"Когда у нас запретят ходить по улицам без паранджи и сделают обязательным изучение арабского языка в школах - терактов больше не будет. И французской республики - тоже", - сказала "Деталям" Алиса Сольвет.

После теракта, учиненного в Париже 21-летним Хамзатом Азимовым, который зарезал одного человека и ранил еще четырех, жизнь в столице входит в обычное русло. Вопрос в том, что считать обычным. "У нас такие теракты происходят каждые две недели, но когда такое случается в провинции, об этом меньше пишут или замалчивают вообще", - уточнила Сольвет.

Она владеет небольшой консалтинговой компанией, занимается социологией. Живет в одном из парижских пригородов, переехав в Париж 20 лет назад из Санкт-Петербурга. Но не исключает, что в скором будущем, возможно, придется вновь менять место жительства.

- Мы недавно продали свой дом, переехали в другой пригород. Причина проста: с нами соседствовала приятная супружеская пара врачей, выходцы из Марокко, но в какой-то момент они сдали его своим соплеменникам - и наша жизнь превратилась в ад, - рассказывает Алиса Сольвет. – Начать с того, что каждый день вечером мы слушали включенный на полную мощь динамик, из которого орал записанный голос имама.

Видите ли, я не против того, чтобы эта культура мирным образом существовала во Франции. Но она не просто сосуществует - она навязывается, очень агрессивно, и самими разными способами… Хочу сразу оговорить, что я - человек терпимый. Я никогда не поддерживала ультраправых, никогда не судила о человеке по его цвету кожи или расе. Но беженцы формируют новую среду страны, в которой я живу.

- Можно привести примеры?

- Да. Во время президентских выборов в прошлом году произошло мало кем замеченное событие. Министр образования в правительстве Франсуа Олланда - барышня по имени Наджат Белькасем, - уже в последние дни существования того кабинета подписала с Тунисом договор о сотрудничестве в сфере образования, включающий в себя канал регулированного въезда во Францию преподавателей арабского языка, в которых наша страна так нуждается. Ее идея состояла в том, чтобы каждая – я подчеркиваю, каждая! - школа во Франции могла обеспечить обучение арабскому языку.

Наджат Беклькасем, девушка марокканского происхождения, родившаяся во Франции, прославилась такой фразой: "Я в первую очередь - мусульманка, во вторую - марокканка, и только потом - француженка". А также своими публичными выступлениями на магрибском арабском, который, как известно, имеет мало общего с литературным арабским языком.

Договор был подписан, в СМИ никакой шумихи, все забыли. А вот недавно в "Фейсбуке" вижу возмущенный пост жителя региона Миди-Пирине: в школе, куда ходят его дети, вторым языком предлагают на выбор: алжирский арабский, марокканский арабский или литературный арабский. Английского и испанского не предлагают, хотя Миди-Пирине граничит с Испанией и многие жители в этих местах традиционно двуязычны.

- Это навязывание чуждой культуры коснулось и Парижа?

- Конечно. Этот город традиционно тратил бешеные деньги на рождественскую иллюминацию. В этом году было как-то скромно. Оказалось, что мэр Парижа Анн Идальго, рьяная социалистка, решила не тратить денег вообще, дабы слишком явное празднование христианского события не оскорбляло религиозных чувств других граждан, не христиан. Все, что было, делалось за счет торговцев магазинов, по чьей-то частной инициативе.

А насчет навязывания… Мой ребенок захотел учить арабский, мне эта идея понравилась, стали искать подходящие групповые курсы. Но везде, куда мы ни обращались, преподавание арабского шло в одном "пакете" с преподаванием Корана. И не иначе!

Еще раз подчеркиваю: я не обобщаю. Я знакома со многими арабами – жителями Парижа: вменяемыми, нормальными, образованными людьми, не имеющими отношения к радикальному исламу. У них, поверьте, с головой все в порядке. Но проблема в том, что кто-то считает звон колоколов оскорблением религиозных чувств мусульман – а вот когда по всей улицы разносится голос имама, это не должно оскорблять религиозные чувства христиан.

"Исламизация" Франции, а если еще шире – "исламизация Европы" - не стихийное явление. Это, скорее, философски обоснованное движение. Его "отцом-основателем" можно считать Жака Аттали, в свое время служившего советником Миттерана. Он сформулировал цельную философскую систему, у него масса последователей. В все социалистические правительства, управлявшие Францией, начиная с самого Миттерана, находятся под побеждающим магнетизмом его теории. Ее разделяют не только французы, но и многие европейцы - в их числе и канцлер Германии Ангела Меркель.

- В чем она заключается?

- Европа переживает гигантскую демографическую проблему – стремительное старение населения. Молодых людей оказывается недостаточно, чтобы "кормить" пожилых. У нас процент иждивенцев растет. Это происходит во многих странах.

Учитывая тот факт, что продолжительность жизни растет, проблема известна. Это то, что, в частности, происходит в Японии, которую в этом смысле называют "лабораторией Европы". В процентном отношении, прослойка тех, кто их кормит, тает. Понятно, что чем больше пожилых людей, тем больше расходов – выплата пенсий, оплата медицинского обслуживания и прочие льготы. Этот демографический феномен старения населения известен во многих странах.

Но в этом отношении Франция была долгое время уникальна, потому что с конца 40-х годов здесь была введена система поддержки семьи. И эта система много лет работала. Потому, как правило, в семьях было по трое-четверо детей, что считалось нормой.

Работающие семьи получали и пособия на детей, и налоговые льготы. Что получается, если льгот лишить, оставив лишь пособия на детей? Ответ на поверхности: бедные семьи начинают плодить бедных и нищих, потому что дети становятся основным источником дохода. Что в последние десять лет и произошло во Франции, благодаря стараниям социалистов. У представителей среднего класса все подобные налоговые льготы за последние десять лет отобрали.

Итак, работающие люди уже не могут себе позволить содержать большую семью – но они обеспечивают тех, кто не работает, и у кого в семье больше трех детей. Эти налогов не платят. Вообще, согласно статистике, во Франции налоги платят только 16 процентов "налоговых очагов", а половина населения Франции либо не платит вообще, либо минимальные налоги – 300-400 евро год.

Значит, речь идет о планомерном уничтожении среднего класса, вместе с чем нарастает и демографическая угроза. И вот тут появляется теория Аттали, которую "купила" Меркель, согласившись принять два миллиона беженцев. Своего населения не хватает, страна обречена на вымирание – значит, нужна свежая кровь. Выходцы с Востока будут плодиться и размножаться, давая новое наполнение экономике Франции и Германии.

Жак Аттали и все его последователи убеждены: другого выхода нет. Сейчас во Франции 63 миллиона человек, и, как утверждает Аттали, через сорок лет здесь должно проживать 150 миллионов - а людей надо набирать в мусульманских странах.

- Сторонников Аттали не пугают теракты, обособленность пришлых, стремление навязать чужую культуру?

- Их, по-моему, вряд ли что-то убедит. Это – эффект критической массы. У нас существуют повсюду "гетто для беженцев" – районы проживания арабов. Это, как правило, беднейшее население, и в силу бедности оно радикализируется. Эти районы возникли исторически еще во время обретения независимости Алжиром, когда оттуда хлынули потоки алжирцев. Их и селили в этих гетто, называемых "сите", построенных на скорую руку.

Кстати, возвращались и французы, которые жили в Алжире и катались там как сыр в масле. И вот сейчас они, или их потомки, хотят применить во Франции подобную модель: чтобы они снимали сливки, а вместо них трудились все эти беженцы.

В такие "сите" в пригородах Парижа, где живут нынешние беженцы, лучше не ездить. Белой женщине одной там показываться просто противопоказано, а машину могут забросать камнями. Туда и полиция не заглядывает – боится, и "скорая помощь" не приезжает, тоже из страха. Таких "сите" очень много, хотя я не хочу утверждать, что все они одинаково опасны. Есть и достаточно спокойные. Мы сами, в свое время, жили рядом с таким, буквально напротив, и это был тот счастливый случай, когда никаких трений между местными жителями и беженцами не было вообще. Можно было спокойно гулять по вечерам и выходить с детьми на прогулку.

- То есть, можно говорить о феномене "сите"?

- Да, и больше всего подвержен этому феномену Марсель и его пригороды - потому что из Алжира шел паром в этот город, и ходит до сих пор. Простите, но Марсель давно уже - арабский город.

- Зачем сторонникам Аттали такое количество нищих?

- Потому что ими легче управлять. Франции не нужны люди деловые, предприимчивые - потому отказывают тем, кто хотел бы поселиться здесь, строить карьеру… Зато беженцам выдают карточку, по которой они могут снимать 45 евро в день. Если при этом предоставляют бесплатное жилье, то жить как-то можно. Так создается общая, цельная масса бедноты - и небольшая элита, которая этой массой управляет. Феодальное государство, нечто подобное тому, когда Алжир был французской колонией. Так выглядит идеал сторонников Аттали.

Беженцы – как и те, кто лишь называет себя беженцами - продолжают прибывать, и уже нет мест в старых "сите", потому их селят, где попало. Впрочем, сторонников Аттали это нисколько не пугает - ведь они считают, что Европа должна стать исламской, потому что сама размножаться не может, из-за чего и зашла в экономический тупик.

- Но разве все это не повышает популярность правых партий?

- Нет. Их очень мало, к тому же эффект критической массы работает и здесь. Мари Ле Пен вышла во второй тур президентского голосования только потому, что всем так было удобно.

- И никто не протестует? До теракта рядом с Оперой убили еврейку, пережившую Катастрофу. Просто чтобы ограбить, сочтя, что раз она еврейка – у нее наверняка будут деньги…

- Вы слышали об этом потому, что это произошло в Париже. А о том, что зарезали священника в провинции, никто и не слышал. О том, что зарезали женщину-полицейскую - тоже. Все это – тенденция, а не разовый случай, на который можно было все списать. Люди уже часто предпочитают встречаться не в кафе, а у себя дома - на всякий случай, от греха подальше.

Даже местный антисемитизм уже обрел новый окрас: у нас регулярно громят еврейские кладбища, но об этом никто не говорит и не пишет.

Во время выборов, в прошлом году, был страшный погром на еврейском кладбище. Один журналист выложил репортаж о случившемся в "Фейсбуке", со всеми подробностями. Что вы думаете? Через два дня тот же журналист, в том же "Фейсбуке", на камеру, пряча взгляд, сказал, что поторопился с выводами, и что он согласен с официальной версией, согласно которой грузовик случайно съехал с обочины и повредил надгробия… Потому, дескать, он берет свои слова обратно. Выглядело это не смешно, а жутко.

- Антисемитизм во Франции был всегда…

- Но столь кровавый возник в последнее время, параллельно со вспышкой радикального ислама. Когда шесть лет назад во второй тур президентских выборов вышли Саркози и Олланд, то за несколько дней до решающего голосования Мухаммед Мера в Тулузе застрелил трех учеников еврейской школы. Тогда предположили, что победу одержит Саркози, который выступал за наведение порядка, но ничего подобного - победил Олланд. А еврейская община, очень влиятельная и немало сделавшая для страны, скукоживается. Евреи уезжают.

Я говорила как-то с одним из своих знакомых, который вместе с семьей собрался в Нью-Йорк, и он мне сказал: "А что мне остается делать? Если мою семью не взорвут в супермаркете, то застрелят моих детей на выходе из школы…"

- А вы сами?

- Скажу честно: я морально уже готова к тому, что в какой-то момент придется бежать. С детьми, со всем своим скарбом. Я очень люблю Францию, со всеми ее плюсами и минусами. Но, переезжая сюда, я не собиралась жить в мусульманской стране.