К этому российскому писателю в Израиле относятся очень по-разному. Одни восхищаются его многочисленными дарованиями, другие считают... предателем (полу-предателем?) еврейского народа!

Опять Быков на «Эхе Москвы» вспомнил Зеэва Жаботинского! В авторской передаче «Один» его спросили о нелюбви к Жаботинскому, и он ответил с предсказуемой эмоциональностью: 

«Вы говорили о том, что категорически не любите Зеэва (Жаботинского), - не люблю. - А можно уточнить, за что? Вы не приемлете его политических взглядов и мировоззрения, или вам не близки его произведения?». 

Одно другому не мешает. Мне не близки его произведения. Мне кажется, что он писатель достаточно крепкого второго ряда. Мне кажется, что он не выдерживает сравнения с титанами литературы, одновременно с которыми он жил и работал. Мне кажется, что и «Самсон», и в особенности «Пятеро» (роман, прославленный сверх всякой меры и страшно переоцененный) - это литература, во-первых, не показывающая, а рассказывающая, довольно слабая в пластическом отношении, довольно натянутая. Его итальянские новеллы - это какой-то, простите, шедевр пошлости и аляповатости. Его публицистика очень хлесткая и очень провинциальная. Все, что он написал в качестве Альталены, по-моему, слабеет, блекнет перед одним его переводом «Ворона» Эдгара По, который действительно очень хорош. Но, в принципе, я никаких восторженных чувств по поводу его литературы не испытываю. 

Что касается его идей, его убеждений. Я могу понять их генезис, я могу им даже сострадать, но я никогда не буду их разделять. По-моему, любой национализм ужасен. И его страшная ненависть к ассимиляции - в этом что-то есть от мести человека, которого долго унижали, а теперь он мстит постоянно за эти унижения, пытается все время найти предлог для отмщения. Меня многое раздражает в Жаботинском: раздражает его тон, раздражает поверхностная хлесткость его текстов. 

И главное. Понимаете, очень легко разделить эти чувства, но это чувства низкого порядка. Я не знаю, как это объяснить яснее. Я знаю, что очень многие в Израиле страшно на меня за это злятся. Ну, всегда кто-то будет злиться, нельзя же подлаживаться под всех. И так уже я вынужден слишком много думать о том, чтобы «Эху» не было неприятностей от тех или иных моих оценок. Да что греха таить - чтобы мне не было неприятностей. Но я все-таки пытаюсь говорить то, что думаю. Я думаю, что пока еще во мне внутренний редактор слабее, чем думатель. 

«Кто прав в идейно-политическом споре — Жаботинский или Бен-Гурион? Почему они ненавидели друг друга настолько, что так и не примирились?» 

По-моему, мой ответ очевиден из вышесказанного. Я говорил, что я готов оценить и отвагу Жаботинского, и мощь его предвидения, но я не готов оценить те чувства, на которых он играет и которые он у читателя вызывает. И мне деятельность его в целом не нравится. Хотя многие, конечно, скажут, что вот если бы все были такими, как Жаботинский, давно бы уже не было никакого антисемитизма, все бы боялись. Но, к сожалению, в Жаботинском очень много того, что и провоцирует скепсис, и провоцирует дурное отношение. Я говорю, никакой национализм не может быть для меня приемлемым». 

Я думаю, что объективно отношусь к Быкову. Он талантливый поэт, прозаик, блестящий критик, прекрасный журналист, но особенно хорош в сольных выступлениях на любимые темы, в которых демонстрирует и эрудицию, и оригинальность оценок. 

Подчеркну: я, в отличие от многих, не считаю Быкова антисемитом. Он не боится осуждать юдофобов, погромщиков, у него есть на эту тему едкие сатирические стихи. Но к сионизму у Быкова идиосинкразия. Тут проблема не в «люблю» или «не люблю», а в том, что после 1948 года свое отношение к Израилю должен определить для себя житель любой страны, получивший от предков долю еврейской крови. 

Быков решил для себя, что он – представитель русской культуры и православного мира. Его право! Можно было бы не обращать внимания на его развернутое высказывание о Жаботинском, но... сам Быков выдает весьма категорические оценки по поводу литературных и исторических явлений. Поэтому можно применить к нему его же критерии. 

Например, в своем последнем выступлении – из которого я взял цитату о Жаботинском – Быков подробно характеризует творчество забытого русского писателя Ивана Наживина. Он бережно учитывает и период его духовного формирования, и толстовские убеждения, и неоднозначное восприятие им русской истории. 

Жаботинский – фигура мирового масштаба. Но к нему Быков относится проще и небрежней. По его мнению, Жаботинский – националист, а любой национализм ужасен. Быкову претит борьба Жаботинского с ассимиляцией евреев, в чем он видит месть за испытанные унижения. Быков прямо заявляет, что «не готов оценить те чувства, на которых он играет». 

У меня нет никакого желания оспаривать быковскую оценку Жаботинского-писателя. Наверняка он не был литературным гением. Но за мнением Быкова стоит не эстетское гурманство, а его отношение к тем мыслям и страстям, которые породили книги и статьи Жаботинского! 

Даже если бы в организме Быкова не было «посторонних» генов, он мог бы по-писательски проникнуть в чужие страдания, чужие унижения, как это удавалось Горькому или Маяковскому. Большого количества писателей-юдофилов не назову: именно Жаботинский в своей блистательной статье о русской литературе показал, как равнодушна она была к притеснению евреев в ее стране. 

Как интеллектуал, рассуждающий о всех мировых культурах, Быков должен знать, что слово «националист» - не ругательство. Даже марксистский догматик Ленин признавал, что национализм угнетенной нации содержит прогрессивное начало. 

Ненависть Жаботинского к ассимиляции для Быкова - одно из «чувств низкого порядка», на которых этот националист «играет» в своих произведениях. А что сказал бы Быков, если бы в мире прозвучали призывы (это мое фантастическое предположение!) к уничтожению русской культуры и православия, генерирующих агрессивную политику, опасную для для всего человечества? 

Быков проявляет похвальную осведомленность даже в вопросах сионизма. Можно простить ему незнание истории взаимоотношений Жаботинского и Бен-Гуриона (к ассимиляции они относились одинаково). Но творчество Жаботинского он изучил неплохо. Если Быков считает, что стремление евреев спастись от ассимиляции и погромов, восстановить свое государство – низкие чувства, на которых «играет» Жаботинский, то ему дозволительно называть публицистику великого сиониста «очень хлесткой и очень провинциальной». 

Статьи Жаботинского не провинциальны по определению: их читали и продолжают читать на всех континентах – чего, извините за бестактность, не скажешь о произведениях Быкова. Публицистика Жаботинского, по моему глубокому убеждению, гениальна, ибо нет других прецедентов такого воздействия газетных статей на читателя через сто с лишним лет! Они по-прежнему волнуют каждого человека, сохранившего еврейское сердце. А сердечная отзывчивость Дмитрия Быкова – это его личное дело, которое совсем не обязательно делать всеобщим достоянием.