Честное еврейское

Недельная глава "Матот" начинается словами: "И говорил Моше главам колен сынов Израиля, говоря: вот что повелел Господь: Если кто даст обет Господу, или поклянется клятвою, положив зарок на душу свою, то он не должен нарушать слова своего: все, как вышло из уст его, должен он сделать" (30:1-3).

Итак, если человек наложил на себя какое-либо (не предписанное Торой) ограничение, или напротив, обязался исполнять что-либо Торой не заповеденное, но и одновременно не запрещенное, то он "не должен нарушать слова своего". Иными словами, его обет тем самым превращается в заповедь, предписанную ему Торой.

По большому счету принятие обета считается излишней мерой. Если человек решил себя в чем-то ограничить, то пусть поступает согласно своему решению, не произнося перед Богом и людьми соответствующих слов. И все же, как мы видим, возможность обосновать свое решение Божественным требованием ("все, как вышло из уст его, должен он сделать") у человека имеется.

Между тем, эта заповедь обладает одним неожиданным свойством - она придает весомость любому еврейскому слову. Ведь само наличие этой заповеди невольно превращает в обет любое высказанное вслух намерение. Любое данное кому-то обещание автоматически становится клятвенным обязательством, если не сопровождается специальной оговоркой "бли недер" - выражение, которое на русский можно перевести только более развернутым предложением: "постараюсь, но не обещаю".

Это положение с предельной ясностью демонстрирует еврейское отношение к слову. Речь еврея не только должна быть чиста от злословия, но и предельно ответственна. Верность слову, таким образом - это одна из базовых еврейских ценностей. Причем с помощью этой ценности мы может лучше сориентироваться в окружающем нас мире, в окружающих нас цивилизациях.

Эсав и Ишмаэль

Согласно традиционному взгляду, Эсав и Ишмаэль, хотя и по разным статьям, но в равной мере подлежат гееному. Ишмаэль - за извращенную реакцию на избыточную милость его отца Авраама, а Эсав - за извращенную реакцию на избыточный суд его отца Ицхака. И тем не менее, споры о том, кто из них предпочтительнее, не смолкают.

До самых недавних пор преимущество отдавалось Ишмаэлю, да и даже в наше время, время разгула кровавого исламского террора, находятся евреи, которые предпочитают исламскую цивилизацию европейской.

Ислам - это все же строгий монотеизм, да и приверженцы этой религии тверды в вере. Европейцы же, начавшие было отходить от своего христианского полуязычества, ни к чему путному при этом не прибились: в массе своей они превратились в бескрылых "потребителей", беспокоящихся лишь об "уровне жизни" и помешавшихся на сексе.

И все же, как мне кажется, отношение к слову не только позволяет различить эти цивилизации, но дает также возможность определить, какая из них относится к человеческой, а какая нет.

Эсав очень серьезно относится к своим словам и даже к мыслям, для Ишмаэля же они не имеют никакого значения. Уже сама вера ишмаэлитов озадачивает своим бросающимся в глаза лукавством. Коран представляет собой полемический текст, обращенный к предшественникам…, но при этом претендующий являться первоисточником! Сама же "дискуссия" обескураживает своим базарным характером: "Они говорят: “Он сам измыслил это?” Скажи: “Приведите хоть одну суру, подобную этой суре. И если вы действительно правдивы, то призовите своих свидетелей помимо Аллаха”(Сура “Йунус”, 10:38).

Мы могли бы принять эти странности за чистую монету. В конце концов, многие религии содержат пласты рациональных нестыковок, включая веру в заведомый, подчас немыслимый вздор. Верили же, например, ацтеки в то, что для движения солнца по небесному своду необходимо вырывать сердца у нескольких тысяч человек в год.

Но дело в том, что такова общая стихия исламского мира, в котором никто никому не способен доверять. Коран гладко вписывается в характерный контекст "восточного базара", в котором человеческая речь несет совершенно иной смысл, чем в других цивилизациях. Вот как описывает эту стихию Мопассан в новелле "Аллума": "Она рассказала мне свою историю, вернее, лгала с начала до конца, как лгут все арабы - всегда, по любому поводу и без всякого повода. Вот одно из самых поразительных и самых необъяснимых свойств туземного характера - лживость. Эти люди, в которых ислам внедрился до такой степени, что стал частью их природы, воспитал их чувства, создал особую мораль, видоизменил целую расу и отделил ее от других, как цвет кожи отличает негра от белого, - все они лживы до мозга костей, настолько лживы, что нельзя верить ни единому их слову. Обязаны ли они этим своей религии? Не знаю. Нужно пожить среди них, чтобы понять, насколько ложь срослась с их существом, сердцем, душой, насколько она стала второй их натурой, жизненной потребностью".

Юрис в своем романе "Эксодус" замечает: "Противоречивый характер арабов производил на Иосю сногсшибательное впечатление. Он мог стоять часами в какой-нибудь лавке в Яффе и наблюдать за тем, как они бесконечно торгуются, осыпая друг друга ругательствами. Он заметил, что араб ведет себя в жизни так, словно он все время играет в шахматы. Каждый ход был рассчитан на то, чтобы обмануть тех, с кем ему приходилось иметь дело".

Понятно, что первым ходом в этой игре, ее "Е2-Е4" - является самообман, о котором в следующих словах свидетельствует Лоуренс Аравийский: "Никакой араб еще не признавался в том, что ошибся, что виноват в провале битвы, не рассчитал свои силы. У арабов, с которыми я общался и воевал в их рядах в течение 7-ми лет, всегда в их бедах виноват кто-то другой". Ложь пропитывает эту культуру, в которой верность слову считается недоразумением, и вызывает почтительное похвалы в лицо, а за спиной смех и непристойные жесты.

Против Эсава можно выдвинуть немало обвинений, а его тяга к кровопролитию вошла в поговорку. Европейские рыцари и аристократы убивали друг друга не только в боях, но и на турнирах и дуэлях. Их увлечение охотой никогда не вызывало у евреев восторга, но по крайней мере одно достоинство у них имелось - верность слову. На протяжении веков с этим в Европе не шутили. Не шутят и сегодня. С полным основанием можно сказать, что идеал порядочности на Западе остается в силе.

Одна из самых известных и популярных в США книг, книг значительно повлиявших на облик американской нации, а в переводах и на всю западную цивилизацию - это "Этикет" Эмили Пост. Книга эта впервые была издана в 1922 году и с той поры переиздавалась не менее сотни раз ("Амазон" предлагает для продажи издание 2012 года).

Вот, например, правило, которое давно и явно усвоено всей Америкой: "Вне зависимости от того, сколь важный пост вы занимаете и насколько бываете загружены делами, не стоит игнорировать тех, кто повстречался вам в холле или на этаже. Доброжелательное "Привет!", произнесенное с улыбкой, приятно и охраннику, и вахтеру, и президенту компании, а вам создает репутацию человека душевного и внимательного. "Привет..." с добавлением имени звучит еще дружелюбней"…Помните, что люди - очень ранимы и, не приняв в расчет то, что вы торопитесь или чем-то озабочены, воспримут ваше невнимание как преднамеренное и обидное".

Книга содержит море подробных правил и кратких наставлений, вроде следующего: "В автомобиле леди должна сидеть справа от джентльмена. Дама, сидящая слева - не леди".

Эмми не обходит своим вниманием и евреев: "Всем приглашенным на прием в честь бар-мицвы следует прислать или принести с собой подарки. Мальчику, конечно, в дальнейшем необходимо отправить записки с благодарностью за каждый подарок".

Встречаются в этой книге и такие пассажи: "Гораздо важнее любого правила этикета основы морального кодекса, которого, как бы ни были изысканы его манеры, должен строго придерживаться тот, кто желает считаться джентльменом. Честь джентльмена требует, чтобы слово его было твердо, а принципы несокрушимы. Он - наследник рыцаря, крестоносца, защитник беззащитных, поборник справедливости; в противном случае он не джентльмен".

Итак, если применить столь чтимый иудаизмом критерий честности, то западный мир будет отличаться от исламского, как жизнь отличается от смерти.