Как ислам покинул политическую жизнь Востока, а потом вернулся с новой силой

Профессор современной истории Ближнего Востока в Оксфорде и научный сотрудник колледжа Святого Антония Юджин Роган приехал в Москву на конгресс, посвященный 200-летию Института востоковедения РАН. Корреспондент "НГР" Павел Скрыльников побеседовал с ученым о том, какие изменения претерпел арабский мир за столетие независимости и как идеологии превратили ислам в орудие революций.

- Ваша книга "Арабы: история" начинается с османского завоевания Мамлюкского султаната. Почему вы взяли именно это событие за точку отсчета арабской истории?

- Мне хотелось написать историю современного арабского мира, и вопрос стоял так: где начинается ее современный период? Полагаю, он связан с османским владычеством, и начать с 1516 года было бы правильно. С османским завоеванием вооруженная огнестрельным оружием армия разгромила армию, полагавшуюся на мечи и конницу. В каком-то смысле современность тогда одержала верх над Средневековьем. Османская империя останется важным фактором в жизни арабского мира вплоть до ХХ века. Таким образом, в моем охватывающем пять сотен лет исследовании четыре сотни лет занимает история Османской империи - именно поэтому я решил начать книгу с того, с чего начал.

- Пять сотен лет современной истории - большой срок. На какие периоды вы разделили бы ее?

- Каждый историк должен задаться вопросом: как логически разделить материал, позволяя истории развиваться как сюжету? Должен признать, "Арабы" писались не для специалистов, а для широкого круга читателей, которые знают об арабском мире из выпусков новостей. Историю нужно представить так, чтобы она была интересна простому читателю: не погружаясь в исторические теории, не рассчитывая на язык научных исследований, но добиваясь, чтобы она развивалась так, как ее переживали участники. Поэтому я выделил бы три больших периода: османский период, период европейского империализма и период советско-американского противостояния после Второй мировой войны. С падением СССР регион вошел в эпоху однополярного американского доминирования и влияния глобальной экономики - возможно, самый тяжелый период для описания, - и здесь в книге я ставлю точку.

- То есть современная история арабов - это история подчинения великим державам?

- В книге я представляю это как историю подданства другим народам. Во времена ранних исламских завоеваний арабскими землями правили империи с центрами в арабских городах. Османы были первыми, кто правил арабами не из арабского города, а из Стамбула-Константинополя, и центр принятия решений в 1517 году впервые оказался за пределами арабского мира. Там он и оставался: во времена колониального владычества решения принимались в Париже и Лондоне, во время холодной войны - в Москве и Вашингтоне. В этом смысле арабы жили по установлениям других народов.

- В Османской империи метрополия разделяла с арабскими провинциями единую религию. Связывает ли она их до сих пор и как она повлияла на историю арабов в XX веке?

- Вы правы, арабский мир был связан с Османской империей общей культурой и религией. Но уже в начале ХХ века арабы создавали общества, направленные на продвижение своей культуры, на достижение равенства с турками. Эти кружки не были националистическими в том смысле, что не ставили своей целью достижение независимости. Но многие из них считали образцом для подражания Австро-Венгрию Габсбургов и хотели подтолкнуть турок к тому, чтобы Османская империя стала арабско-турецкой. Некоторые доказывали, что ввиду особой связи арабов с исламом - того, что Коран написан на арабском языке, а пророк Мухаммед проповедовал на Аравийском полуострове, - халифат должен быть связан не с султаном, а с арабскими религиозными властями. Это позволило бы арабам стать вровень с султанами. Османские власти, разумеется, подавляли эти идеи, особенно во времена младотурецкого правления - с 1908 по 1910 год. К началу Первой мировой войны это создало напряжение между турками и арабами. Для арабского мира Первая мировая война стала катастрофой. Сотни тысяч мужчин были призваны в армию, чтобы драться на совершенно ненужной им войне. И вину за втягивание в европейскую войну они возложили на младотурок. Думаю, именно война заставила многих арабов отвернуться от Стамбула - в том смысле, что по ее окончании они больше не видели себя в составе империи. Они были счастливы обретенной независимости и, конечно же, не желали попасть под европейское управление. К сожалению, история распорядилась иначе, и Ближний Восток вернулся к колониализму под протекторатом Франции и Великобритании.

- Православная церковь была частью бюрократической структуры Российской империи и осталась ее единственным институтом, существующим и сегодня. Можно ли сказать то же самое об Османском исламе - как он изменился за эти 100 лет?

- Нет сомнений в том, что ислам для Османской империи был мощнейшей объединяющей силой - не только в культурной и религиозной, но и бюрократической сфере. Вплоть до реформ XIX века судебная система базировалась на шариатском праве, системой образования управляли улемы - исламские богословы. Власть султана укреплял титул халифа, который в XIX веке стал крайне важен для обоснования легитимности османского правления. Во многом можно утверждать о наличии параллелей между ролью православной церкви в Российской империи и суннитского ислама - в империи Османской. Именно суннитского: в провинциях Османской империи с большой долей шиитского населения, таких как Багдад и Басра, влияние султана как халифа было весьма ограниченным, они обращались скорее к своим собственным авторитетам - аятоллам. Иран и Ирак были зоной столкновений между персидскими династиями Сефевидов и Каджаров, шиитов по вероисповеданию, и суннитской Османской империей. Таким образом, у живущих в Османской империи шиитов возникала проблема "двойной лояльности" по разные стороны от границ империи.

- Со стороны кажется, что отделение религии от государства в 1920-е годы должно было быть довольно болезненным, а реформы Ататюрка - не очень отличающимися от большевистских. Так ли это? Повлияли ли они на современные взгляды арабов на концепцию светского государства?

- Взгляды арабов на кемалистскую революцию после распада Османской империи - это очень сложный вопрос. С одной стороны, к Ататюрку арабы относятся с огромным уважением. Он, как никто другой в арабском мире (кроме, возможно, Ибн-Сауда), смог отстоять границы турецкого государства от оккупантов и вернуться к переговорам с державами-победителями на равных. В этом смысле Ататюрк был для арабов образцом для подражания. Но секулярное государство, которое он строил, отказ от халифата, смена письменности, ограничение религии исключительно сферой частной жизни - вызывали смешанную реакцию. Для некоторых это стало частью реалий современности: современные общества отделяют государство от религии, и Турция продемонстрировала, что весь Восток может следовать их примеру. Для других реформы Ататюрка были неприемлемым атеизмом, проведение схожих преобразований в Египте и Сирии встретило отпор. После упразднения халифата в Турции множество деятелей в арабском мире пытались присвоить себе титул халифа, надеясь завоевать поддержку мусульман во всем мире. Среди них были шериф Мекки Хусейн, король Египта Фуад… Были и те, кто надеялся вернуть отвергнутый Мустафой Кемалем титул халифа в арабский мир. Но ничье провозглашение себя халифом не завоевало всеобщей поддержки. Не было и всеобщего осуждения упразднения халифата. Для меня взгляд на эти события 90 лет спустя говорит о том, что идея религиозного лидера ислама, наследника Мухаммеда, к 1920-м годам утратила свое значение. Для большинства арабского и мусульманского мира это была историческая идея, время которой ушло. И даже сегодня популярность халифата очень мала, как показывает крайне ограниченная поддержка провозгласившего себя им ИГ (запрещенная в России террористическая группировка. - "НГР") в Сирии и Ираке.

- Распространено мнение, что режимы "светских" диктаторов были оптимальным modus vivendi для Ближнего Востока, а ислам и демократическое государство несовместимы. Как отношения между религией и государством видели в арабских странах в XX веке?

- Сам язык, на котором мы говорим об этих идеях, в частности о демократии, чрезвычайно политизирован. И арабский мир говорит не на нем. Еще администрация Джорджа Буша использовала его таким образом, что у множества арабов не осталось сомнений: демократия - это инструмент установления американского господства. Когда я, американец, в разговоре с арабами использую слово "демократия", я немедленно становлюсь подозрителен. Споры, совместим ли ислам с демократией, продолжаются на Западе уже давно. Но появляются партии, подобные тунисской "Ан-Нахда" (исламистская партия, участвующая в демократическом процессе. - "НГР"), которая входит в коалиции со светскими партиями и не настаивает на шариатском базисе законодательства. Это само по себе демонстрирует, что ислам и демократия совместимы. Взглянув на историю ХХ века, мы увидим, что дело не в совместимости ислама с политической системой, а в том, что арабский мир, так же как и остальное Средиземноморье, вступил в эпоху секулярного национализма. Тогда религия ушла в область частной жизни, а политические режимы радикализировались. В 1971 году, когда мне было 10 лет, я переехал в Тунис. Арабский мир предстал передо мной секулярным и националистическим. Тогда для арабов политика заключалась в том, был ли ты марксистом или проамериканским демократом, выстраивал ли социалистическую концепцию… Идеологические споры о национальном освобождении - вот что волновало людей. В 70-е я ни разу не слышал разговоров об исламской политической повестке, но вскоре этому было суждено измениться. Исламские политические фигуры возглавили революцию против одного из самых сильных автократов Ближнего Востока, иранского шаха, в 1979 году. Поначалу все думали: Иран - другое дело, и здесь такому не бывать. Но это показало людям, что ислам - это мощнейшая сила, которую можно мобилизовать для политических целей. Это вдохновило движения вроде "Братьев-мусульман" (запрещены в России. - "НГР"). Может, они и были маргинальной исламской оппозицией в начале 1980-х, во времена секулярного национализма. Но ощущение, что секулярно-националистический проект провалился, начало появляться уже в 1970-е. Это открыло дорогу новому политическому дискурсу - исламскому. И я видел это своими глазами. Сегодня мы живем в мире, в котором религия находится в политической сфере. И для нее это некомфортно: например, опыт "Братьев-мусульман" у власти после 2011 года спровоцировал кровавую контрреволюцию. Я думаю, что и нетерпимость, которую демонстрируют шииты и сунниты друг к другу, после 2011 года набрала обороты. Это говорит нам о том, что сегодня ислам - мощнейшая дестабилизирующая сила в политике.

- Русские испытывают схожие ощущения по поводу слова "демократия"…

- Вы, должно быть, сыты им по горло! Я это понимаю, "язык демократии" больно ударил и по русским тоже. В 2011 году мы видели волну революций в арабском мире. Люди не хотели больше бояться своего правительства, они добивались права менять власть мирными средствами. Не будем пока называть это демократией, просто - правом на выбор и мирную смену власти. Это достойное желание для каждого народа.

- Как же это называют сами арабы?

- Свободой. Во время восстания в Египте лозунгом демонстрантов было "Хлеб, свобода и социальная справедливость!". Думаю, это хорошо передает настроение января 2011 года - слово "демократия" там не использовал никто.

- Некоторые считают, что для достижения мира на Ближнем Востоке соглашение Сайкса-Пико должно быть отброшено, а весь регион - реорганизован. А каким свое государство арабы видели в 1916 году, а затем в 1950-х годах и во время революций арабской весны?

- На мой взгляд, то, как после Первой мировой войны в бывших арабских провинциях Османской империи прочерчивались границы, было абсолютно неправомерно. Народы арабского мира всегда рассматривали их как имперское наследие. Именно поэтому арабский национализм ХХ века продвигал панарабскую идею, сделавшую его устойчивой политической платформой. Но будем откровенны, за прошедшее столетие наследники османских арабских провинций уже утвердились как суверенные государства. Из итогов Первой мировой нужно сделать вывод: границы, прочерченные из-за рубежа, становятся линиями будущих конфликтов. Я не стал бы выступать за то, чтобы границы Ближнего Востока были перечерчены мировым сообществом, - слишком велик риск, что результат будет таким же плачевным, как и сотню лет назад. Но я могу поддержать национальное самовыражение, способное привести к изменениям границ. Если его источником будут сами люди, а отражением - политическая организация, защищающая их права и интересы, то оно будет устойчиво и благополучно. Но попытки разделить Сирию или Ирак для разрешения нынешних конфликтов только заложат основы для будущих противостояний.

- Османская империя во многом была частью Европы, когда Европа состояла из империй. Видели ли арабы когда-либо Ближний Восток как часть европейского мира?

- Сутью разделения арабского мира колониальными державами был поиск системы, которая позволила бы интегрировать эти земли в империи, которые просуществуют еще сотни лет. В 1920 году ни Британская, ни Французская империи не подозревали о том, как мало им осталось. Поэтому выстраивалась система, в которой местные жители были бы соработниками британской и французской администрации, партнерами колониализма. Это, разумеется, было невозможно. Границы, которые они прочертили, стали границами, в которых арабские страны провозглашали независимость, а политические институты, установленные европейцами, искали легитимности в политике национализма. Той самой силе, возникновению которой должна была воспрепятствовать мандатная система. Уже во времена Лиги наций Британия и Франция оказались в конфликте с арабами, требовавшими независимости. Из Второй мировой войны Франция вышла разгромленной, Британия - крайне ослабленной. Они были не в том положении, чтобы проводить имперскую политику в отношении миллионов арабов, требовавших независимости. Это было моментом, когда арабские националисты 1920-х и 30-х годов добились независимости и присоединения к ООН. Но борьба продемонстрировала народам и слабость их элит. Она, на мой взгляд, нагляднее всего проявилась в 1948 году, когда арабские государства попытались предотвратить создание Израиля и сохранить Палестину и были разгромлены. Поражение оставило едва сформировавшиеся правительства очень уязвимыми перед новым поколением политических активистов, формировавшимся вокруг офицеров-технократов и видевшим в них лучших лидеров, чем юристы, короли и гражданские премьер-министры. Череда революций свергла консервативных националистических лидеров и установила своего рода преторианские государства, режимы нового республиканизма. В 1949 году это произошло в Сирии, в 1952-м - в Египте, в 1958-м - в Ираке, в 1962 году - в Йемене. Они стали господствующей формой правления в арабском мире.

- Сегодня существует взгляд на Австро-Венгрию как на предшественницу Евросоюза, воплощение мира между народами. Есть ли в арабском мире схожий взгляд на Османскую империю?

- Это хороший вопрос. Полагаю, поддержка "Братьев-мусульман" в арабском мире - это продолжение романтической идеи о силе Османской империи и ее роли в качестве халифата, ролевой модели исламского демократического активизма. Как вы помните, после революций арабской весны троицу из турецкого тогда еще премьер-министра Эрдогана, министра иностранных дел Ахмета Давутоглу и президента Абдуллаха Гюля принимали в революционных Ливии, Тунисе и Египте как героев. Партия справедливости и развития была моделью того, чего можно достичь, совмещая ислам и демократию для создания легитимной и аутентичной арабской и исламской политической системы. Многие тогда обращались к османскому прошлому как к исторической связи, на которой зиждился их авторитет. Это продолжалось недолго, и контрреволюция, последовавшая за арабской весной, была направлена на то, чтобы помешать "Братьям-мусульманам" взять власть во всем арабском мире. Это было наиболее очевидно в Египте, но то, что в Палестине был подавлен ХАМАС, попытки разгрома связанных с "Братьями-мусульманами" движений во время восстаний в Сирии и Ливии, то, как Катар был изолирован за его поддержку "Братьев-мусульман", тоже лежит в русле подавления этого видения исламского демократического движения. На мой взгляд, это оставило Турцию в положении, когда ее поддержка "Братьев-мусульман" потеряла для арабского мира актуальность. И исторические связи Турции с арабским миром сильно из-за этого пострадали. Ее отношения с Саудовской Аравией, ОАЭ, Бахрейном и Египтом сегодня довольно холодны именно из-за восприятия "Братьев-мусульман" как инструмента "неоосманского мира". Мне кажется, мечта о нем уже улетучилась. Даже в самой Турции, когда Эрдогана хотят раскритиковать - его называют "султаном", имея в виду, что он ведет себя как исламский деспот, а не избранный представитель турецкого народа.