После некоторого перерыва, представляю очередной перевод статьи раввина Шмули Ботеаха, на сей раз посвященной проблеме освещения таких спорных явлений, как террор, в современном искусстве. Оригинал можно прочесть здесь. От себя замечу только что а) не все, хотя и довольно многие, разделяют тревогу автора по поводу отношения к Израилю и евреям в современной Англии; и б) я знаю, что далеко не все потенциальные читатели данной статьи настроены дружески к Израилю и евреям, но данную статью решил представить из-за ее, в общем-то, релевантности и для России, как известно имеющей собственную террористическую проблему на руках, да и весьма "богатую" историю в этом отношении - и соответственно, тоже сталкивающейся с глубинными вопросами освещения этой проблемы, поиска себя и своей роли в ней.

 ***

Запретов нет: Английская Национальная Опера приступает к постановке, основанной на трагическом захвате боевиками ООП лайнера "Акилле Лауро" в 1985 году.

По сообщению агентства Рейтер

Я видел только телеэкранизацию Пенни Вудкока, и подозреваю, что данная статья не доставит мне бесплатного прохода на будущее представление. Но я пишу здесь не об артистических достоинствах постановки, а о ее широко обсуждаемом содержании. Несомненно, любая постановка Тома Морриса, известного в том числе по "Боевому коню", будет запоминающейся.

Вопрос, однако, в том, зачем ставить именно этот спектакль, и почему именно сейчас? Ведущие страны Запада заняты глобальной войной с террором, в основании которой лежат два вопроса: во-первых, являются ли гражданские невооруженные лица допустимыми мишенями в партизанских действиях раздраженных бойцов, как их называет Национальная Опера, и во-вторых, есть ли моральное равенство между убийством террористов армиями демократических стран, и убийством этими террористами гражданских лиц? Мораль демократических стран держится на ответах "нет" на оба эти вопроса. Если мирные люди являются допустимой "добычей", a  целящие в детей могут считаться не менее моральными чем, например, морпехи США, воюющие с Талибаном, тогда мораль вообще не имеет смысла, и ценностные основания демократии-- просто жестокий фарс. Ибо если "бойцы" убивают безоружных, они террористы.

И однако, это именно то возражение, которое озвучивается в адрес "Смерти Клингхоффера" со времен самой первой ее постановки, в Брюсселе в 1991 году. Композитор Джон Адамс и либреттистка Элис Гудман постоянно заявляли, что их целью является дать одинаковый голос израильским и палестинским страданиям.

Правда, они при этом забыли, что упражнение в "равенстве"  устроили в контексте ужасного исторического события, в котором безвинный пассажир-инвалид, американец еврейского происхождения, безо всякого отношения к политическим событиям якобы вызвавшим к жизни захват этого лайнера, был хладнокровно застрелен в грудь и голову, а его тело выброшено за борт парикмахером и официантом корабля, по приказу террористов. Трудно представить большее злодейство, чем убийство абсолютно беззащитного человека, отправившегося с женой в круиз в честь 36-летней годовщины их свадьбы.

При всех возможных вопросах о правах и пределах искусства, один напрашивается неизбежно: какова ценность воспроизведения этого ужасного события, пусть и в приукрашенной форме? Интересно ли убийство, или попросту чудовищно? Зачем снова проживать его? Я пишу не как адвокат цензуры, явления которое решительно осуждаю. Пускай постановка состоится, но пускай также публика имеет понятие о вопиющих ошибках в этой постановке, дабы не попасть в ловушку ложного представления о моральном равенстве тех, кто живет чтобы убивать, и тех кто вынужден убивать, чтобы выжить.

Когда Бруклинская Музыкальная Академия, по совпадению управляемая моим близким другом, впервые поставила "Смерть Клингхоффера" в 1991 году, Лиза и Ильза Клингхоффер, дочери Леона Клингхоффера, посетили представление инкогнито. Возмущенные идеалистическим изображением убийц их отца, они выпустили заявление: "Мы оскорблены эксплуатацией наших родителей и хладнокровного убийства нашего отца, в качестве основного элемента постановки, представляющейся нам антисемитской по духу.

Понимая артистические вольности, мы однако хотим заметить что когда они столь однозначно симпатизируют одной из сторон, это уже предвзятость.

Более того, сопоставление страданий палестинского народа и убийства безвинного и беззащитного американского еврея, и исторически наивно, и просто отвратительно.

Это, между прочим, было написано за целую декаду до страшных событий 9 Сентября 2011 года. И вот мы снова, спустя два десятка лет, стоим на пороге артистической затеи, дающей лирическое оправдание убийства, с точки зрения его исполнителей.

Когда Дэмиен Херст неуклюже сравнил 9/11 с произведением искусства, он заслуженно был подвергнут шквалу критики, приведшему не к цензуре, а к переосмыслению и изменению позиции его самого. Я нахожу необъяснимым, что целая опера подобного рода, плод месяцев и целых лет работы, приветствуется высокоуважаемым культурным заведением в нашу эпоху пост-9/11.

Всего через три месяца после 9/11, Ричард Тарускин писал в НЙ Таймс, мощно выражая этот важнейший элемент критики произведения: "Если 9/11 не сможет избавить некоторых артистов от манеры идеализировать преступников, то ничего не сможет... Если терроризм должен быть побежден, в частности совершение или обоснование актов насилия в отношении невиновных и безоружных,  мировое общественное мнение должно быть решительно настроено против него.

Единственный способ этого добиться - сосредоточиться на самих актах, вместо их заявляемых или придуманных причин; и характеризовать такие деяния, какова бы ни была их подоплека, как преступления. Что означает прекращение романтизации террористов как своего рода Робин Гудов, а их деяний как грубого "поэтического возмездия."

И потом, возникает вопрос Израиля и судьбы евреев во всем этом. 11 лет я был раввином Оксфорда, где принял четырех израильских премьеров и многих других произраильских лекторов. Конечно, они подвергались протестам, и конечно же, симпатии студентов, всегда сочувствующих предполагаемой слабой стороне, были по большей части в пользу палестинцев. Тем не менее, им предоставляли базовое право быть услышанными, а когда их аргументы аудитория находила убедительными, то даже награждала выступавших стоячей овацией. Нынче это не так.

Про-израильские ораторы на британских кампусах могут радоваться если уносят ноги после выступлений, не получив телесных повреждений - это если им вообще изначально дают выступить. Льется поток открытого антиизраилизма, скрывающего простую правду, что Израиль является единственной в своем регионе полноценной и успешной демократией, даже при наличии крупного палестинского населения, безусловно имеющего свои права, но демонстрирующего желание использовать эти права для уничтожения самого Израиля.

Народ Британии, знаменитый терпимостью и достоинством, должен знать, что он сам и особенно его СМИ воспринимаются как все более предвзятые к Израилю, и воскрешение постановки "Клингхоффера" еще более укрепит это ощущение в глазах многих.

Впрочем, мнение человека о сути арабо-израильского конфликта в данном случае вовсе неважно. Оправдания покушениям на мирное население в ходе террористической кампании, нет и быть не может. Можно только представить, как будущая постановка "Клингхоффера" затемнит простую истину, что только жалкие трусы, неважно насколько обоснованной они могут считать свою ненависть, способны стрелять в привязанного к креслу инвалида.

Алекс Якубсон переводчик, Нью-Йорк