Арабская весна стала якобы блестящим примером того, как социальные сети - благодаря своей силе и мощи - вызывают к жизни политические перемены. В упрощенной, полной клише и штампов сюжетно-тематической картине, которой придерживается большинство западных СМИ, арабская весна представлена как очередное доказательство правоты Фрэнсиса Фукуямы, заявившего о том, что история «закончилась». Либеральная демократия в этом сюжете неизменно торжествует, и история обязательно двинется вперед – надо только дождаться этого. Даже «серьезные» ученые, такие, как экономисты из Массачусетского технологического института Дарон Ачемоглу (Daron Acemoglu) и Джеймс Робинсон (James Robinson), чья книга «Why Nations Fail» (Почему страны оказываются несостоятельными) в 2012 году получила самые лучшие отзывы, пишут о восстаниях в Египте и Тунисе с поразительной наивностью. Они считают, что демонстрации в этих странах были вызваны не примитивной яростью и разочарованием, а всеобщим пониманием того, что лишь демократия может обеспечить всеохватывающее и устойчивое экономическое развитие. Естественно, авторы так и не объяснили по-настоящему, каким образом египтяне и тунисцы, которые в подавляющем большинстве не закончили даже среднюю школу, а зачастую просто неграмотны, сумели осмыслить и понять сложную научную теорию исключительно спорного происхождения, и уж тем более - выйти на улицы, чтобы поддержать ее. Они просто принимают как данность то, что людям хочется демократии, и что демократии им хочется от того, что она обеспечивает развитие.Однако в действительности арабская весна не сделала ничего для того, чтобы разрешить те жалобы и недовольства, которые ее собственно и вызвали. Стоит отметить, что бросивший школу уличный торговец Мохаммед Буазизи (Mohamed Bouazizi), чье самосожжение стало первой искрой революции, не выдвигал никаких политических жалоб и претензий. Да и четких политических убеждений у него тоже не было. Просто люди спроецировали на него свои убеждения, потому что Буазизи был как чистый лист и вызывал к себе глубокое сочувствие. Но его проблемы с тунисскими властями носили чисто экономический характер. Его угнетало то, что он не может найти работу и удержаться на ней. Но такие мрачные вещи в столь неконкурентоспособной и недоразвитой стране, как Тунис, случаются регулярно.

Тунисцам хотелось развития гораздо больше, чем демократии. Они хотели иметь хорошую работу, высокие доходы, а также больший доступ к потребительским товарам. Но сильнее всего ужасает то, что тунисская экономика после свержения режима Бен Али еще глубже погрузилась в пучину застоя и никаких признаков выздоровления не демонстрирует. Признаком усиления хаоса и отчаяния стало недавнее решение крупнейшей в стране федерации профсоюзов начать всеобщую забастовку. Это первая всеобщая забастовка за тридцать с лишним лет. Такого не было даже на пике народного восстания против прежнего режима.

New York Times на своей редакционной странице продолжает в стиле «Правды» лепетать о необходимости «защиты революции» и о «продолжении процесса строительства демократии». Однако другие, менее идиотские средства массовой информации основного направления, такие, как Globe and Mail, отмечают, что несмотря на блаженные разговоры о переменах и прогрессе, ситуация выходит из-под контроля.

Революция привела к закрытию предприятий и компаний, убила туризм и отпугнула иностранных инвесторов. В 2011 году экономика упала в пропасть, а безработица взлетела до небес. Похоже, что худшее позади, но только не для этих регионов, где люди злятся и возмущаются. В 2012 году политические и социальные проблемы заметно усилились. И все большее число тунисцев ощущает, что правительство предало идеалы революции.

Сочетание экономического застоя и завышенных народных ожиданий может сохраняться лишь до тех пор, пока не возникнет какой-нибудь катаклизм: либо тунисская экономика начнет развиваться гораздо быстрее, либо непрочная политическая система этой страны полностью развалится, и власть захватят самые бессовестные политические актеры (салафиты). Учитывая убогий уровень развития человеческого капитала в Тунисе, его низкие показатели ВВП на душу населения (в два с лишним раза ниже, чем в России), растущую армию безработной молодежи и заметное усиление власти реакционных исламистов, которые только что убили одного из ведущих либеральных политиков страны, я просто не вижу правдоподобного сценария, при котором страна сможет добиться темпов роста по образу и подобию китайских, хотя похоже, что именно на это рассчитывают тунисцы. А крушение надежд - вещь очень опасная, как и легионы лишившихся иллюзий граждан. Почти то же самое можно сказать о Египте и Ливии, которые еще беднее Туниса, и население которых еще менее образовано.

После глубоких размышлений становится ясно, что повсеместная нестабильность в арабском мире имеет системный характер. В основном это результат слишком быстрого роста численности населения, а не того или иного неверного решения, принятого тем или иным политиком. Наиболее заметно это прослеживается в том, насколько часто передвигают штанги в воротах, которые необходимы для обеспечения стабильности. Сначала СМИ твердили о том, что ситуация в регионе нормализуется, когда пройдут первые свободные выборы. Когда ситуация после выборов не нормализовалась, они заговорили о том, что все стабилизируется после принятия новых конституций. Приняли конституции, но стабильность так и не пришла. СМИ немедленно заявили, что необходимы экономические реформы, которые не были осуществлены, так как были крайне непопулярны, но которые каким-то образом обязательно улучшат положение вещей. Речь не о том, что выборы и новые конституции плохи; просто они никоим образом не успокоили и не смягчили ту ярость и гнев, которые бушуют в регионе. И даже «эксперты» сегодня не знают, что делать дальше.

Нестабильность в арабском мире, похоже, живет собственной жизнью. В отсутствие драконовских военных репрессий в Египте, Тунисе и Ливии, в отсутствие мер, похожих на военное положение в Польше в начале 1980-х, которые совершенно очевидно привели бы к полномасштабной гуманитарной катастрофе, регион, скорее всего, обречен на продолжительную экономическую стагнацию и политический хаос. Это ситуация, в которой никто ни за что не отвечает и ничем не руководит, а страна находится в подвешенном состоянии всеобщего возбуждения. И чем дольше будет сохраняться такая ситуация, тем большее разочарование будут испытывать люди в политике в целом; тем больше шансов на то, что какая-нибудь военизированная, дисциплинированная и самоуверенная группировка возьмет бразды правления в свои руки и начнет самостоятельно принимать решения. В истории полно таких примеров, и будет настоящее чудо, если Ближний Восток со своим необразованным населением и несуществующим гражданским обществом избежит такой участи.

Демократия важна, и я поддерживаю ее, если речь идет о том, что в ходе арабской весны люди сами начинают определять свою судьбу и требуют права голоса в решении вопроса о том, как ими будут управлять. Но управление и власть не менее важны. А если «демократия» в представлениях людей из арабского мира будет ассоциироваться с экономическими невзгодами и политическим хаосом, то эта идея сама себя дискредитирует. В этом подлинная трагедия арабской весны: движение, которое символизировало усиление демократии и ее широкую культурную актуальность, в итоге превратило эту идею в анафему для арабского мира.

Марк Адоманис