Узнав о том, что в Израиле проживает цыганская община, я, конечно, захотела о ней написать. Начала выяснять и оказалось, что цыгане обосновались в Израиле несколько сотен лет назад (никто точно не знает, когда), что насчитывается их более двух с половиной тысяч, и все они - мусульмане.

Встретив цыгана в Старом городе Иерусалима, а именно там проживает большая часть общины, вы вряд ли отличите его от остальных местных: женщины одеты в традиционные хиджабы, общаются между собой по-арабски, живут в основном на пособия.

Жизнь израильских цыган совершенно не похожа на те лубочно-рыночные картины, к которым мы привыкли. Ни гадалок в широких юбках, ни романсов, исполненных надрывными голосами, ни тем более дрессированных медведей здесь нет. Здесь нищета, наркотики, неграмотность и безнадега.

Мы договариваемся о встрече рядом со Львиными воротами, в самом сердце Старого города. Меня встречает мухтар Абед, старейшина цыганской общины. В отличие от многих других цыган, он человек образованный, закончил школу и даже колледж, а затем 35 лет, до самой пенсии, работал в Министерстве внутренних дел, где помогал местным жителям, не владеющим ивритом, заполнять бланки и получать документы.

Его отец и дед тоже были мухтарами, поэтому Абед принадлежит к элите цыганского общества. Мы заходим в каменный дом, поделенный на несколько частей. Этот дом, так же, как и должность, передается от отца к сыну на протяжении поколений.

- Нам очень повезло, что мы живем в этом святом месте. У меня хорошие отношения и с местными арабами, и с евреями. В мэрии меня уважают, - рассказывает Абед, показывая фотографии с градоначальниками разных лет.

Мы усаживаемся на низкий продавленный диванчик, жена Дина приносит крепкий цыганский кофе. Он странного желтого цвета и щедро сдобрен специями.

- Я человек уважаемый. У меня очень сложная должность. В восьмом году, когда я стал мухтаром, положение было ужасным. Люди в нашей общине необразованные, они не знают элементарных вещей, поэтому не могут устроиться на работу. Это порождает чувство безысходности, ощущение, что в будущем ничего хорошего не будет. Наши дети болтаются по улицам без дела, попрошайничают, употребляют наркотики, женятся в четырнадцать-пятнадцать лет. И я так усердно молился, что Бог послал мне ангела в виде сотрудницы из мэрии Иерусалима. Она увидела, в каком состоянии мы находимся, и решила помочь. Но, как всегда, не было денег.

- И как вам в итоге помогли?

- Прежде всего, детей отправили в школы. Не всех, конечно, но многих. Это уже было большим прорывом.

Образование, даже на примитивном уровне, считается в цыганской общине привилегией богатых. Мухтар Абед с гордостью демонстрирует аттестат старшей внучки, которая закончила школу. Среди арабской вязи я различаю цифру 100. "Отличница", - говорит он, торжествуя.

Большинство женщин не умеет ни читать, ни писать, проводя жизнь за обслуживанием семьи. Жене Абеда Дине 57 лет. Они поженились, когда обоим было по 18. У них восемь детей, четыре сына и четыре дочери, причем все дети закончили школу, а дочери даже получили высшее образование. Дина никогда не была за границей и лишь несколько раз выезжала за пределы Иерусалима.

- Как вы живете?

- Хорошо, - отвечает Дина. Ивритом она не владеет, как и почти все женщины-цыганки. Абед переводит нашу беседу.

- Вы умеете читать?

- Да, - отвечает за нее Абед, - она умеет читать и даже писать!

- У вас восемь детей. А сколько внуков?

Пока Дина считает, Абед отвечает:

- Семеро. У нас только один сын женат.

Потом вспоминает:

- Да, еще дочка тоже замужем. У нее трое.

- Вам никогда не хотелось выйти на работу, стать более самостоятельной?

- Хотелось, - отвечает она после некоторого колебания, бросая взгляд на мужа. - Но что уж поделаешь…

- А чем вы занимаетесь целый день?

- Работаю. Готовлю, стираю, убираю.

- А в свободное время?

- У нее нет свободного времени, - отвечает Абед. - Она все время работает.

За то время, что я провожу в доме Абеда, Дина успевает дважды вымыть пол и принести нам кофе, приготовить пирожки с чабрецом (которыми угостила и меня), накормить внуков и постирать белье.

- И вот, пока мы искали деньги на то, чтобы отправить детей в школу, Бог послал нам второго ангела, Нира Барката, - продолжает свой рассказ Абед. - Он узнал о нашем бедственном положении и назначил чиновницу, которая стала заниматься только нашими вопросами. Сначала нам удалось пристроить в школы пятьдесят детей. Постепенно наше положение стало улучшаться. Даже открыли центр цыганской музыки.

Цыгане, рассказывает Абед, пришли не из Индии, как принято считать, а с территории, на которой сегодня находится Саудовская Аравия. В результате гражданской войны одно из племен было вынуждено бежать. Так произошло рассеяние. Цыгане распространились по всему миру, но старались не смешиваться с остальными народами. Они пытались удержать свой язык, который называется "дом", и культуру, но из-за отсутствия письменности не смогли сохранить ни того, ни другого. Нынешнее поколение цыган не говорит по-цыгански, не знает традиций, не носит традиционную одежду. Последнее цыганское платье было продано в конце прошлого века.

- За последние годы наша ситуация улучшилась. Во-первых, девочки уже не выходят замуж в четырнадцать лет. В этом возрасте они учатся. Во-вторых, многие мужчины вышли на работу. Работают они на уборке, на тяжелой физической работе. Те, которые не любят работать, - объясняет мне Абед, - обращаются в Институт национального страхования и говорят: "У меня нет работы, что мне делать?" Ему дают пособие. А женщины получают пособие на детей. Каждая женщина рожает по восемь-девять детей. Это неплохие деньги. А что им еще делать? И положение цыган в Израиле еще очень хорошее по сравнению с другими странами. У меня есть родственники в Иордании и в Египте. Они там плачут: забери нас в Израиль!

- А вы их можете забрать?

- Нет, конечно. Кому они здесь нужны!

У подавляющего большинства цыган нет израильского гражданства, они не служат в армии, практически не ассоциируют себя с еврейским государством и редко покидают общину. Некоторые цыгане создают семьи с арабами и уезжают в Палестинскую автономию. Другие остаются в Израиле и получают израильское гражданство. Как, например, одна из дочерей Абеда, которая вышла замуж за израильского араба. А старший сын, наоборот, привез цыганскую девушку из Иордании. Ее отец и Абед - двоюродные братья, поэтому традиция заключать браки "со своими" не прервалась. Теперь у них семеро детей, они живут на нижнем этаже дома, принадлежащего Абеду. Невестка Амина предлагает мне крепкий свежезаваренный кофе, уже третий за время моего визита, а я задаю ей вопрос.

- Сколько вам лет?

- Тридцать шесть.

- Вы умеете гадать?

- Нет, - смеется она.

- Она неграмотная цыганка, и вы думаете, она умеет гадать? - говорит Абед. - Это все ерунда и обман. В Иордании, в Египте, даже в Газе цыганки до сих пор обманывают людей и делают вид, что умеют гадать по руке. Но не верьте им. Они врут.

- А танцевать вы умеете?

- Нет, это только в Европе. Мы в Иерусалиме живем скромно.

В Иерусалиме живут не только скромно, но и крайне тесно. В крохотной комнатке, поделенной на два этажа, ютятся девять человек. Дети спят наверху - на скомканных грязных простынях и одеялах. Внизу, на матрасе, ночуют родители. Крохотный закуток служит душевой. Кухня располагается возле стены, где стоит электрическая плитка и маленький холодильник. В полутьме я разглядываю какую-то фигуру.

- Это мой сын, отец семейства, - говорит Абед и поспешно уводит меня из квартиры. - Он ночью вернулся с работы, теперь отсыпается.

Женщины в цыганской общине редко работают. Во-первых, по причине неграмотности. Во-вторых, потому, что не видят в этом необходимости. Абед знакомит меня с соседками, пожилыми женщинами, получающими пособие по старости. Завидев меня, они тут же натягивают хиджабы. Они - родные сестры и, разумеется, родственницы мухтара. Живут в небольшой квартире в другой части дома, принадлежащего Абеду. Женщины рассказывают о своих болезнях, о тяжелом финансовом положении. Они никогда не были замужем и не ходили в школу. Всю жизнь сестры прожили здесь, в этой квартирке с каменными стенами и низкими потолками, украшенной дешевыми пластмассовыми цветами, красными коврами на стенах, картинами с цитатами из Корана и фотографиями чужих детей. Я прошу разрешения у одной из них зайти в спальню. За ширмой на полу расстелен тюфяк, свет не горит: "Денег нету", - сообщает она. Зато на самодельной полке выставлена коллекция лаков для ногтей.

- Вы любите красить ногти? - спрашиваю я, а в это время за окном начинает заунывную песню муэдзин.

- Это она все еще жениха ждет, - шутит Абед.

Так как цыганки категорически отказываются фотографироваться, приходится позировать самой.

Израильские цыгане живут в своем ограниченном, закрытом мире, практически не пересекаясь с миром внешним. Еще несколько лет назад они не имели представления о том, что такое муниципальные выборы. Однажды Абед собрал всех мужчин и сказал: "Надо идти голосовать за Нира Барката".

- Это была очень интересная история, - рассказывает Абед. - Я всем объяснил, что сегодня день выборов. Жду, пока все соберутся. Весь день прождал, только к восьми вечера стали приходить люди.

- А почему только к восьми?

- Они боялись.

- Кого?

- Соседей-арабов. Они называют нас "коллаборационистами" за сотрудничество с врагом.

Мухтар Абед - старейшина всего мусульманского квартала Старого города. В сущности, он выполняет функции посредника между местными жителями и израильскими властями. Помогает оформлять документы и пособия, получать разрешение на выезд и улаживать другие бюрократические вопросы, выступает в качестве мирового судьи.

- Например, однажды на празднике случилась драка. Один цыган ударил ножом другого. Семья пострадавшего, естественно, решила отомстить. Но я вмешался и сказал: "Нет, подождите. Давайте мирно решим этот вопрос". И вместе мы нашли решение.

Но случаются истории гораздо более страшные. Абед показывает мне фотографию миловидной девушки. Ее мать в 14 лет вышла замуж и уехала в Газу. Через несколько лет муж выгнал жену, ожидавшую ребенка. Женщина вернулась в Израиль, в Иерусалим. 15 лет они с дочерью прожили на улицах города, побираясь по помойкам и клянча милостыню. 15 лет в центре столицы, неподалеку от Старого города. Однажды девочка подошла к прохожей, чтобы попросить деньги. Ею оказалась Офра, экскурсовод и знакомая Абеда. Она рассказала ему о том, что неподалеку от Яффских ворот промышляют бездомные нищенки-цыганки. Мухтар с помощниками отправились на помощь. Выяснилось, что 15-летняя девочка никогда не жила в доме, не знакома с элементарными достижениями цивилизации. Прошло немало времени, пока удалось привести ее в более-менее приличный вид и отправить в школу.

- Мы очень гордимся ею. Она закончила школу и сейчас учится в университете.

- А почему на протяжении пятнадцати лет вы не обращали на них внимания?

- Я не знал о них. Вернее, я видел их на улицах, но не знал, что они цыганки.

- А вы помогаете только цыганам?

- Конечно, мы помогаем цыганам. У нас много проблем, с которыми приходится справляться.

Когда я уже собираюсь уходить, возвращается с работы старшая дочь Абеда, Зухра. Красивая женщина с модным макияжем, высветленными, под блондинку, волосами и красной помадой на губах. Одета она в облегающие джинсы и кофточку без рукавов. Она смотрит на меня с подозрением и поначалу отказывается разговаривать. Но потом немного оттаивает, приносит из кухни сладкую выпечку и очередную чашку кофе.

- На самом деле, ничего не изменилось, - говорит она. - У нас по-прежнему нет минимального образования, нет работы и нет денег. Посмотрите, как мы живем, в каких условиях. У нас большие семьи, а мы ютимся в крохотных квартирках.

В трех комнатах, кроме Абеда и Дины, живут их шестеро взрослых детей. 39-летняя Зухра никогда не была замужем и всю жизнь провела в этом доме. Она мечтает вырваться за пределы Старого города, найти работу в центре страны "у евреев, потому что они платят нормально". А еще она мечтает о своей квартире. Или хотя бы о комнате, которую не придется делить с сестрами.

- Вы - работающая женщина, что само по себе редкость для цыганского общества.

- Да. Я бухгалтер. Я сейчас хочу освоить новую сферу, открыть магазин, например. Потому что мне приходится содержать семью.

- Вы содержите семью?

- У нас так принято, - отвечает за нее Абед, - если женщина работает, то все деньги приносит в семью.

- А если мужчина работает?

- Если это не его семья, а родителей, то он оставляет деньги себе. Потому что ему деньги пригодятся для его будущей семьи.

- Они и этого не делают, - вздыхает Зухра. - Вы же знаете, как тяжело жить в Израиле. Какие зарплаты, какие расходы. Все очень дорого. Если бы нам немного подняли зарплаты, было бы легче. Зарплаты в арабском секторе совсем низкие, у евреев выше. Ну сравните, если евреи платят шесть тысяч, то арабы - две. Но есть еще одна проблема. Даже если вы работаете у евреев, то за одну и ту же работу евреям платят больше, чем арабам. Не говоря уже про цыган.

- Вы ощущаете дискриминацию?

- Да. Я чувствую, что наше положение в обществе очень низкое. Как только слышат арабский акцент, отношение сразу меняется. Они даже не догадываются, что я цыганка, все считают, что я арабка. Но для евреев этого вполне достаточно, чтобы считать меня третьим сортом.

- Нет, - снова вмешивается в разговор Абед, - я должен сказать, что израильтяне любят помогать. Они нам всегда помогают. Но в нашем районе случаются неприятные моменты.

Отношения с соседями-арабами оставляют желать лучшего. Мухтар Абед старается сохранять нейтралитет и даже проявляет симпатию к евреям, справедливо полагая, что если и можно ждать от кого-то помощи, то только от них. Арабские соседи не всегда с этим согласны, называя его "пособником сионистов". Однажды во время очередной кровавой драки сыну Абеда перерезали горло. Он чудом остался в живых, но с тех пор лечится от психологической травмы. Для арабов цыгане - низшая каста. А евреи вообще не догадываются об их существовании.

- Как вы видите свое будущее? - спрашиваю я Зухру.

- Я - современная женщина, которая живет в двадцать первом веке. Я не хочу жить в нищете, как другие цыгане. Я не хочу иметь восемь детей и тесниться в трех комнатах. Я не хочу, чтобы мои дети с юного возраста пристрастились к наркотикам. Я считаю, что нам очень не хватает любви и взаимопонимания. Нашим детям очень не хватает наставника, который бы направлял их в нужное русло и объяснял, что нужно делать, чтобы жить нормально, чтобы они не слонялись по улицам, не попрошайничали, а учились и становились полноценными членами общества. Но для этого нам нужна помощь. Пока ее недостаточно.