Недавний отчет международной правозащитной организации Amnesty International о многочисленных нарушениях правил ведения войны на территории Украины произвел большой переполох. Круги на воде все еще расходятся - то там, то тут находятся сотрудники AI (теперь уже, как правило, бывшие), которые смысл отчета отказываются понимать. Звучат и противоположные голоса, подчеркивающие незаурядную смелость авторов доклада-расследования, не побоявшихся сказать нелицеприятную правду об этой войне, независимо от того, кому и чему бы эта правда ни послужила. А объективная правда, вытекающая из перепроверенных свидетельских показаний, заключается в том, что в этой бойне обе стороны допускают серьезнейшие нарушения международно признанных правил ведения войны. Иными словами, если следовать этой логике, отнюдь не только российская сторона заслуживает международного порицания и судебного осуждения за военные преступления, но и украинская. Причем обе стороны, как свидетельствует экспертиза AI, допускают примерно одни и те же нарушения: используют гражданское население для прикрытия военных операций, позволяют себе противоправные действия в отношении пленных, применяют неконвенциональные вооружения и так далее.

Кремлевская пропаганда усматривает в появлении отчета AI бесспорное доказательство решительных перемен в настроениях западной общественности. Общественность эта, знаете ли, начинает медленно, но верно осознавать неоднозначность кровавого конфликта, лживость его черно-белого толкования в "русофобском духе". Вместе с общественностью и политические элиты Запада якобы начинают понимать, что киевский режим имеет преступный и антинародный характер, а отсюда уже только один шаг до одобрения мер российской власти по его силовому устранению и замещению истинно демократическим строем вроде российского.

На недружественную критику руководство AI ответило каким-то маловразумительным самооправданием: бойцам правозащиты, конечно жаль, что правда оказалась такой горькой, но правда бывает только одна и она превыше всего. Как и справедливость, она по определению слепа и выносит приговоры, невзирая на лица. Тот, кто такого подхода не разделяет и апеллирует к некой этической оценке фактов, оправдывает по существу ложь во спасение и отрицает безусловное действие единого закона, высшая справедливость которого заключена как раз в его равносторонней строгости. Преувеличивая совсем немного, можно сказать, что в своем отчете AI бичует то обстоятельство, что в войне обычно погибают живые люди, и настаивает на своем праве проследить за тем, чтобы убивали их неукоснительно в соответствии с правилами военного бонтона. Никакой отсебятины и самодеятельности!

Вообще-то загвоздка здесь не столько в том, что в отчете не упоминается о преступлениях российской стороны, совершенных на чужой территории по отношению к населению, которое совсем не обязано в чем-либо отчитываться или оправдываться перед захватчиками. Упоминания есть, и их достаточно. Свое руководство украинцы выбрали добровольно, с соблюдением всех демократических норм и под международным контролем, в отличие от выборов российских, в которых давно утерян даже словарный смысл этого понятия. Только украинским избирателям решать, плохо или хорошо их легитимное руководство, является оно нацистским или таким же замечательно антифашистским, как московское. Пока режим не покушается на чужие земли, не принуждает к миру соседей, не угнетает собственный народ до той меры, за которой допустимо вооруженное сопротивление, любые разговорчики о его силовом устранении - не более чем пропагандистский соус к вторжению и отторжению чужих территорий.

Потому-то и остается такое дурное послевкусие от попыток бюрократических гуманистов мерить одной меркой действия насильника и его жертвы, с точки зрения соблюдения какими-то чинушами установленных равных правил борьбы. Тому, кто не чувствует разницы между попыткой свести к нулю чье-то национальное существование и обязанностью жертвы отстоять свое право на бытие любой ценой, даже ценой собственной жизни, и уж тем более ценой жизни насильника, - тому негоже вообще пускаться в рассуждения о равнодействующих правилах игры. Не ему писать такие законы, не ему следить за их соблюдением.

Есть грубая, но зато зримая аналогия. Некий умозрительный мальчик, 17-летний участник восстания Варшавского гетто - назовем его Давидом Ш. - многократно совершил военные преступления. Из окна жилого дома из своего допотопного револьвера он вел стрельбу на поражение по наступающим немцам, имевшим задание утопить восстание в крови. Давид, разумеется, знал, что к задней стене квартиры за его спиной жмутся детишки, и он их единственная жалкая защита, их шанс на спасение. И он же должен был понимать, что своим безнадежным сопротивлением подвергает их жизнь последней опасности, по существу обрекает на смерть. Такой выбор, по названию фильма, именуют обычно "выбором Софи", и только Всевышний может решать подобные задачки, но уж никак не чиновники некоммерческой организации. Мало того, в своей бесчувственности Давид совершил и другое тягчайшее преступление, застрелил практически в упор ефрейтора - назовем его Вальтером О. - в момент, когда тот уже поднял руки вверх, осознав свое положение как безнадежное, ведь ствол револьвера был направлен ему в грудь. Ефрейтор интуитивно сделал международно признанный жест - сдаюсь в плен! - после чего немедленно перешел в категорию военнопленных и мог рассчитывать на соответствующее обхождение. Но Давид застрелил Вальтера, кормильца большой семьи. Может, ему померещилось, что в правой поднятой руке военнопленного блеснул металл ручной гранаты, которой тот как раз собирался прекратить страдания копошившихся в углу малышей, а может, граната в руке Вальтера, теперь уже находившегося под охраной международных законов, действительно блеснула. Ясно одно: встав в окне жилого помещения, в котором находились дети, а не выйдя в одиночку на площадь перед зданием, Давид совершил целый ряд военных преступлений, за которые ему полагался бы суровый суд, если бы сам не погиб ровно через три минуты после совершения своего непростительного поступка.

"Военные преступления" Украины очевидны. Они заключаются уже хотя бы в том, что ее защитники вынуждены биться в тех условиях, в которые поставила их тотальная война, имеющая свойство всегда угрожать человеческим жизням. Постижение этой несложной истины, очевидно, недоступно чиновникам из AI. Во многих городах и селах Украины вообще осталось немного жилой застройки, неповрежденной ракетной бомбежкой и артиллерийским огнем. Как должно выглядеть вооруженное сопротивление, чтобы оно удовлетворяло требованиям щепетильных гуманистов? Защитникам следовало покинуть пригороды Киева, уйти в поля, чтобы облегчить огневую наводку противнику, не признающему законов человеческого общежития? Кого и как они спасли бы своей глупостью от верной смерти? Как задержали бы руку агрессора, чей девиз звучит так: "Или здесь будет Россия, или выжженная земля!"

В новейшей истории правозащитной организации AI это не первый случай бюрократического головотяпства. Организация создавалась в свое время для наблюдения за тем, как соблюдаются права заключенных в разных государствах. Естественно, первоочередным предметом внимания были политзэки, преследовавшиеся за свои убеждения и политическую деятельность. Как-то так получилось, что со временем AI присвоила себе право решать, кто есть узник совести, а кто таковым не является. Полтора года назад правозащитники пришли к выводу, что Алексей Навальный, великомученик русского мира, не может быть причислен к лику политических заключенных. Никто не отрицал, что власть преследует его главным образом за взгляды, убеждения, то есть "по вопросам совести". Но взгляды тоже могут быть разные, бывают и весьма предосудительные.

Разобравшись со взглядами Навального, чиновники из AI сочли их неправильными, потенциально опасными, антиобщественными, в чем фактически согласились с московскими судьями. Правда, позднее AI уступила давлению общественного мнения, Навального признали "узником совести", но чиновников не наказали, сомнительную категоризацию заключенных не пересмотрели. Промашку объяснили чрезмерной преданностью правозащитным предписаниям - точно так же, как нынче объясняют свой ляпсус стремлением добиться того, чтобы любые войны велись в точном соответствии с разосланными циркулярами.

Эволюция Amnesty International любопытна как пример того, что часто происходит с добродетельными начинаниями, когда они теряют связь с моральным смыслом своих усилий. Всякое учрежденческое делопроизводство тяготеет к бюрократизации, которая постепенно пожирает первоначальный смысл и превращает его в свою противоположность. Вчерашний правозащитник, с которым произошла метаморфоза, превратившая его в чиновника-бюрократа, теряет способность понимать, почему ведение войны агрессором и его жертвой невозможно мерять одним метром. Те, кто так делают, легко впадают в социальный идиотизм. А социальных идиотов путинский режим, давно презирающий любые моральные препоны, любит и лелеет.