Три веселья

Неделя Суккота именуется традицией "временем веселия нашего" ("зман симхатейну"). Несомненно, что всякий праздник отмечен весельем, однако Суккота это касается в первую очередь.

В недельной главе "Эмор", в которой перечисляются все заповеданные Израилю праздники, только относительно Суккота сказано, что его следует сопровождать весельем: "в пятнадцатый день седьмого месяца, когда вы собираете плоды земли, празднуйте праздник Господень семь дней: в день первый покой и в день восьмой покой. И возьмите себе в первый день плод дерева красивого (этрога), ветви пальмовые и отростки дерева густолиственного, и верб речных, и веселитесь пред Господом, Богом вашим, семь дней" (23:39).

По завершению же семи дней, в восьмой день, в который на алтарь возливалась вода, веселье достигало своей кульминации, так что даже сложилась поговорка: "Кто не видел веселья возлияния воды на жертвенник ("симхат бейт гашоэйва"), тот никогда в жизни не видел истинного веселья".

Между тем в субботу, приходящуюся на неделю Суккота, в синагогах читается книга, посвященная суетности человеческой жизни, переполненная множеством грустных наблюдений и неутешительных выводов: "И отдал я сердце мое, дабы познать мудрость и познать безумие и глупость; (и) узнал я, что и это – томление духа, Ибо умножая мудрость, умножаешь огорчения, а добавляя знание, увеличиваешь скорбь" (1:18).

Или: "лучше (доброе) имя, чем добрый елей, а день смерти (лучше) дня рождения. Лучше пойти в дом скорби, чем пойти в дом пира, ибо таков конец каждого человека, и живой пусть обратит внимание. Лучше скорбь, чем смех, ибо, когда печалится лицо, добреет сердце. Сердце мудрых в доме скорби, а сердце глупых – в доме веселья" (7:4).

Итак, согласно Коэлету, веселье - удел глупцов. "Сказал я в сердце своем: давай испытаю себя весельем и познаю благо. Но и это тоже суета. О смехе сказал я: он безумен, а о веселии: что проку в нем?" (2:1-2).

Сомнительной находит Коэлет также и бурлящую весельем юность: "Радуйся, юнец, молодости своей, и да веселит тебя сердце твое в дни юности твоей, и иди, куда ведут тебя сердце твое и видение очей твоих, но знай, что за все это Бог приведет тебя к суду" (11:9).

Возникает вопрос, зачем понадобилось читать Коэлет именно в Суккот, да еще и в субботу?

Дело в том, что этими высказываниями негативная оценка веселия исчерпывается, а остальные связанные с этим словом сентенции выдержаны как раз в тоне "времени веселия нашего"!

"Видел я дело, которое дал Бог сынам человеческим, дабы забавляться этим. Все создал Он прекрасным в свое время, даже вечность вложил в их сердца, но так, чтобы дела, творимые Богом, не мог постичь человек от начала и до конца. Узнал я, что нет для него ничего лучшего, чем веселиться и делать добро в жизни своей. И если кто ест и пьет и видит благо во всяком труде своем, это – дар Божий". (3:10-13)

"И восхвалял я радость, ибо нет лучшего для человека под солнцем, чем есть, и пить, и веселиться, и да последует это за трудами дней его жизни, которые дал ему Бог под солнцем" (8:15).

"Поди же, ешь в радости хлеб свой, и пей с веселым сердцем вино свое, ибо уже благоволит Бог делам твоим. Во всякое время да будут белы одежды твои, и да не оскудеет елей на голове твоей. Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь, все дни суетной жизни твоей, которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои, ибо это – доля твоя в жизни и в трудах твоих, над которыми трудишься под солнцем" (9:7-9). "Для веселья устраивают трапезу, а вино делает радостной жизнь" (10:19).

Что это значит? Как сбалансировать, как соотнести между собой все эти высказывания?

Прежде всего, веселье, о котором говорится в "Коэлете", это не то веселье, которое предписывается Торой: "веселитесь пред Господом, Богом вашим, семь дней".

Заповеданное Торой веселье - это религиозное, духовное состояние. Коэлет же говорит о веселье природном.

При этом он явно различает два таких светских веселья: одно дурное, пустое и негативное ("сердце глупых – в доме веселья"), и другое – позитивное: "нет ничего лучшего, чем веселиться". Таким образом, веселий три: праздничное, дурное и жизнеутверждающее. И на этом последнем, столь восхваляемом Коэлетом "веселье" стоит подробнее остановиться.

Цена шутки

Повторяю, веселие это именно светское, "естественное", между тем результат его позитивен и по своему характеру параллелен той духовной работе, которая достигается "сверхъестественной" религиозной практикой.

Имеются два главных средства противостояния трудностям жизни, и это - молитва и шутка, то есть религиозное принятие воли Создателя, или насквозь светский юмор.

Юмор – это умение разыскивать в самой серьезной, в самой угрожающей ситуации ее условность и относительность. Остроумие - это способность сохранять свое человеческое лицо в ситуации, в которой это лицо полностью игнорируется.

Иногда юмор оказывается даже эффективней молитвы, а "милта дебдихута", то есть шутка, в сущности, совершенно необходимая составляющая всякого серьезного урока. Человек, размышляющий о Боге, чтобы не превратиться в раздутого индюка, просто обязан с долей иронии относиться к своим изысканиям.

Способность шутить и веселиться – важная характеристика любого национального характера. Народ, слишком серьезно относящийся к жизни, рискует утратить с ней истинную связь.

В одном интервью американского комика Робина Уильямса спросили:

- Мистер Уильямс, почему Вы считаете, что в Германии все не очень хорошо с комедией?

- А вы не задумывались над тем, что вы убили всех остроумных людей?

Некоторые ценители кинематографа не относят жанр комедии к киноискусству. Еще бы! В этом жанре совершается нечто большее, чем "искусство", в нем создается веселье, то самое веселье, о котором сказано: "нет для него ничего лучшего, чем веселиться и делать добро в жизни своей".

Веселить ближних – значит делать добро. В Талмуде рассказывается: "Раби Брока из Хозастана оказался на рынке Бейт-Лафета, и был вместе с ним Элияху. Сказал ему: На рынке имеются ли сыны грядущего мира? Сказал ему тот: Нет. Тем временем увидал он какого-то человека обутого в черные башмаки… Сказал ему: Вот один из сынов мира Грядущего. Побежал за ним. Сказал ему: каково твое занятие?... Сказал тот ему: Я – тюремщик, и содержу в тюрьме мужчин отдельно и женщин отдельно, чтобы не сделали они запретного. А когда вижу дочь Израиля, на которую положили глаз иноверцы, то не щажу живота своего, чтобы ее спасти. Беру я винные дрожжи, бросаю ей на подол и говорю: у нее месячные"…Тем временем появились там еще двое. Сказал ему: Эти тоже сыны Грядущего мира. Сказал он им: Каковы ваши занятия? Сказали ему: мы шутники ("аншей бадохей"), развлекаем удрученных. А еще, когда видим двух, которые ссорятся друг с другом, мы стараемся помирить их" (Таанит (22.а).

Кому-то этот фрагмент может показаться противоречивым. Каким образом на еврейском рынке могли оказаться всего три человека, заслуживших Грядущий мир? Разве в Талмуде не сказано: "Весь Израиль имеет удел в мире Грядущем. Как сказано "Народ твой все праведники, навеки унаследуют землю"!

Где же тогда обретаются остальные продавцы и покупатели этого базара?

Дело в том, что рабби Брока искал не людей, имеющих "удел в Грядущем мире", а "сыновей Грядущего мира", то есть его постоянных обитателей. В нашем мире, в мире суеты, в котором умножающий мудрость, умножает скорбь, веселый человек выглядит человек пришлым, человеком неадекватным.

Но так происходит, потому что он укоренен в Грядущем мире. Остроумие – это важная и надежная "ксива", подтверждающая наше небесное гражданство.