Очевидная проблема ближневосточного урегулирования и, возможно, главная причина его стагнации — дефицит мотивации, способной пробудить в Израиле заинтересованность в результативности мирных переговоров, изменении статус-кво ценой новых уступок палестинским соседям. «Мир в обмен на территории», формула, которую два десятилетия назад положила в основу БВУ Мадридская конференция, не работает. Более того, воспринимается как оксюморон (термин античной стилистики, обозначающий нарочитое сочетание противоречивых понятий), противный жизненному опыту. От израильтян требуют, в их понимании, слишком многого, не предлагая взамен практически ничего, чего бы у них не было.

В обеспечении мира или, вернее, его наиболее осязаемой компоненты — безопасности Израиль полагается на собственные силы. Опыт ухода из южного Ливана и сектора Газа, попавших под контроль радикалов и ощетинившихся тысячами ракет, убедил израильтян в том, что территориальные уступки безопасность не увеличивают. Наоборот, самый спокойный, контролируемый и предсказуемый из фронтов — Западный берег реки Иордан, где сохраняются израильское военное присутствие и разветвленная сеть еврейских поселений. Там за первую половину прошлого десятилетия были нейтрализованы палестинские военизированные группировки, и регулярные операции армии и спецслужб не дают им вновь поднять голову. В том, что в городах Израиля больше не взрывают автобусы, на Тель-Авив и Нетанию не падают ракеты, а у власти в Рамалле находятся умеренные лидеры, израильтяне видят как раз результат продолжающейся оккупации.

Формализованный мир с 57 арабскими и исламскими странами в качестве главного приза за решение конфликтов с соседями израильтян интересует мало. С умеренными силами Израиль рассчитывает взаимодействовать на основе общности интересов и угроз, собственной полезности, растущей параллельно с успехами экономического развития. Радикалов же, как это представляется с израильского угла, удовлетворит только ликвидация еврейского государства, уступки лишь разожгут аппетит.

Девальвируют идею формализованного мира примеры Ирана, который до исламской революции 1979 года был едва ли не лучшим другом Израиля в регионе, а ныне воспринимается как источник экзистенциальной угрозы, и Турции, которая после смены приоритетов правящей верхушки за считанные годы превратилась из стратегического союзника в спонсора «флотилий свободы». Лыком в строку стала «арабская весна», которую израильский истеблишмент встретил с нескрываемой настороженностью. В демократической волне, захлестывающей соседние страны, здесь усматривают, помимо прочего, опасность роста антиизраильских настроений, превращение их в элемент государственной политики с возможной ревизией двусторонних отношений; возможность попыток экспорта внутренней нестабильности через сознательное обострение отношений с Израилем; образование вакуума власти на чувствительных приграничных территориях с последующим превращением их в плацдарм для враждебных действий. Немногим более радужная перспектива — появление на месте ослабленных и изолированных «режимов-изгоев» демократий, пользующихся покровительством Запада и способных задействовать эту поддержку для давления на Израиль.

***

Семь лет почти без терактов и намеков на рецидив «второй интифады», Ливан и сектор Газа, замиренные не увещеваниями и уступками, а демонстрацией силы и готовности ее применить, экономика, растущая на четыре с лишним процента в год с душевым ВВП в 30 тысяч долларов, рекордные массы иностранных туристов, относительная внутриполитическая стабильность, диверсификация географии и тематики внешних контактов — это реальность, в которой живет Израиль, вопреки нерешенности палестинской проблемы, тот статус-кво, который он заинтересован сохранить и упрочить.

Урегулирование отношений с палестинцами, предполагающее принятие тяжелых непопулярных решений, напротив, несет в себе мощный дестабилизирующий потенциал. Палестинцы требуют от Израиля уйти к довоенным границам 44-летней давности, освободить Восточный Иерусалим со святынями Храмовой горы и весь Западный берег, демонтировать больше 120 еврейских поселений, где живут свыше 300 тысяч израильтян (еще 200–250 тысяч населяют спорные иерусалимские районы), и допустить к себе миллионы разбросанных по миру палестинских беженцев.

Ссылаясь на изменившиеся демографические реалии и соображения безопасности, приводя доводы исторического и религиозного характера, Израиль доказывает невозможность восстановления разделительной линии 1967 года, отказывается кроить Иерусалим, провозглашенный «единый и неделимой» столицей еврейского государства, отрицает право беженцев-палестинцев на возвращение. Будущее палестинское государство видится израильтянам демилитаризованным и лишенным контроля над своими внешними границами. «Меньше чем государство» — сказал премьер-министр Израиля Ицхак Рабин за месяц до гибели, превратившей его в символ жертвенного миротворчества.

Эти параметры (не сильно, к слову, отличающиеся от сложившегося статус-кво) есть предмет скорее консенсуса в израильском обществе, чем спора между левыми-правыми-центристами. Одновременно присутствует понимание: они слишком несовместимы с позициями палестинцев и подходами международного сообщества, чтобы всерьез рассчитывать на их включение в окончательный статус, а компромисс будет чрезмерно одиозен в глазах собственных избирателей. «Максимум тех уступок, на которые способно любое израильское правительство, не совершив политического самоубийства, заведомо меньше того минимума, на который может согласиться палестинское руководство и удержаться у власти». Тезис, сформулированный бывшим главой Совета национальной безопасности Гиорой Айлендом в эпоху доминирования левоцентристов на политической сцене Израиля, тем более актуален для нынешнего правительства, где преобладают правые.

Внутриполитическая волатильность, неизбежная при сочетании парламентской формы правления, пропорционального принципа распределения мест в легислатуре, низкого проходного барьера в кнессет и общего кризиса крупных партий, не располагает современных израильских руководителей к историческим свершениям. Она сужает политический кругозор, заставляя постоянно беспокоиться о собственном выживании с оглядкой на союзников, оппозицию, прессу, электорат. Зыбкость почвы под ногами израильских премьеров ограничивает возможность давления на них извне — применения «кнута», актуального при дефиците «пряников». Для Биньямина Нетаниягу крен влево — под нажимом из Вашингтона или влиянием собственных амбиций — был бы чреват распадом правящей коалиции, фрондой в рядах своей партии Ликуд, утратой позиции лидера правого лагеря с сомнительными шансами найти себя на левом фланге.

***

Отсутствие интереса к результативному урегулированию не мешает израильтянам ценить сам мирный процесс. Он проявил себя как сподручный инструмент не решения, но управления конфликтом, удержания статус-кво. Участвуя в игре по правилам, изменить которые, как показала практика, он все равно не в силах, Израиль получает возможность ослабить внешнее давление, ретушировать свой имидж в глазах международного сообщества, регулировать темп и направление мирного процесса. Устранившись, можно однажды получить окончательное решение, принятое за тебя, без тебя и тебе навязанное.

Маховик, запущенный 18 лет назад в Осло, снял с их плеч весомую часть «бремени оккупантов», создав органы палестинского самоуправления, которым, оказалось, можно передоверить заботу о «дженинской канализации» и прочих хлопотных нуждах четырехмиллионного неизраильского населения сектора Газа и 40% Западного берега. Под впечатлением от исламистского переворота в секторе Газа Палестинская национальная администрация всерьез занялась и борьбой с иррегулярными военизированными формированиями. «Оккупация становится все удобней для израильской публики», — резюмирует старейшая израильская газета «Гаарец».

Мирный процесс никогда не мешал Израилю закрепляться в ключевых точках оккупированных территорий — расширять еврейские поселения Западного берега и возводить новые кварталы в Восточном Иерусалиме. Наоборот, при предыдущем левоцентристском кабинете Эхуда Ольмерта, прервавшем семилетнюю паузу в диалоге с палестинцами, поселенческая активность приобрела едва ли не рекордный размах.

***

Начав десять лет назад «вторую интифаду» и потерпев в ней поражение, дискредитировав себя террором против гражданского населения, допустив национальный раскол, палестинцы во многом утратили субъектность в БВУ. Сейчас они пытаются вернуть себе активную роль в мирном процессе, в том числе через ООН и попытку слома традиционной парадигмы, допускающей урегулирование исключительно посредством переговоров. Добившись международного признания суверенитета в границах 1949–1967 годов, вступив в ряды Объединенных Наций, они смогли бы придать проблеме принципиально более выигрышное для себя и, соответственно, менее авантажное для израильтян звучание: «Один полноправный член ООН оккупировал территорию второго полноправного члена ООН». Попытка, похоже, обречена: международное сообщество хранит верность пути Осло и уже фактически заблокировало палестинский демарш в Совете Безопасности.

Израиль лишен стимулов двигаться вперед, палестинцы — возможности, но мир и слышать не хочет о смене правил игры, демонстрируя при этом неспособность добиться взаимных уступок от сторон конфликта. В результате мирный процесс деградировал до экстремума ущербности — стадии «переговоров о возобновлении переговоров», когда начало непрямых «проксимальных» контактов между конфликтующими сторонами преподносится как крупный дипломатический успех, а возвращение к прямому палестино-израильскому диалогу тормозится проблемой поселенческого строительства, решить которую зарубежные спонсоры не в состоянии, несмотря на откровенно тактический характер этого вопроса в сравнении с любым из аспектов окончательного урегулирования.

Тем не менее в сентябре прошлого года «квартет» международных посредников объявляет о решимости за год помирить израильтян с палестинцами. Вряд ли в это стоит верить. Те же сроки звучали осенью 2010-го, в Аннаполисе 2007-го это был 2008-й, в «Дорожной карте», на годы погрузившей переговорный процесс в формалин и чуть не отдавшей палестинцев в руки исламистов, — 2005-й, в соглашениях Уай-ривер, скрепленных, кстати, подписью Нетаниягу, — и вовсе «4 мая 1999 года». Череда сорванных дедлайнов, серийных неудач и упрямство новых попыток чем не иллюстрация эйнштейновской дефиниции безумия — «многократное повторение одного и того же с надеждой на разный результат»? Может быть, настало время закончить день сурка и задуматься о поиске альтернативных парадигм, в большей степени отвечающих чаяниям конфликтующих сторон и потенциям зарубежных посредников?