На улицах Каира отчетливо ощущается нервозность — непривычно развязная для Ближнего Востока молодежь, отсутствие полиции на многих улицах и очень осторожное поведение полицейских там, где они есть. Одним из требований революции было прекращение полицейского насилия, и стражи порядка еще не знают, как вести себя в новых условиях. Впрочем, политические активисты утверждают, что полиция проявляет пассивность умышленно — как умышленно были выпущены уголовники из тюрем в последние дни правления Мубараков: чтобы население затосковало по жесткой руке и порядку.

На прошлой неделе в Египте состоялись президентские выборы. Результаты на момент сдачи номера были еще неизвестны, но, вероятно, речь идет о втором туре. Главная интрига состоит в том, перейдет ли вся власть в стране в руки исламистов (по итогам парламентских выборов, состоявшихся в январе 2012-го, три четверти мест заняли именно они: 47% мандатов получили «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»), а 25% — ультраконсервативная салафитская партия «Аль-Нур»). Впрочем, кому бы ни досталась власть, по всей видимости, новая волна нестабильности неизбежна — Египет стоит на пороге очередного экономического кризиса, который ударит по всем слоям населения и породит недовольство пришедшими к власти политическими силами.

Разбираться в том, что стало со страной после революции и что ожидает ее после выборов, в Египет отправился корреспондент «Эксперта».

Исламисты бывшими не бывают

Кварталы вокруг министерства внутренних дел и министерства обороны Египта наглухо закрыты бетонными блоками, по углам дежурят БТР с военными, заборы вокруг расписаны недружелюбными граффити, адресованными SCAF (Высший военный совет Египта, перенявший власть у клана Мубараков год назад, находится на осадном положении). Чуть ли не каждый день на площади Тахрир проходят демонстрации представителей разных политических сил. Практически все они требуют одного — ухода военных. При этом, несмотря на широкое недовольство военными, многие избиратели готовы голосовать за их кандидатов на президентских выборах. Согласно результатам соцопросов, наибольшие симпатии у избирателей вызывают четыре кандидата: Амр Мусса, бывший министр иностранных дел в правительстве Мубарака, как считается, представляющий старый режим; Ахмед Шафик, последний премьер-министр Мубарака и еще один кандидат режима; Абдель Фоту, популярный среди молодежи, — бывший врач и бывший высокопоставленный участник «Братьев-мусульман»; Мохаммед Морси — официальный кандидат «Братьев-мусульман».

Абдель Фоту громко порвал с прошлым, формально выйдя из состава «Братьев», чем завоевал значительную часть либерального электората. Однако многие эксперты говорят о том, что его разрыв с исламистами мнимый. «Братство было единственной структурированной оппозицией в Египте долгие годы. Они начали свою деятельность еще при англичанах, борясь против колониализма. Это люди, которые вместе сидели в тюрьмах, бежали от полицейских облав и репрессий. Такого рода связи не разрываются вдруг. Я не верю в отказ Фоту от идеологии “Братства”», — говорит Ян Хартсхорн, исследователь Ближнего Востока из Пенсильванского университета. На самом деле изучение предвыборной платформы Фоту и «Братьев-мусульман» показывает, что сходств там больше, чем различий. Другими словами, основное сражение на выборах развернется между двумя оформленными силами — это «Братья» и режим.

Во внутреннем дворике отеля «Мариотт» я встречаю очень известного в Египте журналиста Белаля Фадла. Каждый день его колонку в газете «Шарук» читает вся страна. Для местной буржуазии мало что изменилось — столики заполнены нарядной египетской публикой вперемешку с экспатами. Кофе в отеле стоит, как месячная зарплата мусорщика в Каире. И именно здесь можно встретить влиятельнейших деятелей египетской революции. «Победят, конечно, исламисты, говорит Фадл. — Я лично ставлю на Фоту, но персоналии здесь неважны. Нужно помнить, что Египет — это в первую очередь простые люди, мусульмане. И они выберут мусульман. Военным придется договариваться с исламистами, чтобы обеспечить себе неприкосновенность и безопасный “выход”. И они договорятся. Идеальной для нас была бы турецкая модель — исламистская партия у власти с сильной армией в качестве предохранителя от перегибов».

«Ихван» как он есть

Брутальный герб «Братьев» с перекрещенными мечами — это, пожалуй, единственное, что осталось от той поры, когда организация имела боевое крыло и занималась политическими убийствами. Об этом же говорит и каирская штаб-квартира «Ихванов» — современная оргтехника, продуманные интерьеры для встреч и персонал, говорящий на нескольких языках. Но при этом — черно-белые фото отцов-основателей и развешанные везде гербы: «Братья» чтят традиции. Модернизация коснулась даже представителей по работе с прессой — они профессионально обтекаемы и позитивны: интересы национальных меньшинств будут учтены, а границы с Израилем нерушимы. Кажется, еще немножко — и они начнут рассказывать про легализацию гей-браков...

Умело разрушая созданный вокруг себя образ ближневосточного пугала для западного обывателя, «Ихван» тем не менее не забывает работать на полевом уровне — практически в каждом квартале есть низовая организация, каждую неделю проводящая встречи своих членов. Посещение парткома не обязательно, но рекомендовано. За несколько дней до выборов «Братья», чтобы продемонстрировать свою силу на улицах, выстроили 800-километровую цепь из людей с портретами своего официального кандидата Мохаммеда Морси по всей долине Нила. Акция была задумана, дабы впечатлить политических противников — и в первую очередь режим, чтобы тот был сговорчивее после выборов.

Впрочем, некоторые наблюдатели считают, что исламистские и режимные лидеры в действительности — это руки, растущие из одного туловища: слишком долго «Братья-мусульмане» были в оппозиции к режиму, так долго, что успели срастись с ним. «Это партия больших компаний и египетского капитала. У них совершенно неолиберальная экономическая программа, они идут в этом дальше, чем правительство Мубарака», — говорит Ян Хартсхорн. Мы сидим в центре Каира, в пивной «Хореа» — последней, открытой в столице. Еще три года назад «Ихван» в соответствии со своей доктриной постепенности (постепенного наращивания присутствия) начал скупать «гнезда порока» — пивные, ночные клубы и дискотеки, превращая их в богоугодные заведения, где подают только чай. «Хореа» пока держится, но окна на улицу закрыты деревянными щитами — от греха подальше. Еще один завсегдатай пивной — француженка Софи, владеющая двумя отелями в Каире, говорит: «Несмотря на это, я вполне комфортно себя здесь чувствую. В Египте ничего не изменится. Мне кажется, здесь всегда будет диктатура. Почему? Отчасти, наверное, потому, что этого хочет Запад».

Идея о заинтересованности Запада в сохранении стабильности в Египте близка далеко не всем. Четыре месяца назад в Египте разразился скандал с западными неправительственными организациями, результатом которого стало быстро распространившееся мнение, что Запад намеренно раскачивает египетскую политическую лодку. Тогда Военный совет обвинил египетские представительства Freedom House, International Republican Institute и немецкого Фонда Конрада Аденауэра, обучавшие «Братьев-мусульман» электоральным технологиям, в подстрекательстве к массовым беспорядкам. По делу было арестовано свыше 40 человек. Вопрос, зачем Запад помогает исламистам, вызвал в Египте жаркие споры вплоть до публикаций якобы секретных карт раздела Египта на четыре части. На самом же деле помощь, которую Запад оказывает режиму, куда масштабнее, чем предвыборный тренинг «Братьев», — свыше миллиарда долларов поступает каждый год египетскому министерству обороны в рамках военного сотрудничества с США. Правильный ответ на вопрос «зачем?» скорее таков: Запад извлек уроки из иранской революции 1979 года, которая создала антагонистический режим, представляющий проблему до сих пор, и сейчас просто ставит на всех лошадей одновременно в надежде, что хотя бы одна из них не издохнет к финишу. Перед выборами с «Братьями-мусульманами» уже встречались политики высокого уровня, включая сенатора Джона Кэрри и министра иностранных дел Германии Гидо Вестервелле. Арест сотрудников организаций вызвал демонстративное обсуждение в Конгрессе США вопроса, а нужно ли в этом году перечислять очередной миллиард на содержание египетских генералов, после чего скандал был постепенно замят, а арестованные выпущены под залог.

Лифты сломаны

Отношения самих египтян со сложившейся системой, или, как они это называют, режимом, тоже очень неоднозначны. Можно сказать, что вся хозяйственно-экономическая жизнь страны прочно слита с этим режимом. В реальности под этим словом подразумеваются не только 20 членов Высшего военного совета, силовые структуры, армия, государственные органы, но и обслуживающая их система приближенных компаний и кланов, иначе говоря, практически весь существующий бизнес. В беднейшей стране, какой является Египет, встраивание в эту систему — зачастую единственно возможный социальный лифт. «Работа в Египте по-прежнему имеет прежде всего социальную функцию, — говорит политический аналитик Шамс Гомейни. — В каждом министерстве, офисе есть специальный человек, разливающий чай и кофе. Конечно, можно было бы приобрести кофейный автомат, но тогда было бы потеряно рабочее место. То же самое относится к внедрению всевозможных достижений научно-технического прогресса, баз данных и так далее». «То есть речь идет об умышленной консервации старого технологического порядка?» — уточняю я. «Ну да», — соглашается Шамс.

Похоже, вопреки утвердившемуся мнению, египетская революция возникла не как протест против режима — скорее как реакция на то, что система еще при Мубараке перестала работать и начала разваливаться. Одной из реальных причин недовольства населения Мубараком были выросшие цены на хлеб (в течение десятилетий правительство субсидировало продажу хлеба, однако под конец правления Мубарака по экономическим причинам оно уже не могло удерживать цены на прежнем уровне, и хлеб начал стремительно дорожать, что породило толпы недовольных).

Я разговариваю с Хани — одним из тех, кто был на площади Тахрир в январе 2011-го. Хани — типичный представитель образованного среднего класса, стоявшего у истоков революции. За свою должность операциониста в банке он заплатил 25 тысяч египетских фунтов (около 3 тысяч евро). «Это стандартная такса, которая действует и сейчас. За хорошую работу надо платить», — говорит он. После оплаты прошло еще некоторое время, пока банк увольнял одного из сотрудников, чтобы освободить место для Хани. Работа в государственной компании стоит еще дороже — 40 тысяч фунтов. Его зарплата при этом составляет всего 400 евро. Хани учился на IT-специалиста, но работает простым кассиром — чтобы перейти в IT-отдел, нужно доплатить еще 10 тысяч фунтов. По-другому вряд ли может быть в стране, где безработица среди молодежи, по некоторым оценкам, достигает 60%. Под давлением глобализации количество рабочих мест в 90-миллионном Египте постоянно сокращается, а рабочая сила между тем растет на 4% в год. Не выдерживая конкуренции с ТНК, малоэффективные государственные фабрики и заводы закрываются или сокращают производство — их продукция пользуется спросом лишь внутри Египта, под защитой заградительных таможенных пошлин. В отчаянной попытке модернизировать экономику и привлечь иностранные инвестиции правительство Мубарака развернуло приватизацию, которая закончилась катастрофой: приватизационная программа стала поводом для коррупционного передела собственности, в результате которого за скобки оказались вынесенными тысячи простых людей.

Мусор как двигатель революции

Хороший пример последствий разрушения системы и попытки приватизации — процесс уборки и переработки мусора в Каире. 20-миллионный мегаполис каждый день производит тысячи тонн мусора, сбором и переработкой которого традиционно занимались мусорщики, живущие в особом районе города, который так и называется Город мусора, Manshiyat naser. Контракт на сбор городских отходов стоимостью 50 млн долларов был в 2008-м году отдан трем компаниям из Европы. Изрядная часть 80-тысячного населения Manshiyat naser не попала в их штат. Уровень переработки мусора снизился с 80 до 20%. Доходы мусорщиков упали. Ну а последней каплей для этого комьюнити стал беспрецедентный массовый забой свиней, проведенный правительством Мубарака во время эпидемии свиного гриппа вопреки рекомендациям ВОЗ. Традиционно мусорщиками работали христиане-копты, которые кормили свиней органическими отходами, собранными в городе, — и это тоже помогало обитателям Manshiyat naser выживать. Поэтому не вызывает удивления, что именно они поддержали революцию образованной молодежи на площади Тахрир, тем самым обозначив важный переход — подключение городской бедноты к восстанию.

Я разговариваю с Юдом, сборщиком пластика из Города мусорщиков. Карьера молодого человека весьма типична для людей его поколения: благодаря помощи семьи, надеявшейся открыть ему образованием дорогу в новую жизнь, он окончил колледж (весьма высокий уровень образования для Египта), но не смог найти работу и вернулся в свой район. Сейчас на пластике он зарабатывает около 7 евро в день и живет вместе с семьей, поскольку не может накопить денег на свадьбу. Когда мы подошли к нему, Юд сидел у кучи мешков с пластиком в ожидании прибытия новой партии. Прямо над ним висел большой баннер с фотографией молодого парня в окружении коптских патриархов и святых. Это его брат, убитый во время атаки мусульман из соседнего района на Город мусорщиков. Такие баннеры висят по всему району — тогда погибло больше трех десятков человек.

Распад правопорядка помимо взрыва преступности вызвал к жизни старые межконфессиональные и этнические конфликты. Кроме арабов-мусульман в стране живут копты, бедуины и нубийцы. Чувствуется, что этой темы в Египте очень боятся, и на вопрос, какую религию исповедует собеседник, как правило, нервно отвечают, что это неважно — все в Египте равны. Однако так не считают салафиты, получившие четверть мест в парламенте, и их избиратели. Согласно широко распространенному мнению, именно они стояли за взрывом церкви в Александрии, в ответ на который прошла демонстрация христиан. Ответом на демонстрацию, в свою очередь, стал погром 8 марта 2011-го, когда был убит брат Юда. Я спрашиваю Юда, как погиб его брат. Тот пытается ответить, но не выдерживает и плачет: «Простите, я не могу...» Переводчик быстро добавляет, что Юд плачет, потому что хочет отомстить, но не может.

Распад правовой системы затронул не только беднейшие слои населения, но и состоявшихся яппи — таких как Хани. Выходя из своей квартиры в престижном районе Маади, он непременно берет с собой шокер. Последний раз на него напали в десять вечера на людной автобусной станции, пытаясь отобрать рюкзак. Кастетом рассекли бровь. «Шесть швов!» — гордо показывает он. Рюкзак удалось отстоять, но из дома без шокера Хани теперь не выходит.

Зрелища без хлеба

Сегодня улицы Каира служат хорошей иллюстрацией глубины экономической пропасти, в которую летит Египет: полуразвалившиеся колониальные особняки, самострой и палатки бедноты на крышах офисных зданий, разрушающаяся и брошенная инфраструктура. Большинство тротуаров и дорог занято уличными торговцами, которых, кажется, больше, чем покупателей. Разложив на земле одинаковый и мало кому нужный товар, они с тоской смотрят на каждого проходящего мимо.

В стремительно беднеющем египетском обществе вопрос о повышении субсидий на хлеб сегодня, пожалуй, является ключевым пунктом электоральных ожиданий, ведь требование снизить цены на хлеб было одним из основных двигателей революции. «Но ни одно экономическое требование так и не выполнено, — вздыхает Юд, — цены на хлеб все время растут. Я надеюсь, что новое правительство после выборов исправит ситуацию. Иначе мы готовы снова выйти на улицы».

Одного не знают Юд и его товарищи: независимо от того, кто победит на выборах, Египет в ближайшее время ждет экономический шок — валютные резервы страны упали до критических 15 млрд долларов. С момента революции Центральный банк Египта интервенциями на валютном рынке поддерживал египетский фунт — давление на него в результате бегства иностранных инвесторов и снижения турпотока было и остается огромным. За год революции поддержка стоила стране свыше 20 млрд долларов. «ЦБ пытается удержать ситуацию до выборов, но после них последует обвальная девальвация фунта как минимум на 40%», — считает Ян Хартсхорн. Это означает, что цены на все, включая импортируемое зерно, взлетят как минимум на те же 40%, а это уже за пределами политически возможного. Новому правительству также придется продолжить программу приватизации или, говоря прямо, закрытия части государственных фабрик и заводов, поскольку возможности для их непрямого субсидирования исчерпаны. Ситуацию мог бы исправить кредит МВФ в 3,2 млрд долларов. Однако кредит может быть предоставлен только на условиях открытия рынков Египта для ТНК, а значит — шоковой терапии с массовыми сокращениями. К тому же, как считает ряд финансовых аналитиков, он в любом случае уже не сможет вернуть доверие инвесторов, и деньги продолжат бегство из страны.

Таким образом, новая власть, какой бы она ни была, не сможет выполнить требований, выдвинутых главными движущими силами революции: ни провести модернизацию, чего хочет молодежь, ни удовлетворить экономические требования бедноты. Тем сильнее будет разочарование населения, впервые за долгие годы поверившего в изменения и возможность лучшей жизни. И это означает, что революция в Египте только начинается.