Сытую, законопослушную, процветающую. Это было удивительно. Это было невероятно. Радостное возбуждение волнами прокатывалось по очереди. Отражалось в улыбках и повышенном внимании друг к другу.

Пожилой милиционер, прогуливающийся рядом и с недоброжелательной иронией прислушивающийся к разговорам о райской, западной жизни, неожиданно заметил, вызвав всеобщее замешательство: "Ничего. Там согреетесь. Что-то быстро вы забыли о газовых камерах". Очередь замерла в шоке. Молодой человек, похожий на студента, запальчиво возразил: "Не надо. Я был в ФРГ. Это другая страна и другие люди". Милиционер отошел, не желая спорить. Разговоры продолжались, но неприятный осадок остался.

В тот день я анкету не получил. Ровно в 17 часов из ворот посольства вышла худая, высокая женщина, с непокрытой, несмотря на холод, головой, и сказала на ломанном русском, делая в словах неправильные ударения: "Рабочий день кончится. Продолжайте завтра" И добавила, вызвав улыбки окончательно замерзшей очереди: "Одежда теплее. Россия холодно".

На следующее утро нас ожидал сюрприз. У посольства выстроилась небольшая, но шумная группа пикетчиков. Они держали плакаты, а, временами, выкрикивали написанные на плакатах лозунги, весьма неприятного для стоящих в очереди содержания: "Вы предали Израиль", "Израиль ждет вас", "Вспомните Холокост" и т.п.

Некоторые из пикетчиков пытались вступить в разговор. Немолодой, интеллигентного вида мужчина обратился непосредственно ко мне:

- Почему вы это делаете? Израиль - ваша страна. Тысячи евреев отдали жизнь, чтобы он существовал. Чтобы вы могли там жить. Зачем едете в Германию?

- Вы правы, - замялся я. - Все так. Но у сына аллергия на цветение трав. А в Израиле постоянно что-то цветет. Я боюсь.- Мужчина отошел, презрительно махнув рукой. Радость испарилась…

Через несколько лет я приехал в Израиль из Германии, как турист. В Хайфе, в Сохнуте, куда пришел с родственницей, чтобы купить путевки в Эйлат, (в Сохнуте такие путевки стоят дешевле) средних лет разбитная сотрудница-одесситка встретила меня неожиданно приветливо и с порога забросала комплиментами с веселым, одесским ароматом: "Какой хороший человек. Сразу, как вошел, видно - замечательный человек. Проходите, пожалуйста, и садитесь на лучшие места". Кроме двух старых стульев в комнате сесть было не на что, но все равно было приятно. Одесситка полистала паспорт, продолжая балагурить: "Ну, конечно, Лев. У меня тоже сын Лева. Все Левы хорошие люди". И вдруг изменилась в лице: "Не может быть! Вы живете в Германии. Этого не может быть! Соня, слушай сюда, - закричала она громко, с завыванием, как кричат торговки на Привозе, обращаясь к кому-то в другой комнате. - Этого не может быть! Такой приличный человек и уехал жить в Германию. Нет ты иди и посмотри". Соня так и не пришла. А я сидел красный, почти багровый. Опустив голову. Как будто меня публично уличили в чем-то неприличном. После этого случая старался никому в Израиле паспорт не показывать. А когда спрашивали откуда приехал, отвечал: "Из Москвы".

Что можно сказать о жизни евреев в Германии сегодня? Картина неоднозначная и не черно-белая. Много оттенков, нюансов, разночтений. С одной стороны, более 200 тысяч идн - равноправные граждане. Ни о какой, даже малейшей дискриминации речь не идет и жизнь еврейских общин, если не считать пожертвований от состоятельных евреев, финансируется государством. Но, с другой, учитывая огромное количество в стране мусульман, пройтись по городу в кипе небезопасно. Особенно в мусульманских районах. Не то чтобы я хотел бы ходить в кипе, но обидно. Верующих мусульман по одежде определить легко и они своей веры не скрывают.

Кстати, у израильтян (сужу по некоторым их комментариям к моим статьям, учитывая, что их автор проживает в Германии) отношение негативное. Вот некоторые из них:

• - Вы уже истратили 30 сребреников?
• - Нельзя верить ни одному слову еврея-журналиста, живущего в Германии.
• - Вам не тяжело жить и знать, что рядом ходят убийцы Ваших родных или их сыновья и дети?
• - Как Вы можете рассуждать о порядочности, если сами совершили аморальный поступок, приехав в Германию?

В заключение хочу вспомнить эпизод, который произошел в Магдебурге. Тот солнечный, мартовский день 1993 года запомнился. Наверно, потому что ни раньше, ни позже ничего подобного в моей жизни не происходило. Мы с приятелем прогуливались по пешеходной зоне и удивлялись (это особенно бросалось в глаза после бандитской Москвы тех времен), как немцы умеют мирно и дружелюбно веселиться. В российской жизни большое скопление народа, практически, всегда сопровождалось пьяной агрессией и драками.

В центре площади на длинном столе молодой человек, интеллигентного вида, раскладывал какие-то книги и брошюры. Подошли ближе. Это была религиозно-христианская литература: Новый и Ветхий Завет, псалмы Давида, жития святых и многое другое.

- Возьмите Новый Завет, - обратился ко мне молодой человек.- Это бесплатно.
- Спасибо, но я еврей. Мне бы больше подошел Ветхий Завет.

И тут молодой человек неожиданно, на глазах у переполненной площади, вышел из -за стола и встал передо мной на колени:

- Вы, евреи, наши старшие братья. Спасибо вам.

Я смутился, не знал, что сказать, и мы с приятелем быстро ушли, смешавшись с толпой.

Но вернемся к вопросу заголовка. Этот вопрос я задал реформистскому раввину, у которого в начале 2000-х брал интервью. Ребе ответил так: "Никаких религиозных запретов на жизнь евреев в Германии после Холокоста нет. По моему мнению, напротив. Мы разрушаем желание Гитлера сделать из Германии страну свободную от евреев Juden frei".