США и Иран на днях подтвердили, что начали переговоры о возобновлении "ядерной сделки" 2015 года. Нынешний президент США Джо Байден не раз обещал вернуться к этому соглашению, однако сперва ему необходимо отменить действующие антииранские санкции, введенные его предшественником Дональдом Трампом. Президент Ирана Хасан Роухани уже назвал готовность Вашингтона к любым переговорам "победой иранского народа". Как быстро ядерная сделка может быть восстановлена и как это событие повлияет на весь Большой Ближний Восток?

Пока Вашингтон и Тегеран выдвигают, как и ранее, взаимоисключающие требования. США готовы пойти на возобновление "ядерной сделки" лишь при условии, что сначала Иран откажется от всех своих разработок в области создания ядерного оружия. В свою очередь, Тегеран хочет, чтобы Соединенные Штаты сперва сняли все санкции, и лишь потом готов говорить о возврате к соглашению. При этом МИД Ирана заявил, что Тегеран откажется от переговоров, если увидит, что представители США тянут время. Хотя пока подобного не происходит - скорее Вашингтон посылает в Тегеран позитивные сигналы.

Возобновлением соглашения на "непрямых переговорах" в Вене сейчас занимаются две комиссии - по снятию санкций с Тегерана и по ядерным вопросам. Представители США и Ирана не общаются напрямую. Все контакты ведутся через посредников - других участников "ядерной сделки" (Великобритания, Германия, Китай, Россия и Франция). И США, и Иран назвали диалог конструктивным, но предупредили, что в ближайшее время никаких прорывных договоренностей ждать не стоит.

"Ядерная сделка" (или, официально, Совместный всеобъемлющий план действий, СВПД) между Тегераном и группой государств, известных как "5+1", была подписана в 2015 году. Группа эта состоит из США, России, КНР, Великобритании, Франции - пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН, а также Германии. Соглашение предусматривает ограничение ядерной программы Ирана и временные ограничения на продажу и закупку им вооружений взамен на масштабное снятие с Тегерана международных санкций. В 2018 году тогдашний президент США Дональд Трамп вышел из сделки и возобновил односторонние санкции. Это вызвало критику со стороны остальных участников соглашения. Тегеран в ответ объявил о поэтапном сокращении своих обязательств и вновь приступил к ядерным разработкам.

В последние годы Иран продолжал внешнеполитическую экспансию, ища опасных союзников по всему миру, включая Африку и Латинскую Америку, вошел в жесткое противостояние с Саудовской Аравией и ее союзниками (фактически они ведут друг с другом прокси-войну на территории Йемена), угрожал США - одновременно надеясь на возврат к переговорам с Западом. В прошлом феврале разведслужбы США заявили, что Иран был одним из государств, вмешавшихся в американские президентские выборы в 2020 году - с целью подорвать поддержку, которую получал Дональд Трамп со стороны почти половины избирателей. Дополнительно американо-иранские отношения обострились уже при новой администрации Джо Байдена - после того как ВВС США нанесли в Сирии удар по позициям проиранских формирований в ответ на февральские обстрелы военной американской базы в Ираке.

В начале 2021 года стало известно, что Тегеран начал разработку модернизированного уранового топлива, якобы для своего исследовательского реактора в Араке, но теоретически пригодного и для создания ядерного оружия. Так называемые "холодные испытания" этого реактора намечены на ближайшее время. Подобная деятельность прямо противоречит "ядерной сделке", которая запрещает иранцам научно-исследовательские работы с плутонием и в сфере урановой металлургии. В те же дни власти Ирана заявили, что на их подземном ядерном объекте в Фордо было возобновлено обогащение урана до 20 процентов. Это в пять раз превышает показатель, установленный сделкой.

О дальнейшем возможном развитии ситуации и планах Тегерана в интервью Радио Свобода рассуждает политолог-востоковед, иранист Николай Кожанов:

- Кто сегодня больше заинтересован, возможно, по своим внутренним причинам, в скорейшем возврате к "ядерной сделке" - Вашингтон или Тегеран?

- У всех вовлеченных в этот процесс сторон имеются свои существенные внутренние мотивы, чтобы запустить переговорный процесс. В принципе, вопрос, быть ли новым переговорам, решен положительно обеими сторонами. Но, конечно, Тегеран более заинтересован в них - наложенные на него санкции оказывают существенный негативный эффект на развитие иранской экономики. Социально-экономическая ситуация в стране еще очень ухудшилась из-за пандемии. К борьбе с новым коронавирусом Иран, мягко говоря, не был сильно готов.

- Джо Байден на днях поручил Пентагону начать частичный вывод американских войск из всего региона Персидского залива, в том числе из Саудовской Аравии. Хотя официально Вашингтон, наоборот, заявляет, что этим хочет укрепить ее безопасность. Это важное и громкое решение - ясный сигнал Тегерану, что он более как бы не считается первейшим врагом США?

- Нет, назвать это сигналом, посланным именно Тегерану, нельзя. Это разворот в общем подходе Вашингтона к Ближнему Востоку, который, из-за изменений на мировых энергетических рынках, играет уже не столь важную для США роль как поставщик энергоресурсов. Защищать этот регион так, как они защищали его в 90-е годы, в начале 2000-х американцы уже и не готовы, и не хотят. Решение о выводе войск является в большой степени шагом, направленным на внутреннюю публику в самих США. Белый дом показывает, что эпоха активного военного вмешательства без существенной необходимости в ближневосточные дела, по крайней мере на данный момент, завершилась.

В целом следует учесть и другой момент, о котором я не упомянул, когда отвечал на предыдущий вопрос. Иранская повестка для Вашингтона, для нынешней администрации Джо Байдена является, конечно, важной, но в списке вопросов, требующих немедленной реакции, Иран стоит явно не на первом месте. Она оттеснена проблемами внутриполитического характера, борьбы с COVID-19, противостояния с КНР (а возможно, теперь и с Россией) и еще массой других. Понимая необходимость того, что будущее ядерной программы Ирана все-таки решать будет нужно, Вашингтон все же пока еще не торопится приступать к непосредственным переговорам - прекрасно понимая, что у него есть другие проблемы, с которыми нужно справляться быстрее.

- А ведь военная активность Ирана, и не только в регионе Ближнего Востока, в последнее время была очень заметной. Какими силами он вообще располагает сейчас? Потому что мы наблюдали и масштабные военные учения, и его военные акции в Йемене, Сирии, Ираке и так далее. Тегеран показывает силу - и демонстрирует США, а заодно и Израилю, их слабость? Вот как бы "я расту, и в военном отношении вы со мной сделать ничего не можете"? Или это всё ради того лишь, чтобы укрепить свои позиции на переговорах, которые наконец начались? Или ради чего-то другого, большего?

- Вы абсолютно правы, и в принципе всё это поведение Ирана не является чем-то новым и необычным. Вспомним ситуацию, которая складывалась накануне подписания СВПД в 2015 году: тогда Иран, прекрасно понимая необходимость и неизбежность переговоров, именно старался повысить ставки, показать, что у него в рукаве есть достаточное количество карт, которые он может выложить на стол. И то же самое Иран повторяет и сейчас. И ведь иранские руководители проводят политику не только "кнута" (то есть демонстрации свои возможностей дестабилизировать ситуацию на Ближнем Востоке, которые у него имеются) - нет, Тегеран еще и предлагает Западу, и в первую очередь, конечно, Вашингтону, определенный набор "пряников".

Есть некие сигналы о готовности иранцев, после решения непосредственно вопроса их ядерной программы и хотя бы частичного снятия санкций, договариваться и о системе безопасности в регионе. Есть намеки, исходящие из Тегерана, о готовности возобновить контакты на уровне военных ведомств двух стран по Ираку, по Афганистану - существовавшие еще относительно недавно, до нынешнего обострения, хоть и не афишировались самим Тегераном. Поэтому сейчас поведение Ирана достаточно предсказуемое, и задачи его тоже достаточно ясны - показать, что за стол переговоров он придет не с пустыми руками. Иранцам хочется набрать хорошее количество "игральных карт", которые они смогут обменять на определенные преференции.

- Иран несколько раз атаковал израильские торговые суда в регионе, последний раз - в конце марта. Об этом хочется спросить отдельно: зачем сейчас это было сделано? Израильско-иранские отношения по-прежнему находятся в точке, образно говоря, "без одной минуты полночь". В Израиле с тревогой следят сейчас за происходящим, за этими переговорами в Вене? И могут ли Израиль и Тегеран пойти сейчас на дальнейшее военное обострение, и как это может спутать всем эти самые карты?

- Мы тут опять же имеем дело с определенной "фрондой", или прощупыванием соперника, со стороны Тегерана, который так демонстрирует свои возможности оказывать давление на союзников США. Хочу подчеркнуть, что, в принципе, ирано-израильские отношения всегда развивались именно в преломлении этого глобального противостояния Ирана Соединенным Штатам. Если мы посмотрим на периоды интенсификации израильско-иранского противостояния, и потом спада напряженности, то увидим: они фактически совпадают именно с динамикой ирано-американских отношений.

Естественно, после ликвидации высокопоставленного руководителя Корпуса стражей исламской революции (КСИР) Касема Сулеймани в самом начале 220 года в Тегеране затвердили, по крайней мере, то, что для США есть одна "красная линия" на Ближнем Востоке, которую пересекать нельзя: убийство американских гражданских или военнослужащих. Но в то же время не всегда решительная позиция США по защите своих союзников продемонстрировала иранцам, что давление как раз именно на партнеров США можно оказывать - и через это, собственно, и пытаться добиваться своего от Вашингтона. Попытки надавить на Израиль определяются этой логикой.

Другое дело, что в Тегеране понимают и то, что, в отличие, допустим, от той же Саудовской Аравии или ОАЭ, у Израиля существует возможность нанести им, скажем так, крепкий ответный удар. Поэтому этот "обмен уколами", который идет между Иерусалимом и Тегераном, во многом укладывается опять-таки в эту стратегию, когда ни один из участников "игры" не пересекает определенной черты - за которой ответ уже, может быть, последует очень жесткий, причиняющий существенные потери экономического и даже людского характера.

- Насколько в тревожном состоянии сегодня в целом находится высшее иранское руководство? Громкие и уверенные заявления о крепости страны, армии, вообще своих позиций, все эти странные эскапады на мировой арене - потому что иранское влияние сейчас дотягивается вплоть до Венесуэлы и Аргентины или, например, до стран африканской Зоны Сахеля, где увеличивается число мусульман-шиитов, - насколько все это отчаянный блеф, с учетом плачевного состояния экономики и падения уровня жизни в Иране, о котором вы упомянули?

- Здесь опять же надо быть весьма осмотрительными в выводах. Когда мы говорим о тяжелом состоянии иранской экономики, нужно четко разделять, о чем именно мы говорим. Если о возможности страны активно развиваться - то да, в нынешних условиях возможностей для развития Ирана практически нет никаких. Но, с другой стороны, иранская экономика оказалась намного устойчивее, чем ожидалось, и она гарантирует по крайней мере минимальный уровень существования для иранского общества. А этого в принципе для руководства Ирана уже самого по себе достаточно. Да, иранское правительство хотело бы избавиться от тех санкционных оков, под которым оно находится. Но, с другой стороны, оно достаточно серьезно настроено продолжать противостояние, если это ему потребуется, и в нынешних условиях.

Как Иран уверенно демонстрирует окружающему миру, у него вполне имеются возможности при ограниченных ресурсах устраивать весьма непростую жизнь своим "оппонентам". Здесь такая двоякая ситуация: с одной стороны, конечно, тяжелые социально-экономические условия всегда способствуют росту напряженности внутри общества, росту нестабильности. Но, с другой стороны, экономика Ирана по многим показателям дает определенный запас политической прочности для руководства страны. То есть иранская власть готова продолжить выживать - хотя хочет жить.

- Что известно на сегодня о состоянии иранской ядерной программы, как военной, так и мирной? Я, конечно, спрашиваю не о точном количестве центрифуг, а об общем потенциале, который и задает, наверное, такой вот боевой настрой для иранского высшего руководства.

- Следует воспринимать развитие иранской ядерной программы в комплексе с реализацией целого ряда других военных проектов, в том числе и по наращиванию потенциала стратегических ракетных сил Ирана. Точных данных о ядерном потенциале Ирана практически нет. Что мы знаем из открытых источников на сегодня? Что попытки развивать военную компоненту ядерной программы Ираном были остановлены достаточно давно. То есть те вопросы, которые к нему имеются на этом направлении, относятся уже к достаточно отдаленному от нас прошлому. С другой стороны, иранцы активно демонстрируют, что нацелены на развитие ядерной программы и готовы выходить за пределы ограничений, оговоренных в СВПД, если текущие напряженные отношения с США продолжатся и Вашингтон фактически не будет выполнять те договоренности, которые были достигнуты в 2015 году.

- Вопрос об "интригах тегеранского двора". В самом начале этого года аналитики и журналисты бурно обсуждали информацию о возможной передаче власти от верховного лидера Ирана Али Хаменеи его сыну Моджтабе, потому что Хаменеи уже очень старый человек и здоровье его - в очень плохом состоянии. Куда-то эти слухи развились?

- На моей памяти второго верховного лидера Ирана хоронят уже в пятый или шестой раз - а он оказывается "живее всех живых". Несмотря на действительно, судя по всему, имеющиеся проблемы со здоровьем, хватки своей 81-летний Хаменеи не теряет и продолжает уверенно исполнять функцию лидера и внутриэлитного арбитра. Разговоры о персонах, которые могут сменить его в будущем (это будущее, по чисто биологическим причинам, безусловно, не является таким уж отдаленным), ведутся в иранском обществе достаточно давно.

Но все они, как правило, и останавливаются на уровне слухов, то есть подтвержденных данных как таковых этому нет. Действительно, о Моджтабе Хаменеи болтают достаточно часто как о возможном преемнике верховного лидера. Но такой сценарий, по крайней мере на данный момент, является маловероятным. В Иране сохраняется очень негативная память о монархическом прошлом, и любая попытка передачи власти от отца к сыну может породить очень неприятные ассоциации внутри нынешней иранской политической элиты. Такой вариант просто не будет принят.