Нет ничего пронзительнее молчания
Рабби Менахем-Мендл из Коцка

Вредная привычка

На рубеже 40-х и 50-х годов прошлого века жизнь в молодой еврейской республике была связана со всеми мыслимыми проблемами, неизбежными для только что возникшего государства. Израиль находился во враждебном окружении, в условиях экономического и политического бойкота, имел социалистический уклад и без того нищей экономики, а также целый букет недостатков, присущих умеренной левой диктатуре.

Новые репатрианты, а точнее беженцы из стран с тоталитарным укладом и те, кому посчастливилось уцелеть в нацистских лагерях, были терпеливы. Они привыкли к произволу властей и бюрократов. Да и деваться им по большому счету было некуда. А те немногие, кто прибывал из стран Запада, как правило, были достаточно обеспечены, чтобы оградить себя от проблем. Они воспринимались чиновниками с определенным пиететом, к тому же всегда могли вернуться в страну исхода.

Репатриантам из сравнительно малочисленной общины Бней-Исраэль, или, как их еще называли, маратхским евреям, приехавшим из Бомбея, повезло меньше. Они были воспитаны в традициях либерализма британской культуры и практики ненасильственного протеста Махатмы Ганди. Для бюрократов молодой страны, преимущественно выходцев из Восточной Европы, по-марксистски высокомерных, они оказались абсолютно чужды и столкнулись с унижением, стерпеть которое не смогли. Их бунт против системы был практически неизбежен, и они восстали тем единственным способом, который знали.

Время освобождения - время испытаний

На протяжении веков жизнь сложившейся вокруг Бомбея еврейской общины Бней-Исраэль неспешно текла вдали от центров мирового еврейства. Однако по мере вовлечения в колониальный административный аппарат Британской империи, прежде всего в рамках армейской службы, маратхские евреи стали постепенно узнавать о жизни своих собратьев далеко за пределами страны. С середины XIX века, а особенно после открытия Суэцкого канала в 1869 году, многие стали посещать Святую землю, одновременно открывая для себя и сионистскую идею.

В 1897 году представителей Бней-Исраэль даже пригласили на Первый сионистский конгресс в Базеле. Однако община отклонила приглашение под предлогом, что Время Освобождения еще не настало, а потому следует подождать. При этом, в принципе поддерживая идею возвращения в Страну Израиля, община пожертвовала средства на ее развитие.

В годы Первой мировой войны офицеры из числа маратхских евреев участвовали в захвате Палестины, в том числе, сопровождая генерала Алленби, вошли в Иерусалим. Встречи с еврейскими первопроходцами, с общинами, живущими в стране на протяжении веков, да и сама война за освобождение Земли обетованной - все это пробудило во многих стремление быть сопричастными к возрождению еврейской жизни в Стране Израиля.

Уже в 1918 году, сразу после возвращения ветеранов военных действий домой, состоялся Первый индийский сионистский конгресс. А с 1931 года семьи маратхских евреев стали прибывать в подмандатную Палестину и селиться преимущественно в кибуцах.

Идея коллективного восхождения в Страну Израиля стала утверждаться в общине Бней-Исраэль, однако из-за Второй мировой войны практические шаги в этом направлении были отложены. При этом многие молодые представители общины сражались в составе британской армии с нацистами и их союзниками на всех фронтах - от Европы до Юго-Восточной Азии. Тогда же община Бней-Исраэль столкнулась и с еврейскими беженцами, спасшимися от преследований фашистов. Позже они и сами прочувствовали схожую угрозу у себя в стране, когда Субхас Чандра Бос - борец за независимость Индии, ставший нацистским коллаборационистом, - призвал отправить индийских евреев в газовые камеры.

В 1947 году Индия стала независимой, а ООН приняла решение о создании еврейского государства. Все это укрепило сионистский энтузиазм в общине Бней-Исраэль, вдохновило многих на репатриацию. Не последнюю роль сыграли и посланцы трех еврейских боевых организаций - ЭЦЕЛЬ, "Хагана" и ЛЕХИ, - прибывшие в Индию, чтобы привлечь в свои ряды молодых маратхских евреев, прежде всего тех, кто уже имел опыт службы в британской армии. Так, в течение 1948 года под видом польских спортсменов в Страну Израиля прибыли около 50 ветеранов Второй мировой войны. Позже они приняли участие в Войне за независимость. Более половины - 28 человек - погибли в боях.

Наконец, в 1949 году большая группа маратхских евреев, в основном молодых и неженатых, прибыла в Израиль. А год спустя за ними последовало множество семейных пар. Всего к 1951 году в молодую страну прибыли около 2 300 представителей Бней-Исраэль. Они присоединились к тем, кто совершил алию раньше. Новые репатрианты осели в основном в четырех кибуцах: Афиким в Иорданской долине, Гиват-Бренер возле Реховота в центральной части страны, Лави в окрестностях Тверии и Ягур неподалеку от Хайфы.

Казалось, теперь все будет хорошо. Но, как известно, "Страна Израиля приобретается в испытаниях" ("Брахот", 5:1). Не избежали этой участи и маратхские евреи. Проблемы начались почти сразу.

Жертвы коллективизации

Смуглые и несхожие с другими еврейскими типами маратхские евреи сразу же столкнулись с настороженным и предвзятым отношением. Ситуация усугублялась еще и тем, что никто не понимал, к какой из основных групп их следует отнести - ашкеназам, сефардам или йеменцам.

Поэтому, несмотря на то что многие индийские репатрианты имели академический и профессиональный опыт, они не сумели добиться признания своих навыков. Большинство горожан не обладали опытом сельскохозяйственной работы и не горели желанием зарабатывать себе на жизнь этим занятием.

С похожими проблемами, разумеется, сталкивались все репатрианты. Но если от сельхозработ отказывались выходцы из стран Запада, к этому относились с пониманием. Индийских же евреев обвиняли в лени, раздутом самомнении, нежелании считаться с потребностями молодой страны.

Но не это было самой большой проблемой. Выросшие в традициях британского либерализма, маратхские евреи были в шоке от требований, казавшихся совершенно естественными кибуцным марксистам. Например, дружно голосовать на выборах в Кнессет не по своему разумению, а за партию, одобренную кибуцным вече. По сравнению с этим даже свинина в кибуцных столовых была не столь ужасна. Особенно на фоне немыслимого с их точки зрения принуждения детей спать не в родительском доме, а в общих детских палатах.

Вероятно, для создателей кибуцев, проникнутых марксистскими идеями и по своей воле выбравших подобный образ жизни, все это не казалось таким уж отвратительным. Но привыкшие к совершенно иному образу жизни, не стремившиеся отказаться от еврейских традиций и либерального британского воспитания ради создания "нового еврея" маратхские евреи испытывали колоссальные сложности с ассимиляцией в кибуцном быту.

Все это, разумеется, приводило к жестоким конфликтам. И отнюдь не всегда словесным. В конце концов репатрианты из Бней-Исраэль потребовали позволить им создать свой собственный кибуц или разрешить поселиться в другом месте. Однако попытки переселить маратхских евреев в поселок Офер у подножья Кармельского кряжа к югу от Хайфы или в поселок Ходая, построенный на руинах арабской деревни Джулис к востоку от Ашкелона, успехом не увенчались.

В итоге не прижившиеся в сельской местности индийские репатрианты были отправлены в палаточный лагерь в Беер-Шеве. Там, в палатках, они, привыкшие к жаркому индийскому климату, пережили особенно холодную зиму 1950 года, когда снег засыпал густым слоем каменистые просторы окрестной пустыни.

Холод, однако, оказался не самым тяжелым испытанием. Куда хуже было безнаказанное самодурство часто сменявшихся чиновников, управлявших лагерем со всей возможной бездарностью, но при этом неизменно презиравших "дикарей", которые, к слову, часто были куда образованнее и интеллигентнее своих руководителей.

Впрочем, маратхским евреям приходилось регулярно сталкиваться с презрением и отторжением не только со стороны чиновников, но и всего остального общества. В поликлиниках их откровенно игнорировали, детей часто не принимали в государственные школы.

Крошечная община пережила несколько просто вопиющих ситуаций.

Так, женщине, чей муж работал вдали от дома на прокладке трассы вдоль Мертвого моря, обратившейся в поликлинику из-за сильного жара ребенка, отказали в помощи, потому что в ее удостоверении члена профсоюза не хватало марки об уплате профсоюзных взносов. В итоге ребенок умер.

В другой раз рабочие, получившие на стройке травмы, оказались в больнице без своих профсоюзных билетов. Их оставили истекать кровью в больничном коридоре. Неизвестно, чем все закончилось бы, если бы возмущенная американская туристка не устроила разнос администрации больницы.

Еще одна женщина на протяжении трех месяцев жаловалась на сильные послеродовые боли. Однако врач кибуца Гиват-Бренер заявил взволнованному мужу, что это от обычной лени индусов. Когда женщина скончалась, ее мужа обвинили в том, что он вовремя не доставил жену в больницу. Молодые люди прилетели в Израиль в 1949 году счастливые и полные сионистской мотивации. Потеряв супругу, безутешный муж оставил страну.

"Ублюдки не имеют права жаловаться"

Отсутствие сочувствия и защиты со стороны властей усугубляло ситуацию и вело к нарастающему разочарованию. И вот наконец группа лидеров общины решила бороться - так, как подсказывал им опыт прежней жизни. В письме к руководству "Сохнута" и израильского правительства они потребовали обеспечить общине маратхских евреев равные права. Но чиновникам, увлеченным построением "образцового социализма" и воспитанием "нового человека", было недосуг разбираться с бедами "каких-то дикарей". Не получив должного ответа, лидеры протеста призвали Бней-Исраэль начать всеобщую забастовку.

В ноябре 1951 года первые 30 семей маратхских евреев съехались в Тель-Авив и расселись перед главным зданием Еврейского агентства. Вскоре к ним присоединились другие представители общины. Удивленные этим непривычным ненасильственным протестом власти отправили к забастовщикам министра труда Голду Меир, свободно владеющую родным для индусов английским. Один из участников этой встречи вспоминал, что нетерпеливая социалистка, устав выслушивать жалобы людей, прервала их возгласом: "Ублюдки не имеют права жаловаться" - и покинула зал.

Let my people go!

Потрясенные участники встречи, наконец осознав ментальную пропасть между собственным либерализмом и социалистическим мировоззрением властей, решили кардинально сменить подход. Они оставили бессмысленные призывы к равноправию и просто потребовали вернуть их в Индию.

Протестующие обратились за помощью к международной прессе, оставшимся в Индии родственникам и даже к главе индийского правительства Джавахарлалу Неру. От израильского правительства, которое доставило их в страну, теперь они требовали лишь одного - вернуть их обратно.

Продолжая традицию ненасильственного протеста движения за независимость Индии, в котором многие из них успели принять участие до репатриации, люди семьями расположились перед зданием "Сохнута", соорудили навесы из одеял, полученных в свое время от сохнутовских щедрот, развесили транспаранты и объявили голодовку.

Симпатизировавший общине чиновник "Сохнута" др. Амнуэль Ульсбенгер так описывал этот протест: "Репатрианты со всеми своими детьми и скарбом прибыли в Тель-Авив на грузовиках и расположились вдоль стен здания по улице Нахалат Беньямин. Часть одеял они постелили прямо на тротуар, часть растянули как навесы у себя над головой, разложив вокруг свои чемоданы и прочие вещи, после чего сообщили чиновникам отдела репатриации, что не уйдут, пока их не отправят в Индию".

Лучше других знакомый с традициями индийского протеста, Ульсбенгер предупредил власти, что некоторые представители общины вполне способны уморить себя голодом, а если это случится и с детьми, то в мире поднимется очень серьезный шум.

Обращение по поводу бедственного положения индийских репатриантов направил к Бен-Гуриону и Джавахарлал Неру. Примчался в Израиль бывший мэр Бомбея, один из наиболее влиятельных представителей общины маратхских евреев в Индии др. Элияу Мозес Раджпуркар, пытаясь понять, что вынудило его собратьев пойти на столь отчаянный шаг.

В декабре 1951 года нонконформистский журнал "Этот мир" ("Ха-олям ха-зе") опубликовал интервью с лидером забастовщиков Айзеком Дивкаром (Ицхаком Йосефом), в котором тот разъяснял причины и характер протеста:

"Мы не сторонники той или иной партии и не хотим ими быть. В Индии мы слыхом не слыхивали ни о МАПАЕ, ни о МАПАМЕ, ни об "Общих сионистах", ни о "Херуте". Однако после того, как несколько наших молодых безработных ребят были привлечены к расклейке плакатов "Общих сионистов", они столкнулись с отказом чиновников при устройстве на работу. Их назвали "капиталистами" и намекнули, что им явно не нужна работа… Но мы никогда не злимся. Мы ученики Ганди. И нет такой силы, которая заставила бы нас поднять руку на кого бы то ни было. В то же время мы больше не в силах сносить подобное отношение к себе, подобное унижение и притеснение…" ("Ицхак Йосеф: почему мы хотим уйти", "Этот мир", 14 кислева, 5712 года, 13.12.1951, стр. 4).

Остальная лояльная властям пресса отнеслась к протестующим без понимания и даже, напротив, обвинила их в неблагодарности и "предательстве сионистских идеалов, ради которых следовало бы пожертвовать всем", она откровенно насмехалась над бедами людей.

Наконец власти послали др. Ульсбенгера на переговоры с лидерами протеста и уполномочили предложить руководителям личные блага в обмен на прекращение забастовки. Главе протестующих предложили роскошную квартиру в элитном иерусалимском квартале Рехавия. Потрясенные этим обескураживающим цинизмом, лидеры протеста отвергли предложенные взятки: "Мы не сможем так предать наших братьев и сестер, - ответили они, - спасибо, но нет, еще раз спасибо…"

Туда-обратно

Трагедия случилась в марте 1952 года. Один из малышей, находившихся в лагере протеста, побежал в направлении дороги, его старшая семилетняя сестра бросилась за ним и была сбита насмерть автомобилем. Испуганные власти приняли решение выслать бунтарей. Уже на следующий день первый самолет со 115 экспатриантами вылетел в Индию. Всего было отправлено 575 человек, включая уже рожденных в Израиле малышей.

Возвращение, однако, не стало для людей радостным. Многие в общине, не зная подробностей, посчитали их предателями, опозорившими доброе имя маратхских евреев, их рабочие места были уже заняты. В Израиле их называли лентяями и капиталистами, на родине - бунтарями и коммунистами. В результате, несмотря на образование и опыт, многим опять пришлось зарабатывать себе на жизнь тяжелым физическим трудом.

Мстительный Бен-Гурион распорядился не оплачивать обратный переезд в Израиль тем, кто, не найдя себя в Индии, решил вновь поискать счастья на родине предков. Лишь после его ухода в отставку прибывший с неофициальным визитом в Индию новый премьер Моше Шарет встретился с лидером протеста Айзеком Дивкаром, обсудил с ним возможность возвращения тех, кто оставил Израиль, и алию других представителей общины.

В 1953 году начался возврат в Израиль, причем многие действительно возвращались уже вместе со своими родственниками, прежде не бывавшими в Израиле. К концу 50-х практически вся община окончательно переселилась.

Правда, потом маратхским евреям пришлось еще раз побороться за свои права, доказывая тем, кто, вопреки решению Главного раввината Израиля, усомнился в еврействе общины. Споры и протесты продолжались до середины 60-х годов. На этот раз маратхские евреи, ставшие уже в большей мере израильтянами, нежели приверженцами индо-британской культуры, вели разговор на куда более высоких тонах. Так или иначе, протест увенчался успехом: в 1964 году премьер-министр Израиля Леви Эшколь постановил, что "Израиль признает членов общины Бней-Исраэль полноправными евреями, без всяких ограничений и различий, в том числе и в отношении бракосочетания". Так наконец закончилась история изгнания и этой небольшой общины.