Фильм «Территория». Русскоязычные евреи-поселенцы Западного берега – крупным планом

15 января в еврейском общинном центре JCC на Амстердам-авеню в Манхэттене состоится премьера нового документального фильма «Территория» (The Territory). Режиссер Дмитрий Хавин отправился из Нью-Йорка в путешествие на Западный берег реки Иордан и посетил несколько еврейских поселений, где живут выходцы из бывшего Советского Союза.Дмитрий Хавин родился в Одессе в 1974 году. После окончания школы работал помощником осветителя на Одесской киностудии. С 1992 Дмитрий живет в Нью-Йорке. Работает режиссером, оператором и монтажером документальных фильмов и телевизионных передач. Его первая полнометражная работа – документальный фильм «Русские идут» (The Russians Are Coming) рассказывает о путешествии российских журналистов по Америке. Второй полнометражный фильм «По узкому мосту» (Across the Narrow Bridge) – о поездке молодых русскоязычных американцев на Украину по местам, связанным с еврейской историей. Два года назад Дмитрий снял фильм «Художники Одессы» (Artists of Odessa) о творчестве современных художников, поэтов и музыкантов одесского андерграунда.С режиссером Дмитрием Хавиным побеседовал корреспондент «Голоса Америки» Олег Сулькин.Олег Сулькин: Дмитрий, когда вы подступались к проекту, конечно, понимали всю сложность и взрывоопасность темы израильских поселенцев, живущих на территориях, которые многие считают оккупированными и спорными. Чем вы руководствовались? Ставили ли какую-либо конкретную задачу перед собой?Дмитрий Хавин: Русскоязычные евреи в постсоветское время – эта тема меня больше всего интересует. Я стараюсь следить за жизнью «русских евреев» и в Америке, и в Германии, и в бывших республиках Советского Союза, и в Израиле, конечно. К поселенческой теме я готовился года полтора. По данным агентства Сохнут, из примерно полумиллиона поселенцев, живущих на Западном берегу, – сто тысяч «наших», то есть людей с примерно таким же «бэкграундом» и менталитетом, как у меня. Близкие мне люди, которых, мне кажется, я могу понять. Когда я начал вникать в тему, читать блоги этих людей, разговаривать с ними по телефону и скайпу, то оказалось, что они все достаточно разные, с разными взглядами и идеями. Мне очень захотелось показать их крупным планом, с тем, чтобы зрители как можно ближе с ними познакомились.О.С.: Когда вы снимали фильм? Сколько времени на это ушло?Д.Х.: В апреле прошлого года. Пробыл я на территориях двенадцать дней.О.С.: Кто входил в вашу съемочную группу?Д.Х.: Я один снимаю. Камера, микрофон – что еще нужно...О.С.: Нужно было получать специальное разрешение? Все ли соглашались на съемку?Д.Х.: Нет, никаких разрешений не нужно. Было несколько моментов, когда люди резко мне говорили: «Убери камеру!». Один раз в Хевроне, когда начались беспорядки, мне не разрешили снимать и заставили вместе с израильтянами срочно уехать на автобусе. Еще были случаи, когда израильский солдат не захотел находиться в кадре, как и ряд поселенцев, связанных по роду деятельности с работой в сфере безопасности. В одном из поселений палестинские рабочие говорить со мной говорили, а вот сниматься наотрез отказались.О.С.: После просмотра возникает ощущение, что поселенцы живут в стеклянном доме, – настолько высока степень их уязвимости, хрупкости уклада их жизни. Вы рассчитывали именно на такое восприятие?Д.Х.: Я пытаюсь делать фильмы, как бы это сказать, эмпирические, то есть основанные на моем конкретном опыте изучения той или иной темы. У меня есть интерес, я отправляюсь в путешествие, встречаюсь и беседую с людьми. Собственно, это и есть концепция – показать правдивую картину, а зритель пусть сам делает выводы. Почти все, с кем я встречался в поселениях, мне были знакомы по переписке, хотя случилось и несколько сюрпризов. Насчет стеклянного дома. Отчасти так. Но с другой стороны, поселенцы уже вросли в эту землю, не мыслят себе без нее. В поселении Кфар-Эльдад, который основали выходцы из Киева, я заснял сцену обрезания. В атмосфере ритуала ощущались теплота, сердечность, чувство крепкой общности всех этих людей, как религиозных, так и светских. Может быть, от ощущения уязвимости коллективистская ментальность общины, чувство локтя и взаимовыручки у поселенцев гораздо сильней, чем где-либо еще.О.С.: Существует расхожее мнение, что выходцы из бывшего Советского Союза, оказавшись в эмиграции, руководствуются сугубо прагматическими соображениями материального благополучия и карьерного успеха. Поселенцы, какими вы их показываете, – люди преимущественно идейные. Они живут зачастую в очень спартанских, экстремальных условиях, в мобильных домах, под постоянным прицелом враждебных глаз арабских соседей. Таким образом, приведенная выше точка зрения как-то не соответствует вашим наблюдениям. Как вы это объясняете?Д.Х.: Да, многие русскоязычные евреи живут в поселениях сугубо из идейных соображений. Это их твердая позиция. Кто-то, правда, оказался на территориях случайно, еще кого-то привлекла здешняя дешевизна жилья. Но таких меньшинство. Большинство – истинные патриоты Израиля, которые перебрались в поселения, осознавая свою историческую миссию. Они верят в родство крови и земли, на которой евреи жили еще три тысячи лет назад. Поэтому там, в поселениях, совершенно уникальная атмосфера. Все – «свои», все – братья и сестры, нет разделения евреев по принципу происхождения, религиозности и достатка. Поселения, я считаю, служат действующей моделью толерантности, взаимного доверия и солидарности. Кстати, я передвигался по территориям, в основном, автостопом – причем брали меня охотно как религиозные, так и светские попутчики.О.С.: Понимают ли эти люди, что мировое сообщество настроено против них? В лице, например, ООН и Евросоюза, многих авторитетных общественных организаций, таких как Human Rights Watch и «Международная амнистия», считающих строительство еврейских поселений на Западном берегу нарушением международного права...Д.Х.: Поселенцы считают, что чем их больше, тем лучше для Израиля. Они верят, что так они укрепляют свою страну. Если что-то произойдет аналогичное сносу еврейских поселений на Синайском полуострове, когда Израиль решил вернуть его Египту, то, по моим ощущениям, добрая половина поселенцев Западного берега никуда не уедет и будет стоять насмерть.О.С.: Помимо мнений поселенцев, в одном эпизоде вы даете слово противоборствующей стороне. Арабский крестьянин возмущается необъективностью и произволом со стороны израильтян. Этим вы хотели придать вашей ленте большую объективность?Д.Х.: Я много думал по поводу этого эпизода. Встреча произошла случайно. Мы с фотографом Эдуардом Капровым осматривали исторические развалины времен Оттоманской империи, и с нами заговорил оказавшийся здесь араб. Собственно, то, о чем он нам говорил, – о плачевном положении двух с половиной миллионов палестинцев, – своего рода «слон в комнате», которого просто нельзя не замечать. Я не думал о соблюдении баланса, – есть огромное число фильмов, сочувствующих палестинцам и их борьбе с Израилем. Но обойти этот аспект темы я не мог, тем более, что крестьянин говорил, по-моему, искренне, не на камеру.О.С.: Ваше общее ощущение от поездки? Возможно ли конструктивное решение ближневосточного конфликта?Д.Х.: У меня возникло ощущение полной безнадежности и тупика. Лучшие умы бьются над решением ближневосточной проблемы, но его нет, и вряд ли оно будет достигнуто в обозримом будущем.