Невидимый

В недельной главе "Ваэтханан" приводятся слова, выявляющие главную специфику еврейской веры: "Берегите же души ваши, так как вы никакого образа не видели, когда говорил вам Господь у Хорева из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира в образе мужчины или женщины, изображения какого-либо животного, что на земле, изображения какой-либо птицы крылатой, которая летает под небесами, изображения чего-либо ползающего по земле, изображения какой-либо рыбы, что в водах, ниже земли; а то взглянешь ты на небо и увидишь солнце и луну и звезды, все воинство небесное, и прельстишься, и будешь поклоняться им, и будешь служить им, которыми наделил Господь, Бог твой, все народы под небом. А вас взял Господь и вывел вас из горнила железного, из Египта, дабы вы были народом Его удела, как в этот день" (4:15-20).

Итак, определяющим различием между "истинным" и "чужим служением" является отсутствие и наличие изображения. Не "моральная", не "ценностная", а как будто бы малозначительная "философско-эстетическая" сторона вопроса выдвигается Торой на передний план, объявляется краеугольной.

Именно в незримости Бога усматривает иудаизм свое коренное отличие от прочих религий древности, именно это положение позволяет ему говорить о своей исключительности.

На первый взгляд это может показаться странным, даже курьезным. Если бы, например, Тора на каждом шагу утверждала, что в противоположность верному и милостивому Богу Израиля боги народов мелочны и завистливы (что, кстати, порой отмечают сами язычники, и что постоянно муссировало раннее христианство), то чувство еврейской исключительности легко можно было бы понять. Но сама Тора главное свое расхождение с "идолослужением" видит почему-то прежде всего в зримости и незримости предмета религиозного культа.

В гемаре сказано: "вы (евреи) зоветесь людьми, а не идолопоклонники зовутся людьми". В основе своем это высказывание чисто филологическое, в нем выясняется, кого имеет в виду Тора, когда говорит о восприимчивости к ритуальной нечистоте – вообще человека или еврея? Тем не менее, выражение это оказалось крылатым, и к нему порой прибегают, когда хотят подчекрнуть превосходство иудаизма над язычеством. Изречение это по-своему очень согласуется со следующими словами Рамхаля: "Господин, благословен Он, поставил исправление всего творения и его возвышение в зависимость от деяний Израиля. Он как бы подчинил Свое управление их действиям: освещать и воздействовать или скрыться и спрятаться, не дай Бог, согласно их деяниям. Деяния же народов мира не прибавят и не убавят в сущности творения и в раскрытии или сокрытии Всевышнего, но лишь повлекут самим себе пользу или убыток для тела или для души и прибавят силы своему ангелу или ослабят его" ("Путь творца" гл 4 (9)).

Слова эти могли бы прозвучать для иного уха пустейшим зазнайством, наивным завышением моральных качеств своей общины, если бы… они полностью не соответствовали той оценке, которую выносят в отношении самих себя приверженцы видимых богов!

Таинство евхаристии

Дело в том, что зримость божества неизбежно задает такую структуру поклонения ему, которая предполагает приобщение к его жизни, вхождение в его тело.

Британский религиовед Фрезер в своем фундаментальном исследовании "Золотая ветвь" в следуюших словах воспроизводит типичный языческий культ: "Дионис в образе козла и Дионис в образе быка был прежде всего богом растительности. Китайские и европейские обычаи проливают, видимо, свет на древнегреческий обычай разрывать живого быка на части во время дионисийских мистерий. На части животное разрывают для того, чтобы каждому из участников культа досталась частица его животворящей, оплодотворяющей силы. Точно так же поступали конды с человеческими жертвами. Участники культа причащались сырым мясом, а его остаток забирали с собой и зарывали в полях или употребляли с какой-то другой целью, чтобы дать богу растительности возможность оказать благотворное воздействие на рост земных плодов".

Каков бы ни был предмет культа, в своей религиозной жизни язычник пытается соединиться с миром, восстановить утраченную гармонию, слиться. Конечным содержанием всякой Мистерии является "приобщение", вхождение в абсолютную жизнь, которая существует сама по себе помимо человека.

Еврей же не приобщается к чьей-то чужой жизни, а сам проживает ее, то есть находится в союзе с Богом. Слиться можно с Космосом, но не с незримым бестелесным Богом, которого любят и которому служат, но который всегда остается Иным. Отличная слышимость, но абсолютная невидимость еврейского Бога – это неумолимый знак Его недосягаемости.

Разумеется, не все языческие жертвы носят характер причастия. Как и жертвы Израиля, они могут быть дарственными или искупительными, они могут быть связаны с очищением, или с освящением. Однако при этом все языческие жертвы совершаются в общем логическом пространстве причастия.

В иудаизме все наоборот, даже внешне похожая на "причастие" мирная жертва ("шлемим") никакого "богоедства" не предполагает. Все жертвы Израиля совершаются в общем логическом пространстве союза ("брита").

Согласно еврейской вере, Создатель поставил Себя в зависимость от деяний человека, от деяний Израиля. "Всякий раз, когда праведники исполняют волю Бога, они прибавляют силу Его могуществу", - говорится в "Песикта де раби Кахана".

"Святой, благословен Он, владеет человеком. А кто владеет Святым, благословен Он? Праведник. Ибо Тот принимает решение, а праведник отменяет его", - сказано в "Зогаре".

После того как народ разгневал Всевышнего своим отказом войти в Эрец Исраэль, Моше стал умолять Его о милости: "Прости же грех народа этого по великой милости Твоей и как прощал Ты народ этот от Египта и доселе. И сказал Господь: простил Я по слову твоему. Однако жив Я…" (Бемидбар 14:19-21). В трактате Брахот (32 а) слова "Однако жив Я" уточняются следующим возгласом: "Моше, оживили Меня слова твои!"

В мидраше Танхума сказано: "Каждому, кто исполняет Тору и соблюдает ее поистине, засчитывается, как будто он сам создал ее и даровал на горе Синай" ("Таво" 1).

"Законы Торы не похожи на другие религии, созданные людьми", – пишет р. Шимшон Гирш. - "Их приверженцы подчиняются божеству из страха, сознавая собственное ничтожество. Еврей же служит Всевышнему как свободный человек, в полную силу своего таланта, гордо выпрямившись".

Евреи не считают идолослужителей в той же мере людьми, что и себя, то есть в полной мере взрослыми и ответственными людьми, но ведь и сами идолослужители этого не считают! Евреи видят смысл в партнерстве с Богом, в соучастии в деле творения, язычнику же такое даже присниться не может.

Задача любой языческой религии никогда не поднималась выше самосохранения и связанного с ним "самосовершенствования". Христианство, очень многое давшее народам в моральном отношении, ничего не изменило в обще-культовом плане: христианин не видит себя партнером Бога, он просто "спасается", просто "приобщается" к победе над смертью своего "видимого божества". Мистерия наполнилась насыщенным личностным содержанием, но осталась мистерией-причастием.

Древние язычники причащались не только мясом быков, но и "плотью" божков, выпекаемых в виде булочек и карававев. Христианская евхаристия гладко вписалась в эту литургическую практику. Можно согласиться с тем, что при этом она полностью преобразила ее в моральном плане, что духовные цели почитателя Дионисия решительно отличаются от духовных целей почитателей Христа, однако общая инфантильная позиция при этом полностью сохраняется.

В этом отношении христианин остается "идолослужителем". Он так же, как и приверженец Дионисия, свято верит в то, что "его деяния не прибавят и не убавят в сущности творения и в раскрытии или сокрытии Всевышнего, но лишь повлекут самому себе пользу или убыток для тела или для души".