Жертва первенца

В недельной главе "Ваейра" описывается, быть может, самое "узкое место" истории еврейского народа - жертвоприношение Ицхака. "Бог испытал Авраама, и сказал ему: Прошу, возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Ицхака; и пойди в землю Мориа, и принеси его там во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе… И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, и разложил дрова, и связал Ицхака, сына своего, и положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою, и взял нож, чтобы зарезать сына своего. Но воззвал к нему ангел Господень с неба и сказал: не заноси руки твоей на отрока и не делай ему ничего, ибо теперь Я узнал, что боишься ты Бога и не пожалел своего сына единственного ради Меня". (22:1-12)

Без преувеличения можно сказать, что это парадоксальное послушание Богу, совершенное в нарушение элементарного здравомыслия и всех правил морали, задало основу иудейской духовности: принесение в жертву любимого сына, в котором был заключен в ту минуту весь грядущий Израиль, как раз этот Израиль и создало!

Во второй книге Малахим (3:24) описывается, как царь Моава решил воспользоваться этим аврамитическим патентом: "И поднялись Израильтяне, и стали бить Моавитян, и те побежали от них; а они били и били Моавитян… И увидел царь Моавитский, что битва одолевает его, и взял он с собою семьсот человек, владеющих мечом, чтобы пробиться к царю Эдомскому, но не смогли они. И взял он сына своего, первенца, который должен был стать царем вместо него, и принес его во всесожжение на стене. И был гнев большой на Израильтян, и они отступили от него, и возвратились в страну". (2 Малахим 3:24-27)

Некоторые комментаторы толкуют этот темный фрагмент в том смысле, что Моавитский царь принес в жертву не своего первенца, а сына своего вассала - царя Эдомского. Однако если рассмотреть основную версию, согласно которой в жертву был принесен именно первенец моавского царя, то аналогия с поступком Авраама возникает сама собой, и Раши привлекает ее в качестве разъяснения этой истории: "спросил своих советников, что это за удачливый народ, для которого делается столько чудес? Отвечали ему: у отца их Авраама был единственный сын, и сказал ему Всевышний принести его в жертву, и тот согласился. Сказал царь советникам: у меня имеется сын - первенец, принесу его в жертву иным богам. Напомнил тем, что и сыны Израиля служили иным богам и не совершил для них чуда".

Эти слова Раши естественно проинтерпретировать в том смысле, что поражение Израиля было обусловлено двумя причинами: с одной стороны, с Израиля было взыскано за совершенные им прежде отступничества, но с другой была учтена заслуга Моавитского царя, хитроумно обратившегося к авраамитическому патенту. За жертвенность, какой бы извращенный характер она не носила - воздается.

Таким образом, в данном эпизоде срезанировали два противоположных принципа: "Тому, у кого заслуг больше чем грехов, посылаются ему несчастья... Тому, у кого грехов больше, чем заслуг, посылают благополучие" (Кидушин 35б). Комментаторы поясняют: "несчастья, чтобы милость ему была оказана в грядущем мире; благополучие, чтобы выплатить ему награду в этом мире". Таким образом, в этом эпизоде наложились два суда, по одному из которых Израиль был наказан, а по другому, Моав был поощрен. Суды эти наложились как интерференционные волны, в результате чего "и был гнев большой на Израильтян".

Черный орден

Между тем объяснение этого древнего сражения невольно хочется применить к событиям не столь давней истории. Если поражение Израиля в войне с Моавом было вызвано одновременным воздаянием - Израилю за грехи, а Моаву - за заслуги, то аналогичным образом позволительно объяснить и роковой характер Катастрофы. Не только массовая ассимиляция германских евреев, не только их полное пренебрежение к своей миссии навело беду на весь Израиль, в еще большей мере этому способствовала религиозная ревность нацистов, принесших в жертву "иному богу" саму Германию!

Действительно, Гитлер был немецким националистом лишь в начале своего пути. Со временем он преодолел свою "национальную ограниченность", со временем он превратился в сатаниста, предавшего своему божеству свой народ. Повель и Буржье пишут в "Утре магов": "Организация СС была поручена Гиммлеру. Но не как охранно-полицейское ведомство, а как настоящий монашеский орден с иерархией степеней, начиная снизу, от "светских братьев". Высшую ступень образовывали посвященные во все тайны СС руководители Черного Ордена... Тайная доктрина Черного Ордена основывалась на вере в существование Властителей, бесконечно более могущественных, чем это можно себе представить… С 1934 года, когда вся деятельность нацистской партии в деле сплочения нации и сфере пропаганды меняет направление, или, точнее, более строго ориентируется вождями в отношении тайной доктрины, - перед нами уже не национальное политическое движение. Пусть пропагандистские тезисы в целом остаются теми же - это уже только видимость, только шум, которым очаровывают и увлекают массы, описывают ближайшие цели, за которыми, однако, скрывается совсем другое. Бразиллаш говорит: "Отныне ни с чем ни считаются, кроме неутомимой погони за неслыханной целью. Теперь, имей Гитлер в своем распоряжении народ, который более чем немцы годился бы на службу его высшей идее, он не задумался бы и Германию выбросить на свалку". Нам бы хотелось слегка поправить Бразиллаша: "Вовсе не его, Гитлера, „высшей идее“, но высшей идее магической группы, действующей через него". С этим, в сущности, сам Бразиллаш мог бы согласиться, поскольку в другом месте он признает, что "Гитлер, не торгуясь, пожертвовал бы всем человеческим счастьем, своим и своего народа, прикажи ему это таинственный долг, которому он повиновался".

Повель и Буржье считают, что лагеря уничтожения служили алтарями Властителей, но при этом не только евреи и другие враги рейха должны были приноситься им в жертву…, сами немцы стояли на очереди. В конце войны со всей определенностью выяснилось, что "отец нации" совершает ее ритуальное убийство!

Авторы "Утра магов" продолжают: "Если невозможно изменить положение человеческими средствами, остается возможность вызвать суд богов. Шпеер с ужасом говорил, что Гитлер "совершенно сознательно пытался добиться, чтобы вместе с ним погибло все. Он уже был только человеком, для которого конец его собственной жизни - это конец всего". Геббельс в своих последних редакционных статьях с энтузиазмом приветствует вражеские бомбардировщики, разрушающие страну: "Под обломками наших уничтоженных городов будут погребены достижения дурацкого XX века". Гитлер хочет, чтобы повсюду царила смерть: он предписывает полное разрушение Германии… Гитлер и Геббельс призвали германский народ разрушить свои города и заводы, взорвать свои плотины и мосты, принести в жертву железные дороги и весь подвижной состав - и все это во имя легенды под названием "сумерки богов". Гитлер требует крови, приносит в жертву свои последние войска, посылая их в бой: "Я никак не могу признать потери достаточно большими", - говорит он. Умирая, остается лишь призвать на помощь великий потоп. Гитлер приносит жертву воде: он приказывает затопить берлинское метро, где погибает 200 000 человек, спасавшихся в подземельях. Это акт подражательной магии: этот поступок вызовет апокалиптическую вакханалию, ужасающие события в Небе и на Земле. Геббельс, прежде чем убить в бункере свою жену, детей и себя самого, пишет последнюю, прощальную статью под заглавием "И все-таки это будет".

В свете сказанного, Вторая мировая война начинает напоминать описанную в книге Малахим войну Израиля с Моавом. Германские евреи позабыли о своем чудесном происхождении из чресл Ицхака, возложенного на жертвенник Авраамом; они преодолели свою священную "национальную ограниченность", они ощутили себя просто "добрыми немцами", просто "просвещенными людьми"; но в ту самую пору нацистский культ принес в жертву своему богу саму Германию, самих "добрых немцев". Воздаяния срезанировали, и в результате "был гнев большой на Израильтян".