Двадцатый век отличался рекордным – почти вчетверо, с 1,6 до 6,2–6,4 млрд., – ростом числа населяющих планету людей. И это несмотря на две мировые войны, чудовищные по объему уничтоженного мирного населения массовые репрессии в некоторых, прежде всего тоталитарных странах.

Как завещали Мальтус и Дарвин

Роль войн и бедствий в истории человечества вписывается в открытые Дарвином законы, всеми признанные применительно к миру живого, но стыдливо замалчиваемые, когда речь заходит о мире людей. Между тем со времен фактического родоначальника демографии Томаса Мальтуса специалистам стало вполне ясно, что чрезмерный рост народонаселения мог быть пресечен лишь несчастьями типа войн, эпидемий, неурожаев. И если не придираться к используемым в мальтузианстве цепям возрастания числа людей и явного отставания от этого темпов роста производства пищи (геометрическая и арифметическая прогрессии соответственно), не забывая к тому же и о принципиальном ограничении невозобновляемых ресурсов, то окажется, что оба они, Мальтус и Дарвин, – пусть каждый по-своему, – смотрели, увы, в корень.

В нашем веке неудержимый рост продолжается, причем на 90% (если не больше) он, как и в ХХ столетии, идет за счет отсталых и более или менее бедных общностей. Именно тех, что в прошлом если и не вымирали, то, во всяком случае, не имели шансов в достаточном количестве выживать. Но в середине ХХ века, после триумфа буржуазной либеральной демократии, гуманистически настроенный западный мир, следуя бессмертной формуле Антуана де Сент-Экзюпери («мы в ответе за тех, кого приручили»), открыл свои закрома и банки для того, чтобы помогать миру вне Запада, и вместе с тем (это стоит особо принять во внимание) решительно отказался от колониального вмешательства в его внутренние дела. Мир вне Запада вздохнул полной грудью, но, не будучи в достаточной мере приспособлен к ответственному самостоятельному существованию, начал резко возрастать.

Опыт сотен тысяч и миллионов лет учил все живое, включая гоминид, предлюдей и людей, жить в соответствии с инстинктом, который диктовал и диктует им размножаться в максимально возможной мере, ибо опасности подстерегают их на каждом шагу. Это объясняет, почему в ХХ веке вследствие влияния колониального Запада, который длительное время преобразовывал мир по стандарту мирового города, ситуация кардинально изменилась. Придав мировой деревне некоторые городские черты и признаки и, в частности, подняв уровень жизни до такого стандарта, который довольно легко позволяет большинству бедных и отставших не вымирать, а выживать, передовой и в большинстве случаев традиционно ненавидимый мировой деревней Запад объективно привел к логическому концу генеральные принципы процесса поступательной эволюции.

Бремя Запада

Прежде всего потерпела неудачу теория догоняющего развития. Ни страны Дальнего Востока с его конфуцианской культурой труда, ни латиноамериканские, развивавшиеся под влиянием институтов США после ликвидации колониальной зависимости, Запад, за редкими исключениями типа Японии и Кореи, не догнали. Более того, этот самый Запад, особенно американская его часть, стал стремительно уходить вперед как по уровню жизни, так и по стандарту идейно-институционального фундамента. И вот положение дел стало меняться. Сразу оговорюсь, перемены еще слабо заметны. Запад, особенно американский, обогнал всех, и намного. Но он не то чтобы выдохся, скорее устал. А устал потому, что бремя, постоянно утяжелявшее его ношу, росло, и рост этот неудержим. А приходится это бремя на постоянно уменьшающееся количество работоспособного населения.

Это вторая после резкого увеличения в мире количества бедных и отсталых серьезная демографическая проблема. Речь о старении в буквальном смысле слова. В отличие от всего остального мира Запад численно почти не растет, а сохранение количества населения происходит либо за счет миграции из неразвитых стран, либо в результате вроде бы весьма даже благотворного увеличения продолжительности жизни. Беда в том, что результатом становится снижение числа подготовленных к столь нужному в западных странах квалифицированному труду трудоспособных, а также рост заболеваемости, естественного спутника старости. Это значит, что завтрашний Запад будет больше нуждаться в деньгах на пенсии и на лечение, а работающих в нем будет заметно меньше, причем к тому же менее квалифицированных – за счет мигрантов. Отсюда следует, что завтрашний Запад не сможет с прежней интенсивностью заботиться о бедных и отсталых, количество которых будет намного большим, чем сегодня.

Это означает, что Запад просто не потянет ту ношу, которая будет возложена на него. Есть ли выход? Многие с легкостью готовы теоретически переложить эту ношу на двух гигантов мировой политики и экономики – Китай и Индию, которые идут вперед, довольно быстро и успешно. Китай потому, что ему уже не мешают утопические заскоки марксистского маоизма, но очень помогает конфуцианство с его жестким курсом на приоритет умных и способных, который умело сочетается с либерально-демократическими (при всей нелюбви к этому термину) рыночно-частнособственническими отношениями буржуазного типа, элементами весьма своеобразного гражданского общества и даже некоторой античной правовой культуры. Индия же в основном из-за того, что влияние британской парламентарно-правовой традиции удивительным образом удачно легло на традиционную систему каст и открыло дорогу основным параметрам антично-буржуазной либеральной демократии.

Однако оба гиганта, даже вместе взятые, не в состоянии заменить передовой Запад и не будут в состоянии сделать это в обозримом будущем. Потому что каждая из этих огромных стран остается наполовину бедной и соответственно наполовину отсталой, вынужденной заботиться о многих собственных бедных и отсталых, число которых будет к тому же постоянно расти. Другие крупные страны, если оставить в стороне весь высокоразвитый Запад, Японию и Корею (не КНДР!), тоже мало что могут в этом смысле изменить. Они, как Турция и с немалыми оговорками Бразилия, Индонезия или Пакистан, едва в состоянии себя содержать на более или менее должном уровне. И представляют собой не мировой город, но смесь его с мировой деревней. А вот весь остальной мир, включая, к сожалению, и Россию, – не более чем общества смешанного типа, но обычно гораздо ближе стоящие к стандарту мировой деревни. Такие страны, в том числе Китай и Индия, – именно смешанного, то есть восточно-западного и деревенско-городского типа. И никуда им от этого не уйти, во всяком случае еще довольно долго. А вот время в наши дни не терпит. Напротив, подстегивает человечество. Так что же делать ему, человечеству?

Тенденция, однако

На планете началась зримая эпоха парадоксов. С одной стороны, количество бедных и обездоленных неудержимо растет, ибо привычная инстинктивная норма воспроизводства оказывается мощной и в основе своей косной силой, которая отнюдь не нейтральна. Она давит не только на планету и выступающую от ее имени и стремящуюся к балансу Природу. Она все сильнее давит на доступный для наступления на него Запад. Взрыв в 2010–2011 годах недовольства в арабском средиземноморском поясе Ближнего Востока можно расценивать как усиление такого давления. И есть основания заметить, что продолжающий отставать, но все активизирующийся и в основе своей молодой Восток, вчерашняя мировая деревня, теснит стареющий и ослабевающий Запад.

Это еще не диагноз, но уже тенденция, у которой нет основы для движения в обратном направлении. Прогнозы демографов неумолимы. Даже при снижении темпов прироста население планеты продолжит ощутимо расти, а доля Запада в этом росте станет катастрофически уменьшаться. А как содержать всех на вполне приемлемом, а для большинства из числа наиболее бедных и отставших – на недостижимом пока для них высоком уровне? Едва ли человечество вообще когда-либо справится с этой задачей. Но даже некоторое движение в таком направлении теперь уже не соответствует вызовам Природы и требованиям баланса. Напротив, может рассматриваться как дерзкий вызов Человека по отношению к ним.

Адекватной реакцией на осознание неотвратимости грядущего должна стать новая идейно-институциональная первооснова бытия человечества, новый его фундамент, опираясь на который человечество только и сможет продолжать достойное существование. Быть может, для этого придется принимать меры, объективно вынуждающие людей, не желающих этого, менять свои предпочтения. Всех людей, начиная с ответственных руководителей их правительств. Запад будет вынужден смириться с тем, что он не может не платить, не делиться во все большем объеме со все большим количеством неимущих. А они, неимущие, будут вынуждены работать по западному стандарту – как, к примеру, вынуждены были прежде работать у европейских фермеров в качестве их наемных работников те зимбабвийцы, которые потом, став собственниками и хозяевами этих ферм, разорили их.

Сегодня на европейском Западе второе-третье поколения переселенцев, рожденные там и вроде бы адаптировавшиеся, часто, не слишком прилежно учась и не получая хорошо оплачиваемых рабочих мест, предпочитают не работать, а жить на социальное пособие. И это не способствует изменению модуса поведения тех, кто привык жить иначе. Налицо склонность к выравниванию не по высшему, а по низшему уровню. Стареющий и слабеющий Запад ранее и более всего ощутит такого рода тенденцию.

В состоянии ли мир, и прежде всего его ответственные верхи и их мудрые ученые советники, осознать ситуацию? Безусловно, да. Но элементарное небрежение с продуманным ответом на этот вызов чревато такими осложнениями, которые обойдутся много дороже. Торг здесь немыслим.

Леонид Сергеевич Васильев - доктор исторических наук, ординарный профессор национального исследовательского университета "Высшая школа экономики", заведующий лабораторией исторических исследований НИУ ВШЭ.