"Форпост демократии" В недельной главе "Бе-хаалотха" мы читаем: "Господь сказал Моше: собери Мне семьдесят мужей из старейшин Израиля, о которых ты знаешь, что они старейшины народа и надзиратели его, и возьми их к шатру соборному, и пусть предстанут они там с тобой. А Я сойду и буду говорить там с тобой, и отделю от духа, который на тебе, и возложу на них, чтобы они несли с тобою бремя народа этого, и не будешь ты нести один" (11:11-17).Это собрание семидесяти старейшин во главе с Моше явилось, по существу, первым заседанием Сангедрина. Первые "семьдесят мужей из старейшин Израиля, несущих вместе с Моше бремя народа этого", как поясняют комментаторы, были, выбраны из тех смотрителей, которые щадя своих братьев, принимали удары египтян.Итак, можно сказать, что первые судьи Сангедрина были "избраны". Однако получив "от духа Моше", в дальнейшем старейшины сами посвящали своих преемников из числа учеников. Другими словами, Сангедрин не был демократическим институтом: помимо того, что он был призван судить по теократическим законам Торы, он еще и никак не контролировался извне.По сей причине этот институт многим представляется несовместимым с системой демократии, которую с самого начала облюбовали себе израильтяне.В Израильском гимне "Атиква" поется о надежде "быть свободным народом, в своей земле, в земле Сиона". Но народ не может быть свободным, если созданное им государство подавляет свободу слова и глушит свободу совести. В том, что общество сынов Израиля пожелало быть открытым обществом, заключено великое благо. И все же это лишь программа минимум, программа максимум состоит в духовном, религиозном возрождении, в своем пределе ведущем к Третьему Храму.Рав Ури Шерки любит повторять, что позиционируя себя как "форпост западной демократии на Ближнем востоке", Израиль обманывает себя и других. Израиль призван служить духовным центром мира, живущим по законам Торы.Не спорю, что для некоторых воплощение в жизнь этого идеала равнозначно роспуску Кнессета и введению смертных приговоров за нарушение субботнего покоя. Но для вменяемого большинства соблюдение Торы не предполагает отмену гражданских свобод. Поэтому даже такой горячий сторонник созыва Сангедрина, как рав Шерки, вовсе не призывает к упразднению демократии.При всем том, что демократия – это изобретение христианских народов, она покоится не на узко-христианской доктрине, а на самых общих положениях Синайского откровения, согласно которым человек является образом и подобием Бога. Это значит, что с одной стороны он признается высшей ценностью эмпирического мира ("каждый человек должен говорить, что ради него сотворен мир"), а с другой - суверенным автором самого себя, поведение которого общество лишь в крайних ситуациях вправе ограничивать.Итак, между традиционно-религиозными и демократическими принципами нет противоречия. И еврейский характер демократического государства Израиль можно усиливать вплоть до созыва Сангедрина и даже помазания Царя. Может быть, Саудовской Аравии демократическое правление противопоказано экзистенциально, но Израилю оно в самую пору. Духовная Атлантида Однако одно наличие гражданских свобод не способно наполнить жизнь смыслом. Для существования человеку необходимы не только зримые, но и незримые, высшие цели, и когда они исчезают, демократии коллапсируют.На протяжении десятилетий не только в Европе, но и в США происходило замещение экзистенциальных ценностей политкоректными пустышками и мультикультурными суррогатами. В тот же период правозащитная деятельность бодро маршировала по пути наименьшего сопротивления. Либералы требуют от демократических правительств соблюдения прав преступников, не ожидая от самих преступников ровным счетом ничего. Риторические выпады против террора допускаются, но, как правило, лишь в качестве оговорок, позволяющих напомнить о неприемлемости "коллективного наказания".Содомские плоды не замедлили созреть: смертная казнь для убийц была заменена пожизненным заключением, а пожизненное заключение - ограниченным времяпрепровождением в закрытых заведениях санаторного типа.Сегодняшняя Европа выглядит духовной Атлантидой, уже не способной оценить степени своего погружения в бездну.Взглянем на Англию – родину парламентаризма и гражданских свобод. Хотя большинство арабских и пакистанских иммигрантов не абсорбируется в английском обществе, иногда даже не знает английского языка, в них категорически запрещено видеть кого-либо кроме "британских граждан". Два-три года назад в нескольких городах Великобритании прошли уголовные процессы, связанные с так называемым "сексуальным джихадом". Были осуждены десятки мусульман, регулярно насиловавших и принуждавших к проституции тысячи английских школьниц.При этом обнаружилось, что во избежание расовых "обобщений" власти на протяжении долгих лет (от 8 до 16) покрывали эти преступления: полиция, прокуратура, социальные службы не давали ход жалобам, а столь алчные до всяких сенсаций СМИ отказывались публиковать свидетельства отчаявшихся жертв. Даже судебные разбирательства освещались прессой с помощью эвфемизмов, самым смелым из которых являлся "выходцы из Азии". Как же еще? Нельзя протягивать руку исламофобии!При этом пропаганда ненависти в мечетях и даже хадж в Мекку оплачивается из кармана налогоплательщиков. Как недавно выяснилось, в Британии существует террористическая сеть, которая была создана джихадистами, получившими на Альбионе временное убежище. Правозащитные организации десятилетиями не позволяют выдворять из страны опаснейших архи-террористов, так как на родине их, оказывается, могли бы "подвергнуть преследованию".Аналогичные процессы идут во всем мире, не исключая, разумеется, также и "единственный форпост демократии на Ближнем Востоке". В традиционном "шествии с (сионистскими) флагами" в годовщину освобождения Иерусалима приняли участие 20.000 израильтян, в состоявшемся двумя днями раньше "параде гордости" в Тель-Авиве – 200.000. На наших глазах Тель-Авив превратился в Мекку ЛГБТ! При всем том, что религиозность в Израиле существенно превосходит аналогичные показатели в других развитых странах, ситуация оставляет желать лучшего. И это лучшее в значительной мере связано с надеждами на восстановление Сангедрина.Не угрожая демократическим институтам, Сангедрин мог бы оказать оздоровляющее воздействие, как на общество, так и на политическую систему. Среди прочего, он мог бы представить альтернативу Высшему суду справедливости - БАГАЦу, для прекращения вмешательства которого в политику на самом деле не требуется никаких реформ, только заряд гражданского мужества.Действительно, по закону БАГАЦ должен трактовать спорные случаи, согласуясь с "волей законодателя". Он же фронтально борется с этой волей, навязывая ей свою. Очевидно, что любое решение БАГАЦа может быть на этом основании торпедировано Кнессетом, и если этого не делается, то только из-за страха перед влиятельной левой элитой, составляющей львиную долю израильской бюрократической массы.Сангедрин же наоборот, исходно не имея никаких законных полномочий вмешиваться в работу Кнессета, в то же время влиял бы на его деятельность своей оценкой ситуации, и тем самым оказывал бы на демократический процесс отрезвляющее воздействие.Сангедрин автоматически, де-юро, принял бы на себя мистериальные функции, связанные с религиозными вопросами, и стал бы носителем президентской миссии де-факто. То есть явил бы собой тот авторитет, который призван демонстрировать президент страны, но который у него полностью отсутствует. По крайней мере, после "соглашения" с Арафатом все президенты Израиля играли однозначно деструктивную роль, навязывая народу – во имя его "единства" – провальные прожекты левой элиты. Как бы в дальнейшем не эволюционировали взаимоотношения Кнессета и Сангедрина, их диалог мог бы послужить только ко благу Израиля.В свое время я отмечал, что неготовность современных духовных авторитетов созвать Сангедрин обусловлена не столько внутренними разногласиями и техническими сложностями, сколько плюралистическим, демократичным духом самого нашего времени, которым раввины дышат наравне со всеми: они предпочитают оставаться каждый при своем мнении, чем выработать общее обязывающее всех постановление.Именно во имя приверженности этим плюралистическим принципам, раввинам следовало бы сегодня ограничить свою свободу, и во имя спасения демократии сделать шаг в правильном направлении.