Елена Чудинова о сопротивлении исламизации, цивилизационных кодах и объединенной Европе

Вышла в свет новая книга Елены Чудиновой – сборник статей «Похищение Европы. Исламизация и капкан толерантности». На обложке неслучайно указано: «От автора бестселлера «Мечеть Парижской Богоматери». Действительно, «Мечеть…» – самый известный роман писательницы, к тому же переведенный на несколько языков: французский, английский, норвежский, сербский, болгарский, турецкий. В «Мечети…» Чудинова нарисовала незавидное будущее Франции: власть захватили мусульмане-иммигранты, которым сопротивляется отчаянное христианское подполье. В новой книге писательница продолжает этнорелигиозную тему, но теперь строгим языком публицистики.

СП: – Прошло немало лет с тех пор, когда в 2005-м году вышла «Мечеть…», где вы заявили о проблеме и о своей позиции. Изменилась ли с тех пор проблема качественно и количественно?

– Да, семь лет – срок немалый. Не могу не отметить нарастания разрушительных тенденций. Впрочем, этого следовало ожидать. Вместе с тем, возрастает и европейское сопротивление тихой оккупации. То, за что вчера нас «побивали камнями» поборники политкорректности, порою звучит открыто. Ровно два года назад, в Париже, в зале Шарантон, я представляла Россию на конгрессе «Против исламизации наших стран». Тысяча участников, триста тысяч человек наблюдали происходящее online! Сопротивление исламизации уже никак не назовешь маргинальной тенденцией.

Вместе с тем вынуждена признать, что у меня на порядок поубавилось оптимизма в отношении судьбы моей страны. На сколько миллионов среднеазиатов увеличилось население в России? Власть не хочет видеть проблему, не хочет ее решать.

СП: – Почему ваша антиутопия разворачивается во Франции, а не в России?

– Все очень просто. Проблема – общеевропейская, а Россия – часть европейского мира. Нужно было показать отнюдь не сугубо русскую, но общую нашу беду. В культурном коде каждого европейца Франция занимает особое место. Франция – обобщающая величина.

Впрочем, я осознала это уже postfactum. Есть ведь еще и такая штука, как тайна творчества. Название «Мечеть Парижской Богоматери» возникло само, я его не придумывала, так же, как страшную идею взрыва. Книга захотела быть такой. Задним числом я понимаю, как это правильно.

СП: – Вы пишете, что Европа начала приходить в себя и приводите некоторые примеры: заявление Меркель о крахе мультикультурализма, поддержанное Кэмероном и Саркози, референдум по мечетям в Швейцарии, запрет на сокрытие лица во Франции. Существуют ли еще какие-то примеры? Вы вправду настроены оптимистично или, скорее, представляете желаемое как действительное?

– Из недавних приведу захват строящейся в Пуатье мечети ребятами из «Génération identitaire». Ведь Пуатье для французов – это наше Куликово поле, фундамент христианской государственности. Мастерски проведенная операция, этот захват! Я приветствие писала мальчишкам. Вообще, примеров немало, многие из них я привожу в сборнике статей «Похищение Европы». Если отрадные перемены есть, из этого не вытекает, что путь к решению важнейшей цивилизационной проблемы будет короток.

СП: – Почему, на ваш взгляд, при такой остроте проблемы никто из семьи Ле Пен никак не станет президентом?

– Полвека сознание западных европейцев ломали и выгибали под самыми противоестественными углами – должно случиться еще, увы, очень много плохого, прежде чем в головах у населения восстановятся причинно-следственные связи. Например – криминальная статистика и рост числа приезжих, падение уровня жизни налогоплательщиков – и социальное обеспечение безработных арабов…

СП: – Правда ли, что в партии семьи Ле Пен немало людей, которых никак не назовешь этническими французами?

– Не только в этой партии. Среди ребят в Пуатье на видеозаписи можно разглядеть чернокожего парня. Ну и что? Как шутит мэр одной маленькой деревеньки в Бретани, страстный приверженец бретонских традиций: «Я – бретонец, только в нефтяное пятно попал»! Если человек сжился со страной, с ее культурой и историей, происхождение его не столь важно. Проблема в тех, кто лезет в чужой монастырь со своим уставом, и лезет в больших количествах, чем страна способна переварить без вреда для себя.

СП: – Вы отмечаете, что в России свободы слова в отношении национального вопроса больше, чем в Западной Европе. Но ведь в России националистов не допускают к выборам. Много ли есть примеров несвободы слова на Западе?

– Ну да, у нас больше свободы слова. Сильные мира сего реагируют на журналистов, писателей, общественных деятелей по принципу – мели Емеля, твоя неделя. Можно сыпать самыми сенсационными разоблачениями – и что? А ничего. А допуск к выборам – это уже конкретные вещи. Так что все понятно. Несвобода слова в Западной Европе – тотальная. Не только в отношении ислама. Один раз, например, моя французская подруга, многодетная мать, ехала с детьми в электричке. Напротив сели два гомосексуалиста и начали – при детях! – вести себя самым непристойным образом. Подруга вскочила и повела детей в другой вагон. Ей вслед все смотрели с негодованием, кто-то из пассажиров назвал фашисткой. А уж вздумай она об этом статью написать, не знаю, что б тут и было… Примеры, вы говорите. Да там из одних примеров все бытие.

СП: – Вообще, откуда взялся мультикультурализм? Кто из сильных мира сего в нем заинтересован? Зачем государства Европы продолжают импортировать мигрантов, если их социально-экономический вред давно очевиден?

– Это полвека назад мигрантов ввозили ради экономической выгоды (мы, кстати, сейчас на эти грабли радостно наступаем). А теперь гражданство представляется абсолютно бескорыстно, то есть за счет честных налогоплательщиков.

Мультикультурализма нет, есть лишь борение культур. И есть толерантность, играющая против своих создателей. Идеология толерантности возникла после Второй Мировой войны, когда Европа была слишком напугана национал-социализмом. Думаю, ее хорошие люди сочинили. Ведь вправду европейцы меж собою больше не воюют. Вот только одна беда: то, что Жан и Ганс могут осознать как взаимную уступку к общему благу, Али примет за слабину. И будет действовать соответственно. Цивилизационный код различен. Что не учтено. Лекарство делается от передозировки ядом.

СП: – Вы настаиваете, что сила стран христианского генезиса – в единстве. Но является ли эта точка зрения преобладающей в России? А в Европе, во Франции?

– Я много стараний прикладываю к тому, чтобы в России было осознано: Европа может выжить лишь вся, целиком. К сожалению, атавизмы коммунистического мировоззрения диктуют у нас моду на изоляционизм, на противопоставление. Это – гибельный путь, путь в никуда. Во Франции расклад понятный: правые французы Россию любят. Девиз моих французских единомышленников «Европа от французского Бреста до русского Владивостока!» А вот левые – не любят, и даже очень.

СП: – Вы много времени проводите во Франции. Те, кто не является гражданином ЕС, испытывают во Франции множество административных трудностей. Россияне-жители Франции редко симпатизируют французским националистам, поскольку французское государство вовсе не симпатизирует россиянам.

– Заглядывать в мой паспорт не будем. Скажу одно: лично у меня никаких проблем с пребыванием во Франции не было. А мое в ней пребывание довольно-таки политически активно.

СП: – Что можно сказать о Восточной Европе? Есть ли там национальный вопрос? Соответствуют ли действительности слова некоторых лидеров русского национализма, что национализм является основой идеологии восточно-европейских стран?

– Европа – единый организм. Конечно, в силу того, что колониализм – это прошлое преимущественно западноевропейских стран, проблемы с миграцией в них на порядок острее. На два порядка. Но распространение повсеместно.

Как «младшим братьям» (по отношению к России – ред.), восточноевропейцам, конечно, больше позволено в отношении националистической идеологии. Но опять же, в каждой стране своя специфика. Поглядим, куда все дальше пойдет.

СП: – Вы не раз отмечали миролюбие, «ксенофилию» русских. Ваши оппоненты постоянно используют это качество русских, дабы показать, что русскость-де заключается в отказе от русскости, в неком сверхнациональном прожекте. Как вам тезис классика русского национализма М. Меньшикова о том, что русские напрасно не питались своими колониями, как англичане – своими?

- Великий народ имеет свои издержки. Что-то с этим теперь надо делать, вне сомнения. Но так, как англичане, мы бы все равно не смогли. Мы другие. На мой взгляд – мы выше. Задумаемся – а помог ли англичанам их национальный эгоизм? В конечном-то счете? Сейчас в самом Лондоне – шариатские зоны. Белые – меньшинство во многих старых английских городах. Великобритания прогнила насквозь.

СП: – Вы категорически открещиваетесь от расовой постановки проблемы и отмечаете, что проблема гастарбайтеров заключается не в их разрезе глаз. Позволю себе цитату из того же Меньшикова: «Теперь все видят, что миллионы евреев и китайцев совсем не то, что десяток или сотня заезжих людей этих рас, и 10 процентов негров не то, что 1 процент. Кроме экономической опасности, господствующие народы чувствуют просто физиологическую опасность покушения на чистоту своей расы, на плоть и кровь свою, понимая, что в особенностях крови все могущество народа». На ваш взгляд, после Нюренбергского трибунала такой взгляд на вещи неприемлем?

– Неверная трактовка моих взглядов! Я и сама много раз, в том числе и в этой нашей беседе чуть раньше, говорила о том, что до какого-то предела растворение энного числа инородцев в титульной массе не представляет угрозы, более того – является естественным. Русский народ достаточно многокровен. Как и тот же английский, кстати. У меня у самой, по семейному преданию, варяги в предках. Кровь должна обновляться. Вопрос в том, что один арап Петра Великого дарит нам Александра Пушкина, а миллион арапов выводят наш народ за пределы исторического поля, как сказал бы Константин Циолковский. Как, с одной стороны, не переступить допустимого предела, а с другой не впасть в самый примитивно-этнический национализм? Баланс, все – вопрос баланса.

СП: – Вам представляется неизбежной клерикализация правого движения. В числе основ европейской цивилизации вы перечисляете римское право и христианство. Но разве клерикализм не препятствовал установлению правового государства?

– Где вы видели такой зловещий «клерикализм»? Когда он вытворял свои черные антиправовые дела? Все христианские государства всегда были правовыми. Римское право и христианство по сути нераздельны. Мне кажется, в обществе иногда путают суровость закона и произвол. Средние века были суровы, что да, то да. Но это была суровость закона. Идет время, законы смягчаются… Это нормальный порядок вещей.

СП: – В настоящее время в России очевидна клерикализация не правого движения, а существующего режима, далекого от национальной идеологии. Как так получается?

– Это ошибочное мнение. Люди гипертрофируют сервилизм церковных верхов, раздувая огромную ложную проблему. В действительности власть сдает сейчас православие, не исключаю, что намеренно. Чего стоит эта навязываемая Церкви игра в Мультиконфессионалию? Якобы исторически всегда бывшую. Есть проблемы и церковные, кто спорит. Но дело сегодня не в них.

СП: – Вы вступили в партию С. Бабурина – легко ли далось вам такое решение?

– Я даже вздрогнула от вашего вопроса. Но спасибо, что вы мне его задали. Я уже не в первый раз встречаюсь с вбрасыванием в информационное пространство вопиющей лжи обо мне. В частности эта «новость» вдруг каким-то образом проникла в Википедию. Я попросила ее немедленно убрать, как только обнаружила. Но, стало быть, ее продолжают полоскать. Что я могу сказать? Я искренне надеюсь, что мне будут принесены извинения от этой партии. Кто-то из ее членов, вероятно, хотел с помощью лжи придать политической организации дополнительный авторитет, используя мое имя. А имя писателя – это имя собственное, это главная его собственность на свете. Если подобное будет продолжаться – я приму соответствующие меры. Заявляю официально: я – человек независимый, и ни в какой партии не состою.