27 декабря была зарегистрирована партия "Хосэн ле-Исраэль" во главе с бывшим начальником генерального штаба ЦАХАЛа Бени Ганцем. Почти два месяца спустя, она объединилась с партиями ТЭЛЕМ и "Еш Атид" и возник блок "Кахоль Лаван", объявивший своей целью стать партией власти и сменить премьер-министра.

В интервью NEWSru.co.il Бени Ганц говорит о мотивах своего прихода в политику, комментирует спорные моменты предвыборной кампании и обязуется не входить в одно правительство с Биньямином Нетаниягу.

Беседовал политический обозреватель NEWSru.co.il Габи Вольфсон.

Господин Ганц, давайте начнем с событий последних дней. В интервью радиостанции "Галей ЦАХАЛ" вы сказали, что публикация факта возвращения тела Захарии Баумеля – это политический трюк Нетаниягу. Вы действительно так думаете?

Не совсем я это сказал. Меня спросили, мне так представили вопрос.

И вы подтвердили.

Меня спросили, и я ответил, что меня это меньше интересует. Я сказал, что речь идет об очень деликатном вопросе. Я сказал, что меня очень радует, что история, длившаяся почти 40 лет, завершилась, что Захария Баумель вернулся домой, что у него будет могила на Родине. И меня не интересует политика в этом контексте.

Но вы подтвердили тезис о политическом трюке.

Я не хочу в это вдаваться. Тело находится в Израиле уже несколько дней. Я не знаю, какими были мотивы слева или справа. Не имею понятия. Все это может быть спекуляциями. Но вопрос был представлен в определенном контексте, представлен не мной. Если вы обратили внимание, я опубликовал сообщение на своем сайте через минуту после того, как была опубликована информация о возвращении тела солдата в Израиль. Меня нельзя утащить в обсуждение на таком низком уровне. Я занимался этим вопросом как начальник генерального штаба, я примерно представляю, как все это было, но не знаю подробностей, так как не вхожу сейчас в круг тех, кто принимает решения.

Тогда давайте поговорим о том, где вы сегодня находитесь, и о вас. Вы были военным, вы были бизнесменом. Вы не были ни секунды в общественной или политической системе. Вы пришли и претендуете на пост премьер-министра. Почему государство Израиль должно идти на такой риск?

Государство Израиль не может себе позволить опасность продолжения пребывания Нетаниягу на посту премьер-министра. Так вы должны на это смотреть. Так это надо понимать. Нетаниягу сделал много для государства Израиль, и в то же время страна находится в очень нехорошем положении в самых разных аспектах: гражданском, оборонном, судебном – в контексте расследований во отношении Нетаниягу. Каждый из этих трех аспектов оправдывает смену власти. Взгляните на ситуацию в нашей системе просвещения, в здравоохранительной системе, в том, что касается наших инфраструктур, нашей производительности труда. Все это в очень плохом состоянии. Да, показатели нашей макроэкономики очень хорошие. Но это макро. А на уровне микро, на уровне способности простого человека свести концы с концами, в системе здравоохранения все очень плохо.

Обратите внимание, что я спросил о вас, а вы говорите о Нетаниягу.

Я вам отвечу. У нас серьезные и нерешенные проблемы в сфере безопасности. Он должен был активнее действовать как государственный лидер, он не действовал. Проблемы в сфере безопасности – из-за его бездействия, не из-за недееспособности ЦАХАЛа. Я обеспечил ему возможность действовать в Сирии, Габи (Ашкенази – прим. ред.) уничтожил атомный реактор в Сирии, это было еще во времена Ольмерта, но в данном случае это неважно. Мы нанесли мощный удар по ХАМАСу в Газе, мы умеем бороться с террором, это наша профессия. Он, как премьер-министр, не сделал ничего, что дало бы нам возможность продвигаться в вопросе укрепления безопасности. И третий аспект – коррупционные скандалы, которыми он покрыт снизу доверху. Если он останется премьер-министром, то организует проведение "французского закона" (запрещающего уголовное преследование премьер-министра в период его каденции – прим. ред.), он добьется отмены суда над собой, он нанесет удар по судебной системе, и демократическое государство, в котором мы живем, не будет тем, которым оно было ранее. А теперь давайте вернемся ко мне. И я вам говорю: я – единственная альтернатива его власти.

Почему?

Потому что никто кроме меня не может бросить ему сегодня вызов. Такова реальность. Поэтому, если вы не голосуете за меня, то вы голосуете за продолжение пребывания Нетаниягу у власти, способствуете углублению коррупции.

Иными словами, вы говорите следующее: "Несмотря на то, что я не имею никакого опыта, несмотря на то, что я первый, кто, едва войдя в политическую систему, претендует на главную роль, – лучше я, чем Нетаниягу". Так?

Прежде всего, определенно лучше я, чем Нетаниягу. Кроме этого, я не советовал бы пренебрегать тем фактом, что я был начальником генерального штаба ЦАХАЛа, я руководил крайне непростой системой армии. Вы что думаете, армия – это только штурм высоток?

Нет, я помню слова Моше Яалона о змеях в генштабе.

Я не об этом, оставьте сейчас цинизм. Я управлял системой с бюджетом в 70 миллиардов шекелей, системой, в которой каждый день приходилось колебаться и выбирать между "а" и "б". У меня богатый дипломатический опыт благодаря работе в США и других странах, у меня есть опыт руководства крупными организациями. В Израиле нет сферы, в которой ЦАХАЛ не участвует – экономика, безопасность, образование, инфраструктуры. Нетаниягу перед тем, как стать премьер-министром, мебель продавал. Я был начальником генштаба.

Перед тем, как стать премьер-министром, Нетаниягу был послом в ООН, был главой оппозиции, тоже кое-что сделал.

Нет, он был послом в ООН, потом победил в "Ликуде" и стал премьер-министром.

Он был главой оппозиции.

Потом он был главой оппозиции. Потом. (Биньямин Нетаниягу стал главой "Ликуда" 25 марта 1993 года и до 29 мая 1996 года был председателем парламентской оппозиции. В мае 1996 года Нетаниягу победил Переса на прямых выборах и стал премьер-министром – прим. ред.). Но я хочу сказать еще вот что. Если бы было за кем идти или была бы возможность подождать два-три года, я бы понял ваш вопрос. Мы находимся в чрезвычайной ситуации. Не проголосуете за "Кахоль Лаван" – оставите Нетаниягу на его посту, и, я вам клянусь, – государство Израиль не будет тем, которое вы знаете, в котором вы живете.

В своей первой речи в "Ганей Тааруха" вы сказали: "Я не буду ни на кого нападать, никого оскорблять". Прошло три недели, и вы сказали: "Когда я лежал в засадах, Нетаниягу эмигрировал из Израиля". Потом вы сказали, что если бы Нетаниягу мог сделать так, чтобы вас убили, то сделал бы. Это очень тяжкие обвинения. Вы не сожалеете о сказанном?

Дело не в том, сожалею я или нет. Я резко критиковал Нетаниягу, я не говорил о его семье, я не говорил о его личной жизни. Это я имел в виду в первой речи. Я не нападал на персону. Когда он говорит про меня "Бени Ганц – слабый левый", я что обижаюсь на это? Он нападает на меня с утра до вечера. Я не говорил о нем лжи. Ни разу.

Но называть Нетаниягу эмигрантом, "йоредом"... Он недостаточно воевал, недостаточно дал этой стране?

Если вы меня спрашиваете, сожалею ли я о чем-либо, то да, о том, что не начал то предложение словами о военной службе Нетаниягу. И потом в бессчетном числе выступлений я подчеркивал, как много он сделал, как много он дал Израилю. Знаете, количество хороших слов, сказанных мною лично во время этого кампейна, во много раз превышает число добрых слов, сказанных им. Самый простой пример. Нетаниягу находился в самолете, когда ему сообщили, что я зарегистрировал партию и официально вошел в политику. Ему протянули микрофон и попросили прокомментировать. Первое, что он сказал: "Я не вмешиваюсь в то, как левые делят между собой голоса". Если бы я был в этой ситуации, и предположим, что через восемь лет Авив Кохави или Гади Айзенкот решат присоединиться к политике. И допустим, что мне это не понравится. Мне это понравится, но допустим, что нет. Я скажу: "Очень важно, что в политику идут хорошие, достойные люди. У него за плечами много лет работы на благо государство". Потом уже про то, как левые делят голоса. Но Нетаниягу даже этого простого само собой разумеющегося предложения не сказал.

Как получилось, что борьба между вами и Нетаниягу была настолько бессодержательной?

В каком смысле?

Вы не спорили о палестинцах или Иране. Его подлодки и ваш тендер, ваш мобильный телефон и его боты. Все очень личное и очень низкое.

И это из-за меня?

Это из-за вас обоих.

Нет. Это всё он. Всё он. Послушайте, мы не задействовали ботов, мы не делали кибер-операций, не практиковали ничего из того, что делает он. Я знаю от ШАБАКа про взлом моего телефона более шести месяцев. Я сидел тихо и не говорил ни слова, потому что там есть некий аспект, касающийся безопасности, и если позволите, то я не стану с вами им делиться. Я молчу, а он использует это против меня?

Если вы заговорили об этой истории, то почему вы не выступили публично, не сказали то, что можно сказать, не сообщили, что было в этом телефоне? Это убило бы на корню всю историю.

Я говорил. Я говорил, что там нет ничего, относящегося к безопасности.

Но что там есть?

Это не касается общества. Мои личные дела – это мои личные дела. Точно так же, как Нетаниягу отвечает, что имеет право не посвящать общество в его личные дела. Я заявляю, что там нет ничего имеющего отношение к безопасности, там нет ничего, что мешает мне функционировать.

Там нет ничего, что может сделать вас объектом шантажа вражеских структур?

Ответ: нет. Но если вы настаиваете, я скажу вам больше. Если Иран имеет в своем распоряжении информацию – я не уверен, что это Иран, есть и другие возможности – то не пользуется ею.

Пока не пользуется.

Согласен. Пока не пользуется. Но политики уже пользуются.

Они пользуются фактом взлома. Не информацией, которая там была.

Но пользуются. Пользуются, пытаясь доказать, что меня можно шантажировать, пытаясь повлиять на меня. Но вы видите и избиратели видят, что у них не получается. То есть я не так легко поддаюсь шантажу. Сейчас не поддаюсь, и нет никакой причины, чтобы поддавался в будущем. Повторяю, там нет ничего, что мешает мне функционировать сегодня, нет ничего, что помешает мне функционировать в будущем.

Вы все время говорите о 16 миллионах, которые Нетаниягу заработал. Нелегитимно спросить: как вы заработали 50 миллионов?

Я не заработал.

Почти заработали.

И это нет. Полная ложь. От начала и до конца. Вот вам вся история. Компания "А-меймад а-хамиши" существовала уже год к тому моменту, когда я пришел. Примерно через год после моего прихода в компанию, последовало обращение полиции с просьбой приобрести системы, которые мы разрабатывали. В полиции были знакомы с некоторыми нашими клиентами, были знакомы с нашей компанией. Они изучали то, что мы создали до тех пор и попросили построить для них систему. Мы осуществили все необходимые адаптации и построили на их полицейском объекте систему, подготовили людей, которые были способны эту систему обслуживать. После этого предоставили им возможность пробного прогона системы. За весь этот процесс, который продолжался много месяцев, почти год, мы получили четыре миллиона шекелей, сумму, которая была согласована изначально.

Но это только первый этап.

Да, первый этап. Но помимо этого мы не получили ничего. Они готовили тендер, но так его и не подали. Если бы подали, то мы бы приняли в нем участие. Возможно победили бы, возможно – нет, думаю, что победили бы, поскольку наша система действительно лучшая, и вот тогда бы получили бы дополнительную прибыль.

В таком случае, почему государственный контролер пишет в своем отчете, что есть дефекты, отрицательные стороны в этой сделке?

Государственный контролер пишет о моем участии во встрече генерального инспектора полиции с его людьми по этому поводу. Но я объяснил государственному контролеру, он принял мое объяснение, и это фигурирует в его документах, что в тот момент ничего согласовано не было, никакие деловые аспекты не обсуждались. Я встречался с Рони Альшейхом один раз, когда он посещал нашу компанию, один раз, когда он представлял тему у себя в штабе, и еще один раз в его канцелярии. Ни в одном случае, ни на одной встрече, read my lips, ни на одной встрече не было какой-либо деловой договоренности. Рони Альшейх сам сказал, что не хочет вмешиваться в предвыборную кампанию, но обязан прояснить, что никаких договоренностей или соглашений не было. Вы скажете, что Альшейх защищает себя в этой истории.

Скажу.

А я вас спрошу в таком случае. Если бы я "состряпал" тендер, по которому должен был получить 50 миллионов шекелей, то стал бы закрывать фирму?

Вы закрыли фирму, потому что Вексельберг пострадал в результате санкций.

Да, но надо понимать контекст. Вексельберг обязался инвестировать в компанию 30 миллионов долларов. Вложил десять миллионов, что позволило нам разработать систему, о которой мы говорим. По соглашению, он должен был вложить еще 20 миллионов. Когда он этого не сделал, а его воспринимали как часть компании, остальные инвесторы отказались вкладывать деньги, и у меня закончилась кредитная линия. Если бы у меня был закрыт тендер с полицией, и я знал бы, что меня ждут 50 миллионов, я бы не стал закрывать компанию. Взял бы ссуду и продолжил бы работать. О чем тут говорить? Но более того. Утверждение о том, что мы разорились – это тоже ложь. Мы прекратили деятельность, а не разорились.

Это примерно то же самое.

В том то и дело, что нет. Тут важны детали. Я мог всё бросить еще полгода назад, сказать "идите все к черту" и уйти, компания бы закрылась вслед за мной. Вы думаете я не видел, насколько всё сложно? Я видел все трудности, я видел, что полиция не продвигается с тендером, я видел, что Вексельберг не вкладывает деньги. Проще всего было бы сказать, что мне эта головная боль ни к чему, и уйти. Вместо этого я позаботился о работниках, позаботился о поставщиках, о владельцах акций, сделал все возможное для продолжения работы. А что касается 16 миллионов Нетаниягу, я готов передать вам ролик, в котором очень доступно объясняется, почему с налоговой точки зрения, с точки зрения Управления ценных бумаг и других аспектов, речь не идет о "чистой" сделке. Дай Бог, чтобы так было. Я не ненавижу Нетаниягу.

Давайте продолжим. Вы создали список, который претендует на роль правящей партии. При этом программа ваша крайне туманна. В том, что касается внешней политики, каждый может найти то, что хочет.

Что вы знаете о внешнеполитической программе Нетаниягу?

Я сейчас беседую с вами, господин Ганц.

Нетаниягу всегда говорит одно, и не делает ничего. С моей точки зрения, это не политическая программа.

В чем ваша политическая программа?

Мы будем стремиться к возобновлению процесса, который опирается на региональную и международную поддержку нашего диалога с палестинцами.

Который базируется на принципе двух государств.

Нет. Мы действуем противоположным образом. Вместо того, чтобы забегать вперед и говорить о конечном результате, который вы называете "двумя государствами", и у людей в голове сразу возникают картины.

Да, но, если я собираюсь голосовать за вас, то хочу знать, куда вы поведете меня и всю страну.

Я поведу вас туда, где Иорданская долина – это граница безопасности государства.

Не граница суверенитета.

Прежде всего, граница безопасности. Прежде всего безопасность. Мы оставляем за собой все крупные поселенческие анклавы. Иерусалим остается нашим, мы не возвращаемся к границам 1967 года, и мы не делаем ничего односторонне. Что останется после этого? "Государство минус", два государства, государство-автономия. Будем обсуждать. Суверенитет в Иорданской долине на 50 лет, потом смена? Все может быть.

Вы сопровождали разработку программы INSS.

Да.

Вы согласны с ее принципами?

Я считаю, что принципы необходимости отделения от палестинцев для того, чтобы избежать превращения Израиля в двунациональное государство, при этом сохраняя свободу действий в области безопасности в духе того, о чем я говорил ранее, задают верное направление.

Можно ли говорить, что программа INSS – это программа "Кахоль Лаван"?

Нет. Это программа INSS. Мы ее знаем, у каждого из нас есть свое к ней отношение, но это общее направление, не программа.

И как направление – это с вашей точки зрения, верно.

Мы не хотим быть двунациональным государством. С этим каждый должен согласиться. Мы хотим оставаться еврейским и демократическим государством, а значит нельзя съесть торт и оставить его целым. Это наше направление. Я считаю, что Биби не в состоянии ничего сделать, я считаю, что Абу Мазен не в состоянии ничего сделать. Когда будут новые лидеры там и здесь, начнем разговаривать. Посмотрим, к чему придем.

Вы говорили о необходимости сближения с ультраортодоксами, и в то же время о работе общественного транспорта по шаббатам. Потом была публикация ваших слов: "Я отправлю им чистый лист, пусть впишут, что хотят". Чистый лист им отправите?

Давайте говорить о том, какой смысл в словах. Техника менее важна.

Что вы имели в виду?

Я имел в виду, что ультраортодоксы могут предъявить свои требования, но у меня есть свои.

Каковы ваши требования?

Я хочу, чтобы по шаббатам курсировал общественный транспорт, я хочу, чтобы все могли жениться в этой стране, я против закона о порядке работы магазинов по шаббатам, я за закон, запрещающий осужденному за преступление, признанное позорным, занимать должность министра. Я за эти вещи, которые являются благом для всех граждан страны. Я за сохранение мира Торы, я за сохранение мира йешив, но я за совместную службу для всех.

Вы хотите видеть ультраортодоксов в своей коалиции? Вы рассчитываете на них?

Да, и я объясню вам почему. В конечном счете, ультраортодоксы – неотъемлемая часть израильского общества. Они должны стать частью экономической жизни, частью образовательного процесса, получить влияние. В ультраортодоксальном мире есть мощные течения, стремящиеся к интеграции и к влиянию. Можно все время воевать друг с другом, но лучше попытаться жить вместе, сосуществовать. И я считаю, что если мы не пытаемся приблизиться друг к другу, то в итоге все проигрывают.

Это очень красивые слова, но когда речь идет о политической практике, то надо принимать решение: или вы идете с ними и выполняете их требования, или против них. Вам придется выбирать.

Политика – это выбор между тем, что правильно, и тем, что возможно. Это базисная установка, которая определяет действия в любых вопросах. Все время приходится выбирать между тем, что правильно, и тем, что возможно. Это верно про меня, это верно про них. Они не любят Лапида, но готовы работать со мной. Прекрасно. Каждый может представить ситуацию, как ему удобно.

Я хочу ухватиться за вашу последнюю фразу. Если для того, чтобы получить поддержку харедим, вам придется расторгнуть соглашение о ротации с Лапидом, вы готовы взвесить такой шаг?

Нет, у нас есть соглашение о ротации, мы не собираемся его расторгать, и я думаю, что они с этим согласятся.

Вы не думаете, что Яир Лапид должен отказаться от ротации? Не только из-за харедим. Из-за опросов, например. Я знаю, что в вашей партии говорят с ним об этом.

Я не знаю, кто и о чем говорит. Я встречаюсь с Лапидом три раза в неделю, мы говорим по телефону каждый день, и никогда эта тема не возникала. Нерелевантно.

Вы никогда с ним не говорили об этом?

Никогда. Мы вышли в путь, имея в кармане соглашение о ротации. И посмотрите, что произошло. За шесть-семь недель мы создали политическую альтернативу, которой здесь не было десять лет. Во всяком случае, ее не было в таких масштабах. Как бы мы этого добились, если каждый был бы на 100% занят собой? А когда каждый на 70% занят собой, а на 30% другим – это возможно. Как бы мы создали атмосферу перемены, если бы каждый был занят только собой, и не был бы готов на компромиссы? Мы были готовы и родился наш союз.

В таком случае, что вы имели в виду, когда сказали "Я не уверен ни в ком из троих", подразумевая ваших партнеров?

Скажу вам честно, я не помню, в каком форуме это было сказано, но как всегда, всё – вопрос контекста. Мне сказали: "В политике нельзя полагаться ни на кого". Я сказал: "Не полагаюсь ни на кого". Процитировали так как процитировали, утекло так как утекло.

Как обычно говорят, вырвано из контекста?

Даже не вырвано из контекста. Просто была случайная цитата разговора, которая приняла масштабы заголовка. Не более того.

Господин Ганц, есть ли ситуация, при которой после 10 апреля вы и Биньямин Нетаниягу станете членами одного правительства?

Нет.

Ни в какой ситуации? Ни при каком раскладе?

Нет.

Тогда как вы объясняете разницу между тем, что вы говорите мне on record, и тем, что публиковалось из ваших бесед off record?

Объясню. Когда ты сидишь с группой людей и ведешь не открытую беседу, не обсуждение в штабе, а свободную дискуссию в том или ином форуме, могут быть сказаны разные вещи. Но это не главное. То, что постепенно становится явным, те подробности коррупционных дел, которые всплывают на поверхность, только усугубляют положение. Бен-Гвир, каханисты, субмарины, акции компаний. Оставьте сейчас в стороне личные нападки на меня, тот вред, который он пытается причинить лично мне и моей семье. Добавьте "французский закон", попытку избежать суда. Все это вместе создают картину, при которой я не вижу ситуации, позволяющей нам сидеть вместе. Не вижу ситуации, при которой это было бы возможно.

С кем вы будете создавать коалицию?

Я сформирую коалицию, потому что буду крупнейшей партией парламента.

Этого недостаточно.

Достаточно.

Ципи Ливни в 2009 году возглавляла крупнейшую партию, а премьер-министром стал Нетаниягу.

Я буду крупнейшей партией. Мы обратимся к нашим потенциальным партнерам слева и справа. Мы контактируем со всеми. Президент государства поручит мне формировать правительство, поскольку я буду крупнейшей партией. В 99% случаев, за исключением упомянутого вами, тот, кто получает право формировать правительство, становится премьер-министром.

Но с кем вы сформируете коалицию? Ультраортодоксы раз за разом заявляют, что не войдут в ваше правительство, Либерман говорит то же самое, в "Ихуд Мифлагот а-Ямин" говорят то же самое, "А-Ямин а-Хадаш" – то же самое.

Люди говорят до выборов "а", после выборов "б".

Иными словами, вы исходите из предположения, что они лгут.

Они не лгут, они действуют в рамках кампейна, они конкурируют и говорят то, что избиратели хотят услышать. В конечном счете, мы будем крупнейшей партией и будем формировать правительство.

Тогда опишите хотя бы в общих чертах, коалицию вашей мечты.

Коалиция моей мечты – это 61 мандат у партии "Кахоль Лаван". Но это нерелевантно. Поэтому я веду переговоры со всеми.

В том числе с правыми?

В том числе с правыми. И я вас уверяю, коалиция возможна, все в наших руках. Ждать осталось недолго, через несколько дней мы увидим, как все это разрешится.

Последний вопрос. Бен Каспит опубликовал сообщение о том, что вы получали психологическую помощь, принимали лекарства. Могу вам сказать от себя лично, что считаю готовность обратиться за помощью одним из главных проявлений зрелой личности. Но граждане Израиля имеют право знать правду. Вы получали психологическую помощь? Принимали лекарства?

Ответ: нет. Я вам представляю детали, и вам стоит мне поверить. Я согласен с вами насчет способности обратиться за помощью, но я рассматриваю это с позиции лидера и называю способностью советоваться, консультироваться. С того момента, как я стал полковником ЦАХАЛа, меня, как и многих моих коллег, на протяжении всей службы сопровождал специалист по организационному консультированию (ייעוץ ארגוני). После того, как я демобилизовался, обратился к такому консультанту, специализирующемуся на сопровождении проектов, работе с руководителями проектов и тому подобным вещам. В тот момент я вошел в новый мир: компании хайтека, общественные организации, политические дилеммы. Она работает со мной в последние три года. У нее есть свой подход, своя теория, она описана на ее сайте. Всё. Более ничего. Она не имеет права выписывать лекарства. Даже на это права не имеет. Так что это легенда. Но мы опять видим, как все переставили с ног на голову. Организационного консультанта назвали психиатром. Не было никакого психиатрического лечения, не было никакого психологического вмешательства. Но когда я услышал все это, сказал своим друзьям: "А даже если все это правда, то что?" 40% израильтян курят марихуану или ходят к психологам. С ними что-то не так? 40% разведены. С ними что-то не так? Мы что с ума сошли? Мы "бракуем" людей по каким-то анкетным данным, по слухам, по сплетням. Вот это низко.

Вы сказали, что последний месяц был одним из самых тяжелых в жизни.

Вы меня спрашивали, не жалею ли я о чем-либо из сказанного? Вот об этой фразе может быть и жалею. Потому что она описала мое состояние в новой ситуации, непростой, напряженной. Кстати, большую часть времени я получаю удовольствие. Встречаю людей, слушаю, знакомлюсь. Я пережил в своей жизни столько тяжелого, что все сопровождающее эту кампанию – не самое страшное. Поверьте, что меня все это почти не задевает. Я пришел в политику с таким глубоким чувством миссии, что готов пожертвовать всем личным, повторю – всем личным. Вы хорошо понимаете, что я теряю много денег на этой истории. Вы хорошо понимаете, что я теряю право на частную жизнь на этой истории. Вы хорошо понимаете, что я теряю почти всё. Но я иду на это с широко открытыми глазами.

И останетесь, если проиграете?

Конечно. Ближайшие десять лет своей жизни я посвящу борьбе за благо государства Израиль. Я должен сделать все от меня зависящее для того, чтобы у моих детей и у ваших была нормальная страна. Нормальная – это очень сильная, но и такая, в которой все крепко связаны друг с другом. Сегодня вопрос безопасности как будто дает лидерам право не вкладывать, не уделять внимание другим проблемам. Я считаю, что ими необходимо заниматься, им необходимо уделять внимание. Я говорю не только о финансовом вложении, я говорю об инвестициях внимания, присутствия, лидерства. Быть лидером – это не только встречаться с Путиным и Трампом. Да это важно. Да, это возможно главное. Но есть еще проблемы. Лидер должен заниматься ими. Сегодня этого не происходит. И это ужасно. Поймите, это действительно ужасно.