Израильтяне так привыкли считать свою медицину лучшей в мире, что казалось – испортить ее невозможно. Поэтому в высших эшелонах власти на здравоохранение чаще всего просто не обращали внимания (ничего хорошего из этого не выходило) либо бросались его перестраивать (получалось еще хуже).

Главное преимущество нашей медицины – высокая квалификация врачей и современные медицинские технологии. С этим не поспоришь, но много ли толку от высококлассного медицинского оборудования, если его не хватает на всех больных, а на консультацию к хорошему специалисту надо записываться за полгода?

Профессионализм наших медиков обусловлен не только высоким качеством местного образования. Исторически израильская медицина всегда пополнялась врачами-репатриантами со всех концов мира, в том числе из бывшего СССР. Но в начале 90-х бывший в то время министром здравоохранения Эхуд Ольмерт ввел обязательный экзамен на иврите для врачей с «советским» образованием. Этот подход вполне отвечал популярному в то время представлению о "русских" с купленными дипломами. Далеко не все свежие репатрианты сумели прорваться через этот барьер. Так израильская медицина недосчиталась сотен прекрасных врачей, заведомо поставленных в дискриминационные условия по сравнению с теми, кто получил образование в Израиле, Европе или Америке.

Сегодня, когда нам говорят о нехватке медицинского персонала, о том, что врачи массово выходят на пенсию, а смены для них нет, самое время вспомнить закон Ольмерта.

Второй удар по здравоохранению нанес следующий министр, Хаим Рамон, который ввел обязательное медицинское страхование, то есть, по сути, налог на медицину. Казалось бы, идея самая справедливая и гуманная – здравоохранение для всех, но, как любая уравниловка, она оказалась палкой о двух концах. Больничные кассы, вынужденные принимать всех желающих, начали стремительно урезать "корзину услуг" и вводить дополнительную страховку на дорогие процедуры и обследования.

И наконец, расцвет медицинского туризма фантастически обогатил посреднические фирмы, но израильтянам пришлось делить врачей, больничные койки и медоборудование с десятками тысяч людей, приезжающих к нам на лечение. В итоге ждать очереди на операцию или серьезное обследование приходится месяцами, потому что первыми обслуживают тех, кто платит не налоги, а "живые" деньги.

Неудивительно, что в последние годы граждане страны больше жалуются на свою медицину, чем гордятся ею. Но пока все эти недостатки не сказывались на общих показателях здоровья и продолжительности жизни, власти на них не реагировали. Здравоохранение прозябало на задворках государственных интересов: в борьбе за бюджет оно финансировалось по остаточному принципу, а пост главы минздрава крайне низко котировался на коалиционных торгах. Премьер Нетаниягу годами держал этот портфель при себе и, похоже, никогда в него не заглядывал.

На первом плане у правительства всегда стояла безопасность, и это вполне оправданно. Армия, в отличие от других ведомств, всегда получала бюджет, исходя из самых пессимистичных прогнозов. При этом никто как будто не задумывался, что на большой войне будет много раненых, но население при этом не перестанет болеть раком, диабетом, пневмонией и другими "гражданскими" хворями – а потому больницы и вся система всегда должны быть готовы к работе в нештатной ситуации.

Нынешнюю эпидемию "короны" можно рассматривать как репетицию большой войны. Но она наглядно показала, что происходит, если пустить здравоохранение на самотек. Для того чтобы сдержать распространение эпидемии и спасти медицину от коллапса, государству пришлось остановить экономику и понести огромный ущерб. Наверное, десятой части потерянных денег хватило бы, чтобы привести здравоохранение в рабочее состояние, если бы их использовали вовремя и не урезали его бюджет с каждым годом.

Интересно, что самые большие сокращения проводил бывший гендиректор минфина Моше Бар Симан-Тов, который еще в 2011 году заявлял: в Израиле молодое население, а потому нет смысла вкладываться в здравоохранение. Сейчас он занимает аналогичный пост в минздраве, сетует на старение населения и бьется с "короной" так усердно, что некоторые называют это министерство "министерством коронавируса". Создается впечатление, что другие болезни и проблемы со здоровьем просто исчезли.

Не получается ли, что мы и здесь готовимся - пусть не к прошлой войне, но, во всяком случае, не к будущей? Ведь это далеко не единственная внезапная эпидемия, которая может обрушиться на человечество. Как мы будем бороться против новой смертельной инфекции? Снова посылать агентов Мосада за оборудованием? Запирать людей по домам? Закрывать школы, фабрики и границы, губить экономику, повергать население в нищету?

Конечно, невозможно подготовить лекарство и вакцину для каждой напасти. Именно поэтому необходимо выстроить всю систему так, чтобы она могла быстро и гибко реагировать на самые разные ситуации. Дело не только в финансировании. Понятно, что минздрав будет ожесточенно сражаться за свой бюджет, пугая правительство и Кнессет мрачными сценариями. К сожалению, экстремальная ситуация у нас всегда становится поводом для шантажа и вытягивания дополнительных денег заинтересованным ведомством. Но без грамотного руководства любые суммы ухнут в черную дыру. Необходимо, чтобы во главе министерства наконец оказался человек с медицинским образованием или хотя бы с опытом руководства медицинским учреждением. Очень важно сделать правильное назначение после ухода Якова Лицмана, который оказался на этом посту случайно, как и многие до него. Разделение обязанностей между минздравом, службой тыла и армией должны быть четко прописаны, а не зависеть от договоренности между министрами и от желания главы правительства. Медицина не может никого вылечить, если она сама больна.