Около трех тысяч детей в Израиле ежегодно снимаются в рекламе. Это, если считать только официальную занятость, то есть лишь тех, на съемку которых запрашивают специальное разрешение. При этом, например, в 2012 году более половины из них были в возрасте от 4 до 11 лет, а 13 процентов в возрасте от года до четырех.

Самый лучший возраст. Максимально пригодный к извлечению положительных эмоций из взрослых.

Но можно, конечно, и наоборот. Младенец, выпадающий из окна, создал атмосферу ужаса в картине Ларса фон Трийера «Антихрист». Беспроигрышный ход. И то, и другое апеллирует к нашему подсознанию. Основной инстинкт продолжения рода таится в нашей подкорке - чтобы разбередить его, не обязательно быть великим творцом, а его воздействие безотказно. Нас радует счастье детей, а любая угроза их безопасности вызывает у нормального взрослого желание их защитить. Если к тому же у ребенка, не дай Бог, есть физический недостаток, это способно увеличить симпатию к нему многократно. Мы боимся, переживаем, волнуемся за него. Все, что он скажет о своей боли и своих чувствах, станет для нас еще более эмоционально подавляющим и важным.

Поняв это, маркетологи всех направлений издавна начали использовать детей в коммерческих, политических, военных, лоббистских и иных целях. Тем более, что детям нравятся прогулки в башмаках, которые им пока не по размеру. За съемки для рекламных роликов и плакатов маленьким актерам и актрисам платят по 200-300 шекелей – это минимум. За главную роль в видеоролике – до 4 тысяч за день. За роль второго плана (например, маленького члена семьи) можно получить 500 или 1000 шекелей за съемочный день.

Участие в политических играх еще дешевле – одним подросткам испокон веков нравились идеологизированные бунты против старшего поколения, другие стараются бесплатно, за славу, а теперь еще и за лайки в соцсетях. Когда 12-летняя Катя Лычева посетила США с «миссией мира» (так уж совпало, что ее родители были знакомы с одним из сотрудников отдела пропаганды ЦК КПСС), и когда одиннадцатилетняя Саманта Смит отдыхала в Артеке по приглашению Андропова, цель их кураторов была одна и та же: произвести положительное впечатление на взрослую целевую аудиторию.

Неважно, что скажет такой ребенок. Неважно, больно ли обвиняемое им общество – или заболел он сам, не справившись с давлением этого общества. Важно исключительно то, что именно он рекламирует, и как это будет воспринято. Это одинаково работает в рекламе йогуртов, памперсов и политических деятелей (вспомним хотя бы предвыборный ролик Биньямина Нетаниягу в детском саду, который был снят в 2015 году, запрещен к эфиру за использование детей в политической пропаганде, но все равно широко разошелся по интернету).

Образы детей широко используются и в политической рекламе. В борьбе против эвакуации еврейских поселений Газы принимали участие толпы подростков – они перекрывали дороги, пытались отстоять отдельные здания и целые форпосты. Их сопротивление изначально было обречено, но психологическое давление на общество с помощью СМИ - полицейский спецназ против детей – было сильнейшим.

А по ту сторону забора подростков бросают к разделительному забору, под пули ЦАХАЛа, стремящегося предотвратить прорыв границы. 12-тилетний Мохаммад аль-Дура, погибший от пуль, стал символом палестинской борьбы с ЦАХАЛом. И не важно, кто на самом деле по нему стрелял – важна итоговая «картинка», представленная публике. Потому что, как заметил в свое время Евгений Шварц: «Правды не существует. Правда – это то, что принято считать правдой». Младенцев рядят в одежки ХАМАСа, не забывая подпоясать поясом смертника, будоража таким образом патриотизм палестинских домохозяек. «Исламский джихад», не собираясь проигрывать в этой конкурентной борьбе, в 2012 году устроил целые представления в подконтрольных детских садах, где одни малыши с деревянными автоматами противостояли другим малышам, одетым в форму израильских солдат. Когда в Израиле возмутились столь явным подстрекательством, из «Исламского джихада» ответили: «У нас есть право учить своих детей, что сионистский враг ворует палестинские земли». На самом деле, они учат не детей (или не только их), эти представления рассчитаны на взрослых.

Самый страшный теракт в Израиле – в «Дельфинарии». Самый страшный теракт в России – Беслан. Самый страшный пропагандистский теракт против Украины – байка о «распятом мальчике». И список этот бесконечен.

Дети стали ультимативным оружием для пропаганды всех сортов. Стали пулями, пробивающими бронежилет нашей апатии, задевая главное: основной инстинкт. Пули нужны, когда идет война. А главная война сегодня – экологическая. Это не война за градусы, парниковый эффект, газ и прочее. Это – даже не война за миллиарды, а за триллионы долларов, которые потребуются до 2030 года на реализацию Парижского соглашения, «устойчивое развитие» и снижение выбросов. Даже маленький Израиль до 2020 года должен потратить на эту программу , по мнению местных "зеленых", 2.2 млрд. шекелей, и чтобы аналогичные бюджеты были утверждены до 2030 года. А ведь задачи, стоящие перед Израилем – еще самые низкие среди стран OECD! Сравните объемы нашего производства с мощностями Америки, Европы, Китая – и станет ясно, что идет война за добычу, равной которой еще не было на планете.

В этом нет ничего особо плохого, быть может, перестройка экономики и в самом деле спасет нас от всемирного потопа 2.0. Просто надо спокойно признать, что речь идет о перенаправлении финансовых потоков.И если в выигрыше окажутся, например, производители литиевых батарей, а производители двигателей внутреннего сгорания потеряют рынок - поможет ли это природе? "Едва ли", - говорят одни ученые. "Обязательно!" - убеждают другие. И пока это аргументированный спор ученых и финансистов - все в порядке.

Но, представив себе силу и возможности противоборствующих сторон, легко понять и их возможности поднять кого угодно на любую трибуну в мире, под прицел телекамер. А разве кто-то может убеждать взрослых лучше, чем дети? У них все та же задача, за которую в Израиле платят до четырех тысяч шекелей за съемочный день: продать одним взрослым товар, который производят другие взрослые. А памперсы это, йогурты или Парижское соглашение - второстепенно.