Самоироничный мем "жидобандеровец", применяющийся по отношению к украинским патриотам еврейского происхождения, некоторым представляется синонимом крайней политической неразборчивости и недальновидности.

Евгений Сатановский в следующих словах характеризует еврейские симпатии к украинскому национализму: "Если кто-то из евреев, живущих в настоящее время на Украине, прославленной своими еврейскими погромами, полагает, что поддержка нынешнего украинского национализма, направленного на данном историческом этапе против русских, означает индульгенцию для них как евреев, так он таки очень сильно ошибается. Поскольку если люди думают, что народ, давший миру Богдана Хмельницкого и Петлюру, Струка и Шухевича, Бандеру и Мельника, будет им за эти их старания благодарен, так они еще большие идиоты, чем выглядят на первый взгляд".

Недальновидно еврею навязываться украинцу в братья, ой как недальновидно!

В повести "Тарас Бульба" Гоголь в следующих словах описывает одну такую попытку:

"- Мы никогда еще, - продолжал длинный жид, - не снюхивались с неприятелями. А католиков мы и знать не хотим: пусть им черт приснится! Мы с запорожцами, как братья родные...

- Как? чтобы запорожцы были с вами братья? - произнес один из толпы. - Не дождетесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове! Всех потопить, поганцев!

Эти слова были сигналом. Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон; но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на воздухе".

До попытки немцев окончательно решить еврейский вопрос, по-видимому, именно украинцы были заняты им плотнее других народов (сто тысяч евреев были истреблены Богданом Хмельницким и еще такое же число погибло на Украинской земле в годы Гражданской войны).

Между тем экстремальность украинского антисемитизма невозможно понять в отрыве от того "славянского братского спора", в контексте которого он формировался в XVIII веке, когда евреи находились в одной политической упряжке с поляками.

Так Лев Поляков приводит слова еврейского хрониста тех времен: "Казаки… испытывали презрение и унижения со стороны польского народа и евреев… даже самые незначительные сыны Израиля, сами пребывающие в унижении, имели над ними власть".

Культура украинского антисемитизма произрастала на питательном бульоне антипольских настроений. Все те зверства, которыми сопровождалось истребление ста тысяч евреев с 1648 по 1658 годы, в еще больших масштабах коснулись поляков.

Тот же "Тарас Бульба" (события которого относятся к 1638 году) свидетельствует именно о таком соотношении. Действительно, приведенная выше сцена еврейского погрома теряется в повести среди аналогичных сцен резни поляков.

"Андрий невольно остановился при виде католического монаха, возбуждавшего такое ненавистное презрение в казаках, поступавших с ними бесчеловечней, чем с жидами".

"Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, — словом, крупною монетою отплачивали казаки прежние долги". "А Тарас гулял по всей Польше с своим полком, выжег восьмнадцать местечек, близ сорока костелов и уже доходил до Кракова. Много избил он всякой шляхты, разграбил богатейшие и лучшие замки. Не уважили казаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц: у самых алтарей не могли спастись они; зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежные руки подымались из огненного пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых бы подвигнулась самая сырая земля и степная трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие казаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя"

Отчасти эта ситуация повторилась и в ХХ веке.

В 30-х годах в Галиции были убиты тысячи украинских граждан, борющихся за свои национальные права. Со своей стороны украинские националисты в 1942-43 годах вырезали на Волыни не менее 50 000 поляков.

Степан Бандера, причастность которого к еврейским погромам не доказана, и который почти всю войну провел в Заксенхаузене, зарекомендовал себя в первую очередь как противник польских властей.

Между тем сегодня, я думаю, трудно найти поляка, который бы не являлся "ляхобандеровцем", который бы не поддерживал "нынешний украинский национализм, направленный на данном историческом этапе против русских".

Итак, исходно евреи находятся с украинцами в менее напряженных нежели поляки отношениях, что по-своему отражено в том же "Тарасе Бульбе".

С одной стороны, авторская оценка "жидов" ни в чем не расходится с "казацкой": "Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось, и осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выветрился весь край".

Но, с другой стороны, морщась и почти извиняясь, реалист Гоголь все же обнаруживает в Янкеле и бескорыстные порывы, и недюжинные таланты, а главное устанавливает между ним и Тарасом своеобразное "товарищество".

"Тарас вошел в светлицу. Жид молился, накрывшись своим довольно запачканным саваном, и оборотился, чтобы в последний раз плюнуть, по обычаю своей веры, как вдруг глаза его встретили стоявшего сзади Бульбу. Так и бросились жиду прежде всего в глаза две тысячи червонных, которые были обещаны за его голову; но он постыдился своей корысти и силился подавить в себе вечную мысль о золоте, которая, как червь, обвивает душу жида.

- Слушай, Янкель! - сказал Тарас жиду. - Я спас твою жизнь, - тебя бы разорвали, как собаку, запорожцы; теперь твоя очередь, теперь сделай мне услугу!

Лицо жида несколько поморщилось.

- Какую услугу? Если такая услуга, что можно сделать, то для чего не сделать?

- Не говори ничего. Вези меня в Варшаву. За мою голову дают две тысячи червонных. Знают же, они, дурни, цену ей! Я тебе пять тысяч дам. Вот тебе две тысячи сейчас, - Бульба высыпал из кожаного гамана две тысячи червонных, - а остальные - как ворочусь.

Жид тотчас схватил полотенце и накрыл им червонцы.

- Ай, славная монета! Ай, добрая монета! - говорил он, вертя один червонец в руках и пробуя на зубах.

- Я бы не просил тебя. Я бы сам, может быть, нашел дорогу в Варшаву; но меня могут как-нибудь узнать и захватить проклятые ляхи, ибо я не горазд на выдумки. А вы, жиды, на то уже и созданы. Вы хоть черта проведете; вы знаете все штуки; вот для чего я пришел к тебе!"

Это жидобандеровское братство, конечно, решительно отличается от другого - "великоросского", которое Тарас превозносит в следующих словах: "Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество… Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать; но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя! но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! также Божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет! умные люди, да не те; такие же люди, да не те! нет, братцы; так любить, как русская душа, любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а!.. — сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: — Нет, так любить никто не может!"

Я не берусь судить мог ли так изъясняться "исторический" Тарас Бульба, но сам Гоголь, происходивший из старинного малороссийкого рода, сделал именно такой великоросский выбор, т.е. эстетизировал инфантильно-имперское чувство превосходства табельной нации, представив это чувство "всечеловеческим".

Многие украинцы, как кстати и евреи, последовали тем же путем, вложив душу в "Проект Россия".

Но украинскому народу давно опостылело это русское "товарищество". Современный коллективный Тарас Бульба обнаружил, что никто не досаждает ему в такой мере, как любвеобильный "русский суперэтонос". Неудивительно, что его отношения с коллективным Янкелем на этом фоне как-то налаживаются.

Крайние националисты (собственно "бандеровцы") не представлены в Раде по причине своей малочисленности. Нынешний всенародно избранный президент Украины - Владимир Зеленский - этнический еврей, а тот украинец, который, вполне возможно, когда-нибудь сменит его на этом посту, - Алексей Арестович, - сказал израильтянам: "Вы лучшие люди на земле" (обсуждая с Фейгиным 199-ый день войны).

Сегодня, когда "лях" сделался первым другом "хохла", "жид" также может без излишних опасений посочувствовать украинской самостийности.

А это сочувствие тем более оправданно, что война, ведущаяся Украиной, сопровождается сломом вечно модной в Европе парадигмы "умиротворения агрессора". Напомню, что на протяжении всей истории мировое сообщество ни разу не позволило Израилю разгромить своих врагов. Первый же перелом в войне в пользу Израиля всегда сопровождался со стороны Запада категорическим требованием "прекращения огня".

Многие западные политики тщетно пытались добиться этого также и от Украины, но в значительной мере ретировались. Киев категорически отказался садиться за стол переговоров с Москвой для подписания очередного "Минска". А это (с Божьей помощью) может придать силы также и Иерусалиму когда-нибудь отказаться от очередного "Осло" (вместо того, чтобы продолжать от него пугливо увиливать).

Кремль осудил украинцев на уничтожение за их отказ оставаться интегральной составляющей "русского суперэтноса", отмеченного, согласно определению Достоевского, "принятием в себя общечеловеческого начала", "назначенного судьбою для общечеловеческого мирового соединения".

Но по извечной иронии Истории ("Сидящий в небесах усмехается"), не универсалы-великороссы, а именно "узконационалы"-малороссы оказались сегодня в центре решения общемировых задач. Ведь громящая "Евразию" Украина неизбежно бросает вызов также и "Еврабии", в которую уже давно превращается Запад (тот, кто смотрел сериал "Слуга народа", не мог не обратить внимание на то, что не Россия, а именно Запад оказался в центре язвительной "жидобандеровской" насмешки).

В значительной мере именно страхом перед этим вызовом объясняется изначальное нежелание Парижа, Берлина и Рима оказывать Киеву решающую поддержку.

Украина едва ли способна справиться с еврабийской угрозой одна, однако вокруг нее уже сегодня начинает консолидироваться все живое.

Но это и значит, что именно Киев предназначен "для общечеловеческого мирового соединения", или, прибегая к нарративу Арестовича, что Русь - это Украина. Украина, а не Московия, перед которой отныне открываются два пути, либо навсегда остаться Золотой Ордой, либо превратиться в лояльное престольному Киеву княжество.

В завершение хочу заметить, что эпическая повесть "Тарас Бульба" в последнем счете сводится к… прекрасной хасидской притче!

Трудно сказать, заметил ли сам Гоголь, что он выступил в этом жанре, но это ровно то, что у него действительно хорошо получилось. На конкурсе хасидских притч "Тарас Бульба" вполне бы мог оказался среди финалистов.

"Остап выносил терзания и пытки, как исполин. Ни крика, ни стону не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему на руках и ногах кости, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленными зрителями, когда панянки отворотили глаза свои, - ничто, похожее на стон, не вырвалось из уст его, не дрогнулось лицо его. Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, и одобрительно только говорил: "Добре, сынку, добре!"

Но когда подвели его к последним смертным мукам, казалось, как будто стала поддаваться его сила. И повел он очами вокруг себя: Боже! все неведомые, все чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти. Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в белые груди; хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и выкликнул в душевной немощи:

— Батько! где ты? слышишь ли ты все это?

— Слышу! — раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно время вздрогнул".