Zahav.МненияZahav.ru

Пятница
Тель-Авив
+28+18
Иерусалим
+25+16

Мнения

А
А

Цвет эмиграции

Они почувствовали, что петля фашистского тоталитаризма затягивается вокруг их шеи – и решили убежать, пока не поздно. Но, в отличие от прежних эмигрантов из России, они не садятся в самолет с парой чемоданов и несколькими любимыми книжками в руках. Репатр

Лиза Розовская
31.05.2015
Источник:Релевант
מערכת וואלה! צילום מסך

Читайте также

"Мы пытаемся заново построить вокруг себя ту страну, которую мы имели там, Россию, которую мы потеряли. Сейчас отличная для этого возможность, потому что огромное количество друзей, которых я встречала у себя дома за столом, снова вместе со мной здесь. У нас те же разговоры, мы про то же думаем. Мы говорим о том, что происходит в России или Украине, потому что у нас есть внутреннее ощущение, что здесь все в порядке, а там происходит страшное". Они почувствовали, что петля фашистского тоталитаризма затягивается вокруг их шеи – и решили убежать, пока не поздно. Но, в отличие от прежних эмигрантов из России, они не садятся в самолет с парой чемоданов и несколькими любимыми книжками в руках. Репатриация из России 2015 - кто вы? Лиза Розовская ищет ответ

Уже четыре с лишним месяца я пытаюсь написать о новых репатриантах из России. За это время я успела родить сына, а рубль успел рухнуть и несколько восстановиться (что, впрочем, вряд ли ослабит в ближайшее время поток эмиграции из России). Но что-то в теме новой иммиграции (или "алии") заставляет меня тянуть со статьей.

Я сама эмигрант и иммигрант до мозга костей, и мне очень трудно писать об иммигрантах новой волны. Тема слишком близка мне. Чувства неполноценности и соперничества, желание поделиться с ними опытом и рассказать им все, о чем они не осмеливаются спрашивать в отношении Израиля, предостеречь об опасностях — все это не дает мне покоя.

Согласно данным Федеральной службы государственной статистики России, за первые 8 месяцев 2014 г., еще до падения рубля и цен на нефть, из страны уехало около 200 тыс. человек – больше, чем за любой другой год с начала правления Путина в 2000-м. Немалая часть отъезжающих – "специалисты с высоким образовательным уровнем", иными словами, речь идет об "утечке мозгов".

Те, в чьих жилах течет еврейская кровь, видят в Израиле естественный объект эмиграции. В первую очередь, благодаря легкости получения гражданства – точно так же, как это было в 90-е (по сведениям Сохнута, в России осталось примерно 240 тыс. обладателей права на репатриацию).

Петля затягивается

Несмотря на неизбежную ущербность всякого "коллективного портрета", я все же попытаюсь набросать некоторые характерные черты новой волны (или потока) алии: это люди гуманитарных профессий, бизнесмены и художники – те, кого в сегодняшней России называют "креативным классом", что, в свою очередь, нередко служит синонимом слову "оппозиционеры".

Им надоело то, что происходит в России: волна патриотизма, стремительно низвергающегося в пучину национализма, ксенофобия и национальная паранойя, систематическое удушение СМИ, преследование ЛГБТ, ложь и насилие со стороны властей, и, разумеется, традиционное пренебрежение ценностью человека и его жизни – одна из вечных российских болезней. Они почувствовали, что петля фашистского тоталитаризма затягивается вокруг их шеи – и решили убежать, пока не поздно.

Но, в отличие от прежних эмигрантов из России, они не садятся в самолет с парой чемоданов и несколькими любимыми книжками в руках. Они уже не живут в двуполярном мире, где "назад не вернешься". У них есть опыт жизни в большом мире, есть деньги, есть "социальный капитал" — они прекрасно это сознают и не намерены жертвовать уровнем жизни, к которому они привыкли, самооценкой и наработанными связями.

Еврейская бабушка как средство передвижения

В 20 лет не мог себе представить, что полюблю яркое солнце и жару; буду вскидывать руку в браслетах и вопить "слиха!", привлекая внимание торговцев и водителей автобусов, которые норовят проехать мою остановку; не иметь за душой ничего, кроме уверенности, что все будет хорошо; полюблю гвалт и краски базара; поймаю себя на том, что перехожу лениво дорогу под крик муэдзина, одновременно хлебая афух и говоря кому-то в телефон "Ялла, бай!"; никуда не буду спешить и никуда не буду опаздывать. Что полюблю жизнь и детей, в конце концов. От былой бледности и меланхоличности ничего не осталось".

Так писал недавно в интернете блогер-тысячник Алмат Малатов, приехавший в Израиль более года назад, по его словам, "верхом на еврейской бабушке", и проживающий в Яффо. Таг "Израиль" в его ЖЖ полнится постами такого рода – проникнутыми восхищением нашей маленькой страной. Восхищением, в котором, возможно, присутствует оттенок насмешки – но и очень много симпатии.

И если какой-нибудь адепт мультикультурализма и пост-колониализма захочет вдруг обвинить его в ориентализме, у 39-летнего Малатова готов ответ: его детство прошло в Молдавии, залитой солнцем и полной колоритного балканского очарования, в его жилах течет кровь киргизов-кочевников. Короче, он чувствует себя здесь как дома. Он – плоть от плоти этой земли. Он любит восточную музыку и подчеркивает, что ходит на "мизрахи"-вечеринки, как он их называет.

"У меня не бывает планов, у меня есть только стратегии поведения при тех или иных исходных. Я учу иврит, работаю, а дальше посмотрим. Может быть, буду через 10 лет в Израиле, может быть, буду в это время где-то еще. Но чувство дома у меня связано именно с Израилем, и сюда я именно что возвращаюсь", — говорит Малатов.

Работа в дистанционном режиме

"Мы, алия десятых, не такие. Мы избалованны и привередливы. У большинства из нас в России хорошая работа, красивые квартиры, няни, домработницы, путешествия, устроенная жизнь и в целом все хорошо. У многих остается жилье в Москве и Питере, которое можно сдавать. Как минимум половина планирует работать дистанционно — хоть с Россией, хоть со всем остальным миром".

"С тех времен осталось это ощущение невероятной трудности эмиграции. Остались рассказы старожилов о страшной безработице, о том, что невозможно мечтать о хорошей жизни и работе. Если вам повезет, то первый год вы будете выносить судна в доме престарелых, и только потом вам, возможно, разрешат перевернуть бабушку. Многие тогда, в 1990-х, бежали сюда от голода и войны, ради детей. Израиль казался волшебной сказкой с молочными реками и кисельными берегами".

Фаркаш представляет новое поколение иммигрантов, которое действует взвешено, на основании неплохого знакомства с жизнью за границей. Они хорошо это осознают, а иногда и гордятся своим опытом пост-советской жизни: опытом, доказавшим многим из них, что они способны зарабатывать деньги, вкладывать или тратить их для собственного удовольствия.

В большинстве случаев они не отказываются от квартир, которыми владели (сдают их или оставляют на случай приездов на родину), а также сохраняют свои профессиональные и деловые связи. Немалая часть людей, выбравших местом своего проживания Израиль, курсируют между местом, в котором они не хотят больше жить, и местом, где их способности в данный момент не востребованы. Личностная интеграция – отдельно, а бизнес – отдельно.

"Мой круг общения, который в последние пару лет снялся с места, не слишком завязан на место жительства", говорит Малатов. "Работаем мы в основном дистанционно, легко меняем жизнь, быстро принимаем решения, приезжаем в новую страну как минимум с английским и большим количеством социальных связей — благодаря тому же интернету. В целом у нас меньше страхов, связанных с отъездом в другую страну, и он не воспринимается, как нечто фатальное — связи не рвутся, включая рабочие. Поскольку приехали, уже имея работу, достаточно независимы. Быстро встраиваемся в местные проекты, создаем какие-то свои, не замыкаемся на русскоязычную общину"

"Это не нечто из ряда вон и не катастрофа — сменить страну. Держишь в голове вещи вроде “эти полгода такой-то в Лондоне, а тот-то скоро опять на год-полтора приедет в Израиль”, а договаривая с тем-то наконец-то выпить кофе, следует уточнить, в какой стране вы его будете пить".

Чувство дома

Олег Борисов (52 года) в последние месяцы живет в Хайфе. Он уехал из Екатеринбурга и продал свои процветающие фирмы в сфере интернета и информационной безопасности. Борисов гордится одним из последних проектов, который разработала принадлежащая ему фирма, — единой "умной карточкой" для всех транспортных средств в его родном полуторамиллионном городе. Это первый проект такого рода в России. Несмотря на это, в 2012 году он понял, что в России ему "совсем плохо и не комфортно" и что он "хочет в Израиль".

"Купил билет и полетел. Когда я вышел в Бен-Гурионе, я понял, что я дома. Вот это внутреннее ощущение, что я дома, меня больше не отпускало", — говорит он. Борисов в тот раз пробыл в Израиле два месяца, изъездил страну вдоль и поперек, заинтересовался иудаизмом и решил перебраться в Израиль насовсем. Он в курсе здешних минусов: "грязь вокруг, дороговизна, бюрократия", но при всем при этом он продал свой бизнес в Екатеринбурге и с марта 2014 живет в Израиле.

Сейчас он живет в праздности, делами почти не занимается и даже бросил ульпан, в котором учил иврит. У него, однако, есть средства, позволяющие ему, по его словам, "вести нормальное, довольно комфортное существование, может быть, не до конца своих дней, но, во всяком случае, довольно долго".

Малатов и Борисов совсем не похожи – в плане возраста, профессиональных занятий, образа жизни и взгляда на мир. Однако в том, что касается отношения к Израилю и к своему месту в нем, у них много общего. Оба определяют себя как умеренно правые в палестинском вопросе. Оба хотят дистанцироваться от "русского гетто" и не собираются укореняться в нем экономически или социально. При этом на данный момент похоже, что они сильно связаны с русскоязычной общиной Израиля – и с Россией – с профессиональной и общественной точек зрения.

Я была снобом

В отличие от них, Катя Рабей (25 лет), приехавшая в Израиль с матерью два года назад, почти полностью отказалась – по крайней мере, на данный момент – от своих "русских" связей и привязанностей. По приезде сюда она решила бросить свою специальность, приобретенную на итальянской кафедре филологического факультета РГГУ, и осуществить давнюю мечту: работать руками.

Московская пай-девочка, которая всю жизнь училась в "правильных" столичных школах, поступила на ювелирное отделение колледжа Шенкар и нашла там новых подруг. "Они совсем не такие, как мои московские друзья", — говорит Рабей. "Мы с ними учились на филфаке, или на истфаке, или на лингвистике. У нас был общий культурный бэкграунд. А у этих – не то что нет культурного бэкграунда, он есть и он другой. Он никак не связан с литературой и с чтением, отсутствия чего они не стыдятся".

После приезда в Израиль Катя, по ее словам, пережила "социальный переворот". "Я училась в Пироговской школе, основанной Александром Менем. Мы дружили с 57-й, с 67-й (известные московские школы – Л.Р.), с лицеем "Воробьевых горы". Мы были ужасно снобские все, все поступали в РГГУ, в МГУ, на классику и так далее. Мы презирали всех остальных, я тоже была очень снобская. А тут пришлось от этого отказаться, потому что не с чем сравнивать. У тебя нет группы своих. Ты оказываешься вне этих координат, приспосабливаешься и говоришь: "О’кей, я был неправ во всем".

Маленькая Москва

"Мы везем с собой русскую культуру и ту страну, из которой уехали", — сказала Дина Годер, мама Кати Рабей, в ходе дискуссии "Новые новые люди", проходившей в рамках Иерусалимской книжной ярмарки в январе. Вместе с Годер в дискуссии участвовали еще пятеро представителей трех волн алии -70-х, 90-х и 2010-х годов или "гастрольной алии", как ее называли присутствовавшие.

Годер, эмигрировавшая в Израиль два года назад, — журналистка, театральный критик и знаток анимации, художественный руководитель "Большого фестиваля мультфильмов" в Москве. "Мы пытаемся заново построить вокруг себя ту страну, которую мы имели там", — говорит она. "Россию, которую мы потеряли", — добавляет женщина из публики.

"Сейчас отличная для этого возможность, — говорит Годер, и сердце у меня сжимается от ее оптимизма, — потому что огромное количество друзей, которых я встречала у себя дома за столом, снова вместе со мной здесь. У нас те же разговоры, мы про то же думаем. Мы говорим о том, что происходит в России илм Украине, потому что у нас есть внутреннее ощущение, что здесь все в порядке, а там происходит страшное".

"По сравнению с тем, как я жила в Москве, мне здесь сильно не хватает объема культуры. Количества событий. Я и все мои друзья что-то делаем для того, чтобы этого было больше. То есть мы хотим в большой степени создать здесь вокруг себя "маленькую Москву". Чтобы можно было продолжать ходить на выставки, ходить в театры, на концерты, то-се, пятое-десятое, наше, любимое. Перестраиваться под местную жизнь пока не получается, языка пока в той мере, которая необходима, чтобы включаться в местную культуру, нет. Поэтому мы принесли с собой страну и мы здесь вокруг себя ее обустраиваем".

Многие из представителей "гастрольной алии" не согласились бы с Годер – кто из-за нежелания "замкнуться в русском гетто", кто из-за намерения полностью отгородиться от России. Однако нет сомнения, что новые иммигранты склонны опираться на "социальный капитал", накопленный на родине, и на общественную инфраструктуру, которую выстроили здесь представители прежних волн алии.

Рабей формулирует это следующим образом: "Раньше все стремились немедленно газету или журнал открыть, когда приезжали, а теперь – культурный центр, маленький бизнес, кафе". Правда, и в 90-е здесь открывалось немало "русских" предприятий от книжных магазинов и гастрономов до библиотек и культурных центров. Но атмосфера была другая. Тогда все делалось, чтобы выжить. Теперь речь идет уже об "излишествах".

За 25 лет, прошедших после начала большой волны эмиграции советских евреев в Израиль, а также в США и Европу, на новых местах выросло поколение детей и внуков эмигрантов. Возник процветающий рынок с высоким спросом на творческие и образовательные инициативы – как раз в духе специализации выходцев из советской интеллигенции.

Поколение первопроходцев раскрывает объятья

Еще одна участница дискуссии о "новых новых людях" — Ирина Врубель-Голубкина, редактор российско-израильского журнала "Зеркало" и жена художника и поэта Михаила Гробмана. Ирина и Михаил – видные представители интеллигенции, прибывшей в Израиль в 70-е годы, "пионеров" еврейской репатриации из Советского Союза после Второй мировой войны.

Врубель во время дискуссии взволнованно говорила о важности подключения новых людей "нашего круга" к культурному процессу в Израиле. Через несколько месяцев после проведения круглого стола я спросила ее, что, по ее мнению, вызвало в свое время отчуждение между двумя волнами алии: "ватиками" 70-х годов и "олимами" 90-х. Прошла ли алия 70-х за последние 20 лет некий процесс, повлиявший на ее отношение к репатриантам 2010-х?

Врубель-Голубкина отвечает: "Когда люди живут здесь, им кажется, что они понимают больше, чем те, которые приехали. А те, кто приехал, ждут другого. И пока люди найдут людей своего круга, происходит непонимание и столкновение. Сейчас гораздо больше открытости и благожелательности с обеих сторон. Люди, наоборот, ждут нового прибавления, нового языка".

Врубель объясняет изменение подхода тем, что в эпоху интернета и частых путешествий по миру информационные разрывы между "старожилами" и "новоприбывшими" существенно сократились. Приезжающие сюда и те, кто их встречает, знакомы друг с другом заранее, и ни у кого нет напрасных ожиданий.

Срединная алия

В беседе с представителем алии 90-х, журналистом и театроведом Борисом Ентиным, я пытаюсь понять другую сторону старого конфликта между волнами алии. Ентин говорит, что он, как и многие другие из репатриантов 90-х годов, как раз с большим пиететом относились к предыдущей волне алии. В его глазах это были нонконформисты, которые не побоялись покинуть СССР, "когда это было действительно страшно", хотя они знали, что, скорее всего, никогда не увидят своих родных и друзей.

"Эти были люди, которые по многим параметрам казались умнее нас, лучше нас", — продолжает он. "Они не боялись сложностей, не боялись осуждений на партсобраниях, издевательств на таможне, косых взглядов соседей. Они уезжали – и в итоге оказалось, что они были правы, потому что вся эта страна и система начала рушиться, а мы выстраивались в огромную очередь уже как беженцы. А они, гонимые, на самом деле уезжали с высоко поднятой головой".

Несмотря на то, что отношение к алие 70-х вообще было восторженным, контакты с конкретными ее представителями зачастую были разочаровывающими, признает Ентин. "Многим оказалось свойственно фанфаронство, высокомерие. Некоторые, видимо, сами ощущали себя такими, как я описал раньше".

Наш разговор соскальзывает на другие темы. Мы говорим о репатриантах 70-х и 90-х годов, которые в 90-е и в начале 2000-х предпочли вернуться на постсоветское пространство. Некоторые там преуспели – кто в бизнесе, кто на литературном поприще. Кто-то попал в приближенные к видным олигархам. "То, что евреи в новой России стали ключевыми фигурами, магнатами, как Березовский, Гусинский, Фридман, Черной, сильно изменило картину, — говорит Ентин. – Появились совершенно другие соблазны, другие возможности".

Несмотря на это, Ентин полагает, что взгляд на Израиль как на дикую азиатскую провинцию, в которой ничего не происходит, в противоположность большой европейской стране, где все бурлит, — это вопрос выбора. По его мнению, такой выбор связан с еврейским комплексом, который он называет "искренним антисемитизмом" — стыдом евреев по отношению к "слову "местечковый", которое воспринимается "синоним чего-то затхлого, жуткого, мракобесного". "Израильский" извод этого комплекса – сионистское отрицание "галута", а у тех, кто сохраняет тесную связь с "заграницей", этот комплекс выражается как раз в отрицании всего израильского (во имя, например, великой русской культуры).

Большие надежды

В конце дискуссии Годер говорит: "Есть какие-то области, которые здесь не очень пока. Например, мне кажется, что есть большие анимационные проблемы, и нужно в этом направлении что-то менять". Недавно вместе с двумя молодыми русскоязычными израильтянками — художницами и мультипликаторами Асей Лукиной и Ирой Эльшанской и продюсером Виктором Левиным она создала проект "Аниматориум", в рамках которого проводятся показы мультфильмов (первоначально – российских аниматоров), а также лекции, мастер-классы и уроки для взрослых и детей. Годер претендует на то, чтобы помочь израильтянам преодолеть "глубокую культурную изоляцию" в которой они, по ее словам, находятся.

Русскоязычный театр здесь, например, это в основном дешевые антрепризы. "Это жутко портит вкус, и люди с высоким уровнем просто вообще в театр не ходят, поскольку считают его тухлым искусством", говорит она.

Еще одна инициатива принадлежит звездам телешоу "Что? Где? Когда?", а ныне – новым репатриантам Елене Орловой и Владимиру Белкину. Они уже успели основать "Академию интеллекта – образовательно-игровой проект", ориентированную на русскоязычных детей и подростков. Проект поддерживается – и в этом есть некий парадокс – Русским культурным центром, действующим при посольстве только что покинутой ими страны.

Итак, планов громадье, ветер — попутный, и все же есть ощущение, что многие из новых репатриантов приехали сюда не для того, чтобы остаться. Израиль – хорошая площадка для наблюдения за происходящим в большом мире и в России. Израильский паспорт позволяет изучать возможности в Европе и за океаном, одновременно сохраняя профессиональные и социальные связи в России, а сотни тысяч русскоязычных израильтян позволяют приезжающим чувствовать себя почти как дома.

Писательница Линор Горалик, которая росла и училась в Израиле, вернулась в Россию, где преуспела и прославилась, а сейчас вновь живет в Израиле. "Что по-настоящему интересно – это не почему люди приезжают сюда, а почему они здесь остаются", — подводит итог Горалик. "Причин для приезда в Израиль сейчас масса. Вопрос в том, будет ли достаточно причин остаться".

Комментарии, содержащие оскорбления и человеконенавистнические высказывания, будут удаляться.

Пожалуйста, обсуждайте статьи, а не их авторов.

Статьи можно также обсудить в Фейсбуке