49-я ступень

В недельной главе "Вайехи" рассказывается о последних днях Йакова, причем немалое место уделяется благословению, данному Йаковом сыновьям Йосефа – Эфраиму и Менаше, которых Йаков объявил своими детьми: "И было, после этих событий сказали Йосефу: вот, отец твой болен. И он взял двух сынов своих, Менаше и Эфраима…И увидел Израиль сыновей Йосефа, и сказал: кто эти? И сказал Йосеф отцу своему: это сыновья мои, которых дал мне Бог здесь. И сказал тот: возьми же их ко мне, и я благословлю их. … И простер Израиль правую руку свою, и положил на голову Эфраима, хотя он младший, а левую на голову Менаше; умышленно положил он так руки свои, хотя Менаше был первенцем. И благословил Йосефа, и сказал: Бог, пред которым ходили отцы мои, Авраам и Ицхак, Бог, пасущий меня с тех пор, как я существую, до сего дня, Ангел, избавивший меня от всякого зла, да благословит отроков сих; и да будет наречено имя мое и имя отцов моих, Авраама и Ицхака, и да расплодятся они во множестве среди земли…. И благословил он их в тот день, сказав: тобою будет благословлять Израиль, говоря: "да сделает тебе Бог, как Эфраиму и Менаше"" (48:1-20).

Так и случилось: потомки Израиля благословляют своих сыновей словами "да сделает тебе Бог, как Эфраиму и Менаше".

Чем так примечательны два этих отпрыска Йакова, что им стремятся уподобить своих детей все евреи? Ведь и благословение, данное Йакову его отцом Ицхаком звучит не хуже ("Да послужат тебе народы, и да поклонятся тебе племена;… проклинающие тебя – прокляты; благословляющие тебя – благословенны!" 27:29).

Почему бы тогда не благословлять Израиль словами: "Да сделает тебе Бог, как Йакову"?

Исчерпывающий ответ дать, наверное, трудно, но согласно наиболее принятому объяснению, Эфраим и Менаше отличились тем, что дорожили своими "еврейскими корнями". Они родились в царском дворце, воспитывались среди аристократов в традициях Египта, но в то же время с любовью приняли свою родню – грубых пастухов, явившихся из дальней Кнаанской провинции. Эти с головой ассимилированные принцы не погнушались бедными родственниками, а на равных вошли в семью.

Действительно, драгоценное свойство, без него не прожить ни в рассеянии, ни даже в земле Израиля. В критическую минуту вспоминать о своем священном происхождении, и упрямо возвращаться к нему.

Как мы знаем, этим свойством в полной мере обладал Моше – он вырос в доме Паро, но остался привязан к своему народу, проникался его бедами, и в конце концов был послан избавить его из рабства.

Если приглядеться, то станет ясно, что на этом качестве, на его "использовании" держится одна из основных миссий Израиля: исправлять мир. Т.е. исправлять мир, не только обогащая его собственными истинами Откровения, но и обогащаясь достижениями самого этого внешнего мира, продвигать его, и при этом до конца все же не отдаваться ему.

В целом традиции иудаизма свойственно дистанцироваться от внешних культур, и уж тем более от культов. Ассимиляция представляет собой растрату драгоценного пламени на пустые и даже вредные начинания.

"И распространилось имя твое между народами из-за красоты твоей, ибо совершенна она в великолепии Моем, что возложил Я на тебя, слово Господа Бога! Но ты понадеялась на красоту твою, и стала блудить, (пользуясь) именем своим, и изливала распутство твое на всякого проходящего, (говоря): Ему достанется (красота моя)" (Йезезкель 16:15).

Однако определенная осведомленность необходима уже хотя бы затем, чтобы адекватно в этом мире ориентироваться. Так рабби Иеуда Галеви пишет: "Члены великого Сангедрина обязаны были иметь познания во всех науках, как истинных, так и порожденных фантазией или основанных на взаимном согласии людей, так что кроме прочего они знали и магию и языки. Но чтобы в Сангедрине всегда было семьдесят таких ученых, необходимо распространение наук в народе, тогда, если не станет одного из них, его сможет заменить другой, ему подобный" (Кузари 2:64).

Итак, при том, что в целом иудаизм чурается внешних влияний и воспринимает ассимиляцию однозначно негативно, именно ассимиляция задает общую динамику Священной истории.

Падающий шалаш

Не будем забывать, что исходу из Египта предшествовало не только посвящение Моше во все тонкости египетской премудрости, но и погружение в "египетские мерзости", что сыны Израиля принадлежали чуждой вере, находясь, согласно Зоару, на 49-ой ступени нечистоты (при том, что с 50-ой нет возвращения). Именно ассимиляция, таким образом, задает общую диспозицию, именно погружение в культуры и даже культы народов формируют духовное бытие.

В Талмуде говорится, что в день разрушения Храма родился Машиах, и что он обитает и ворот Рима. (Хелек 98). В сущности, эта талмудическая формула явилась основой сионистского проекта.

Магараль почти буквально формулирует это, сравнивая (в 28 главе книги "Нецах Исраэль") Машиаха, обитающего у ворот Рима, с Моше, воспитанным во дворце Паро. Как Моше был избавителем, впитавшим в себя все достижения египетской культуры и освоившим управленческие навыки египетского принца, также и грядущий Машиах придет из чуждой (римской) культуры, используя ее достижения. "Знай, что царство Израиля - это царство выделившееся ("нивделет") из языческого царства. Машиах восходит и увеличивается в среде царства инородного, подобно тому, как плод выходит из скорлупы. Языческие царства считаются скорлупой царства Израиля. Он подобен плоду, когда плод созревает, то скорлупа падает с него".

Комментируя эти размышления Магараля, рав Ури Шерки отмечает, что совсем не случайно политический сионизм был создан евреем весьма отдаленным от родной традиции, и глубоко погруженным в традицию внешнюю, "римскую". Достаточно отметить, что в 13 лет Герцль отмечал не бар-мицву, а проходил конфирмацию и долгое время не видел для евреев лучшей доли нежели полная ассимиляция.

Герцль в гораздо большей мере был погружен во внешнюю культуру, чем был знаком со своей. Но именно он, именно подобные ему совершили (оказавшийся успешным) сионистский рывок. Шалаш Давида падает ("сукат давид анофелет") (Амос 9:11), но именно этот шалаш и есть пристанище мессианских душ.

Многие евреи ассимилировались без остатка, погрузившись на 50-ю ступень нечистоты, но известно немало историй, когда еврейские души всплывали даже после целой жизни, проведенной на 49-ой ступени.

Например, Рахель Левин, литературный салон которой вошел в историю германской культуры начала ХIХ века, в какой-то момент осознала, что у нее могла быть и лучшая доля. Когда-то она писала: "Я представляю себе, что когда меня забросили в этот мир, неземное существо при входе вырезало в моем сердце ножом следующие слова: "У тебя будет необыкновенная чувствительность, ты сможешь видеть вещи, недоступные для глаз других людей, ты будешь благородной и великодушной... Но я чуть не забыл одну вещь: ты будешь еврейкой!" Из-за этого вся моя жизнь превратилась в медленную агонию. Я могу влачить существование, сохраняя неподвижность, но все усилия жить причиняют мне смертельную боль, а неподвижность возможна лишь в смерти... именно отсюда проистекает все зло, все разочарования и все бедствия... ".

Всю свою жизнь Рахель отождествлялась с германским гением, всю свою жизнь она преодолевала свое еврейство, пока вдруг не осознала, что "одна эта вещь", которая так выводила ее из себя, стоит всех сокровищ мира. Муж Рахели, Карл-Август Фарнхаген фон Энзе, сохранил для человечества слова, произнесенные ею на смертном одре: "То, что всю жизнь было моим самым большим позором, самым жутким страданием и несчастьем – то, что я родилась еврейкой, - я теперь ни за что бы не отдала".

Так работает благословение "да сделает тебе Бог, как Эфраиму и Менаше".