В последнее десятилетие общественные противоречия в нашем маленьком государстве достигли изрядного накала. Причины этой гражданской холодной войны сколь многочисленны и запутанны, столь же и интуитивны для большинства "аборигенов", сыздетства усваивающих систему сигналов "свой-чужой" и по большей части следующих ей во взрослой жизни.

Вместе с тем, из-за определенных обстоятельств, возникающих на жизненном пути, этот "компас" часто сбивается, и у человека в голове на долгие годы воцаряется "магнитная буря", при которой он сам толком не знает, за что и за кого он. Усвоенная в детстве сигнальная система требует быть за одних, а его нынешнее служебное положение или сложившаяся в более взрослом возрасте идеологическая картина тянет в другую сторону.

В этом случае у людей часто возникает "политическая шизофрения" - например, они, будучи твердо убеждены в своей правизне и либерализме, могут спокойно поддерживать партии, проповедующие номенклатурный тоталитаризм в политике, социализм в экономике и беспардонный этатизм в отношениях между властью и индивидуумом. При этом они, повторяюсь, могут всерьез считать себя правыми или, скажем, "правоцентристами", и полагать оскорблением для собственной персоны, если их называют левыми, как они того и заслуживают по объективным идеологическим показателям.

Итак, генеральное противостояние в Израиле проходит между двумя глобальными группами населения, образно назовем их правыми и левыми. Принадлежность к этим лагерям определяется отнюдь не отношением к арабам, как принято считать, а гораздо более глубинными мировоззренческими характеристиками. Она многослойна - от упомянутой "интуитивной солидарности", впитываемой с детства, до разных социальных и психологических факторов (включая смутно оформленные стремления и страхи), влияющих на развитие этой идентификации на разных стадиях формирования личности.

В разные времена стороны раскола обозначаются по-разному, но суть противостояния остается неизменной. Сейчас руководящий "Лагерем государственников" Бени Ганц поделил политиков и народ на "государственников" и всех остальных, то есть "вольных индивидуумов". Создавая перед выборами новый политический блок, он употребил термин "мамлахти". То есть не просто "государственный" в узком значении, а в широком смысле - "государственно мыслящий".

Что же такое левые, они же "государственники", и правые, то есть "не государственники" в классификации Бени Ганца? Начнем издалека.

У существительного "мамлахтиют", помимо очевидных переводов, есть и специфически-историческое значение. Так называлась концепция первого израильского премьер-министра, плоньского социал-демократа Давида Грина, который в 1910 году, устроившись работать в газету "Ахдут" ("Единство"), взял себе журналистский псевдоним Бен-Гурион.

Со временем он стал влиятельнейшим идеологом в стране, олицетворявшим социалистические структуры, которые подпитывались общемировой "революционной сознательностью", царившим тогда среди молодежи духом коллективизма и борьбы с "буржуями-капиталистами".

Концепция "мамлахтиюта", выдвинутая Бен-Гурионом, подразумевала смещение центра тяжести в решениях, определяющих характер страны и управления ею, от партийных органов власти к государственным. То есть была, по сути, смесью социализма и радикального этатизма, нивелирующего демократический характер власти - с явной ориентацией на СССР и другие тоталитарные режимы.

Сейчас, из наших времен, невозможно судить Давида Грина и вообще ту эпоху. Возможно, в те годы сионистам, чтобы выстоять, сформировать государствообразующие структуры, а затем и государство, действительно необходима была не демократия, а сильная "властная рука".

А возможно, и нет - еще до создания государства здесь уже велась жесткая борьба за власть между "государственниками" в лице социалистов и "либералами-индивидуалистами" в лице ревизионистов. Она выливалась в жестокие конфликты на местности, в политические перебранки по поводу преимущественного финансирования кибуцев относительно частного бизнеса и многое другое, что впоследствии было свойственно нашей стране на всем протяжении ее истории.

Так, ревизионисты были крайне недовольны "политикой самообладания", введенной в "Хагане" в конце 20-х годов. Согласно этой политике, еврейская вооруженная организация, предтеча ЦАХАЛа, переставала рассматривать арабское население как враждебное в целом и проводить "операции возмездия", в том числе и после еврейских погромов, а сосредотачивалась исключительно на конкретных террористах, осуществлявших акции против ишува, и на сотрудничестве с британцами. Ничего не напоминает?

В итоге от иерусалимского отделения "Хаганы" откололась часть бойцов, выделившаяся в организацию "Иргун цваи леуми", он же "Эцель". Впоследствии ревизионисты основали собственную больничную кассу ("Леумит"), собственный "Национальный профсоюз", собственный "национальный еврейский фонд" - "Тель-хай", конкурировавший с "Керен-кайеметом".

Вместе с тем, общие настроения еврейского ишува в Палестине, проникнутого духом коллективизма и интернационализма (жаль только, арабы его не разделяли), были не в пользу ревизионистов. Социалисты с их народной поддержкой доминировали, бойцы "Хаганы" устраивали облавы на бойцов "Иргуна", проводивших самостоятельные оборонные акции, пытали их и сдавали британским властям.

В начале 30-х годов, на 25-м сионистском конгрессе, социалисты заблокировали резолюцию ревизионистов о создании еврейского государства как конечной цели сионизма. В ответ ревизионисты организовали петицию к правительствам самых влиятельных стран мира с призывом создать еврейское государство в Палестине.

Это крайне прогневало социалистов, правивших в сионистском конгрессе, и с 1932 года "Еврейское агентство", распределявшее визы для евреев в Палестину (по небольшим утвержденным британцами квотам) перестало выдавать разрешения на репатриацию членам сионистского движения "Бейтар". Тогда сторонники ревизионизма стали пробираться в Палестину нелегальными и полулегальными путями.

Когда в Италии появился режим Муссолини, ревизионистам он поначалу понравился - итальянский фашизм был близок им "национальным" подходом к построению государства. Однако, когда Бенито стал скатываться в тоталитаризм, израильские ревизионисты резко отмежевались от этой идеологии.

"Я - полная противоположность фашисту, я ненавижу полицейское государство", - писал тогда Владимир Жаботинский. Он же, как заядлый демократ и либерал, не одобрял этатизм, к которому в конечном итоге свелся национализм в Европе: "Как и абсолютному большинству моих товарищей, мне свойственна слепая ненависть к идее "государство - это все". И равно чужды нам и коммунизм, и фашизм".

Против немецкого фашизма ревизионисты выступили сразу и резко, распознав его суть прежде, чем это сделали социалисты, которых поначалу ввела в заблуждение идеология "Национал-социалистической рабочей партии", возглавляемой Гитлером. Это не помешало Бен-Гуриону, крайне раздраженному "самодеятельностью" ревизионистов, впоследствии называть Жаботинского "Зеэвом Гитлером" и проводить мощную пропагандистскую кампанию по приравниванию политических конкурентов к немецким нацистам.

Собственно говоря, социалисты считали, что никакой политической конкуренции у них быть вообще не может, и в соответствии с доктриной Бен-Гуриона о "мамлахтиюте" выстраивали государственные структуры до и после 1948 года.

В конечном итоге Израиль был создан отнюдь не стараниями социалистов, которые, будь на то их воля, продолжали бы "относительно мирно сосуществовать" с арабами под властью британцев, отрицая еврейский национализм (но исповедуя при этом сионизм как форму жизни евреев в Палестине). Британцы были потеснены именно бескомпромиссной борьбой ревизионистов, которые дрались с ними отчаянно, как с оккупантами, показывая, что готовы идти до конца. Кроме британских репрессий, "Иргуну" приходилось противостоять и коллаборационизму "Хаганы".

Но при создании государства международные структуры предпочли иметь дело не с неуживчивыми еврейскими националистами, а с "уступчивым" Бен-Гурионом, даже притом, что тот был явным проводником советской политики. Тогда, после войны, антисоветские настроения в мире несколько ослабли, и эта идеологическая сторона волновала Запад намного меньше, чем упорство ревизионистов в создании Израиля "от моря до речки", и, возможно, и "за речкой", то есть по ту сторону Иордана, как и планировалось изначально.

Бен-Гурион был гораздо более податлив и выражал готовность создать "маленькое еврейское государство" лишь на одном куске "западноиорданской" части Палестины.

"Еврейское государство в одной части - это не конец, а начало… Обладание территорией важно не только как таковое. Благодаря ей мы увеличим нашу силу, а любое увеличение нашей силы облегчает взятие под контроль страны целиком. Создание государства будет служить очень мощным рычагом в нашем историческом усилии возвратить всю страну", - писал он в послании сыну в те годы.

В 1947 году, чтобы перетянуть на свою сторону религиозные сионистские круги и одолеть упорных ревизионистов, Бен-Гурион пообещал представителям "Агудат-Исраэль", что в новом государстве будет соблюдаться святость субботы, полное отсутствие гражданских браков, автономное религиозное образование и освобождение от военного призыва для лиц, изучающих Тору.

Именно это обещание Бен-Гуриона, данное ультраортодоксам в пылу политической борьбы, сформировало отношения между религией и государством на десятилетия вперед и предопределило последующие "иудейские войны".

После создания государства борьба между "государственностью" и индивидуализмом продолжилась, но последний неизменно проигрывал. В населении, по преимуществу восточноевропейском ашкеназском, все еще был силен оставшийся с дореволюционной юности дух коллективизма и нелюбви к "буржуям".

В дополнение к этому, многие евреи из четвертой волны алии, пытавшиеся заниматься бизнесом в ишуве еще в 20-30 годах, покинули его из-за откровенно социалистического подхода властей, отдававших категорический приоритет "халуцианству" и "возделыванию земель еврейскими руками". Бен-Гурион прокомментировал поток отъезжающих так: "Буржуазия пришла и проиграла. Она проиграла потому, что хотела использовать в Палестине те же методы, которыми зарабатывали на жизнь евреи, жившие в диаспоре. Она не поняла, что Палестина совсем другая, чем Польша".

Поэтому еврейское население новой страны состояло по преимуществу из "рабоче-крестьянского класса", разделяющего идеологию "Мапая" и его лидера, даже если временами действия Бен-Гуриона и были для них не слишком приятны.

Следуя концепции "мамлахтиюта", Бен-Гурион выстраивал государство так, что оно стало целиком социалистическим - это гарантировало полное слияние исполнительной и законодательной власти не только на верхнем, политическом, уровне, но и по всей ее "вертикали".

Индивидуализм и "буржуазные воззрения" были не в почете в государственной системе, не говоря уже о политических ревизионистских пристрастиях. Таких людей никуда не продвигали, не брали в руководство, не ставили на влиятельные посты.

Менахем Бегин, сменивший на посту лидера ревизионистов скончавшегося в 1940 году Жаботинского и основавший партию "Херут" на базе "Иргуна", пытался сломить власть социалистической системы, но та оставалась незыблемой еще несколько десятилетий. В Кнессете первого созыва в 1949 году "Херут" получил лишь 14 мест. 46 мест досталось социалистическому "Мапаю", еще 19 - не менее социалистическому "Мапаму", 16 - "Объединенному религиозному фронту", который, благодаря обещаниям Бен-Гуриона, заседал в коалиции с социалистами.

Впоследствии, с развитием государства, сила либералов в парламенте росла, появилась и новая "Партия израильских либералов". На выборах в 1961 году обе партии ("Херут" и "Либералы") набрали по 17 мест. В то же время присутствие социалистов резко уменьшилось.

И все же "Мапай", в который тогда входили Давид Бен-Гурион (уже простой депутат), Моше Даян, Голда Меир, Леви Эшколь, Абба Эвен, Моше Шарет, набрал 42 места.

К тому времени Израиль уже давно рассорился с СССР, заключил военный союз со США, Францией, Англией и ФРГ. Европа развивалась и процветала, но Израиль, изолированный от внешнего мира и переживавший перманентные экономические трудности, во многом жил прежними понятиями, включая принцип "в тесноте, да не в обиде" и "бедность не порок".

Однако к этому времени в страну "понаехали" сотни тысяч еврейских беженцев из арабских стран. Те (как и советские репатрианты в начале 90-х) инстинктивно стали голосовать за более убедительную идеологию, однако быстро поняли, что они, как говорил Остап Бендер, чужие на этом празднике жизни. В государственных и профсоюзных структурах, включая производственные мощности, все давно было поделено, "не своих" туда не брали, а если брали, особых карьерных перспектив не имелось.

Кроме того, восточные евреи были не слишком грамотны и образованны, стремились к занятию мелким бизнесом, а не "пролетарскому труду на благо страны" и пытались жить характерным для себя укладом, включая превалирование клановых и семейных ценностей над законодательством. Этого ашкеназская элита стерпеть не могла. Государственные органы стали бесцеремонно вмешиваться в жизнь сефардов, диктуя им неприемлемые для тех социальные нормы, частников гнобили и не давали им социальных прав.

Все это подтолкнуло сефардов в объятия к ревизионистам. Репутация социалистической идеологии стала подгнивать, но сама профсоюзно-государственная система была спаяна и крепка.

Образовалась в своем роде полуреволюционная ситуация - когда верхи изо всех сил стремились управлять по-старому, но низы не хотели по-старому жить.

В конечном итоге партия "Ликуд" под руководством Менахема Бегина, образованная слиянием "Херута" и "Израильских либералов", в 1977 году стала партией власти, получив 43 места в Кнессете, в то время как "Маарах" (осколки "Мапая" и "Мапама") набрал всего 32 места. Еще 15 мест получил блок "Даш" ("Шинуй"), формально антиклерикальный, но примкнувший к коалиции "Ликуда" и ультраортодоксов.

Уже тогда стали намечаться противоречия в семантике израильского либерализма. С одной стороны, классическими экономическими либералами (то есть сторонниками свободы) были ревизионисты, в отличие от тоталитаристов-социалистов, которые не признавали ни индивидуализма, ни частной собственности на средства производства.

С другой стороны, ревизионисты придерживались националистических взглядов, что считалось скорее консерватизмом, чем либерализмом. В моде был интернационализм - человеческая личность превыше национальных различий. Даже учитывая откровенно враждебное арабское окружение и недавние жестокие войны, израильская молодежь и благодушная ашкеназская элита очень любила разговоры о дружбе, мире и сосуществовании. Это благодушие усиливалось американским антивоенным "хипповым" влиянием, настойчиво распространявшимся по планете.

Экономические либералы ратовали за семейные ценности, в противоположность феминистскому и вольнолюбовному настрою социалистов. (Речи о признании нормой гомосексуализма в то время вообще не было - подобные связи считались извращением и были запрещены законом до 1988 года под страхом уголовного преследования.)

С приходом к власти "Ликуда" началось самое интересное. Та самая концепция "мамлахтиюта", которая прежде "дремала", поскольку "власть и партия" были перманентно слиты и спаяны нерушимой идеологией, расконсервировалась и пришла в движение.

Продолжение следует…