Эффект внезапности

В недельной главе "Хукат" описывает, как за год до вхождения еврейского народа в Эрец Исраэль Моше и Аарон совершили ошибку, из-за которой были осуждены умереть в пустыне: "И Господь сказал Моше и Аарону: за то, что вы не поверили Мне и не явили святость Мою пред очами сынов Израиля, не введете вы общества этого в землю, которую Я дал им" (20: 1-12).

О том, что сыны Израиля пробудут в пустыне сорок лет, было известно давно, а тем самым слова Всевышнего прозвучали извещением о том, что братья умрут в течение года. А уже перед самой кончиной Аарона Всевышний высказался еще более определенно: "И Господь сказал Моше и Аарону на горе Ор: Приобщится Аарон к народу своему, ибо он не войдет в землю, которую Я дал сынам Израиля… И умер там Аарон на вершине горы" (20:22-29). Итак, Аарон скончался через 3-4 месяца после получения извещения, Моше – через 11. Не противоречит ли Божественное извещение Моше и Аарона о скором приближении их смерти общему принципу тщательного сокрытия ее даты?

Действительно, в Талмуде (Псахим 50.б) подчеркивается, что человеку не дано знать времени своей смерти, и нигде не говорится, чтобы какой-либо пророк был оповещен о часе своей смерти. Относительно краткосрочные предчувствия нередки, а согласно Аризалю, праведники могут получить извещение о своей кончине даже и за месяц, но в целом эффект внезапности смерти тщательно соблюдается Провидением.

Одна из важнейших характеристик смерти заключается в ее внезапности, как сказано: "Не знает человек час свой, подобно рыбам, захваченным злой сетью, подобно птицам, попавшимся в силок, – как они уловляются в злой час сыны человеческие, когда внезапно он их настигает" (Коэлет 9:11-12).

В отношении Моше и Аарона это правило, по-видимому, также не было нарушено. Ведь год – это срок достаточно большой, тем более для людей, возраст которых приближен к ста двадцати и которые и без того понимают, что долго в этом мире не задержатся. Что же касается краткосрочного оповещения, то оно, как мы выяснили допустимо.

Мementō morī

Однако непредсказуемость и внезапность смерти имеет и иную сторону. Она обязывает людей ожидать ее прихода постоянно, а подготовка к смерти является необходимой составляющей жизни всякого разумного существа.

Кто не обращал внимание на то, что в конце своих трагедии Шекспир оставляет гору трупов. Но Выготский подметил еще кое-что: "Трагедия ("Гамлет") происходит на самой грани, отделяющей тот мир от этого, ее действие придвинуто к самой грани здешнего существования, к пределу его... Взят момент невероятный: все эти люди - королева, Лаэрт - уже не здесь, они уже смертельно ранены, отравлены, в них нет жизни и на полчаса, они действуют в удлиненную, растянутую, но именно в самую минуту смерти".

Но таков "идеал", такова "идея" - вся жизнь - это растянутая минута смерти. Как сказал Ирвин Ялом: "Физически смерть разрушает человека, но идея смерти может спасти его".

Каким образом? Уже хотя бы тем, что мысль о смерти трезвит человека, как сказано: "Удалось одолеть злое побуждение – хорошо, нет – пусть учит человек Тору. Улеглось злое побуждение – хорошо. Нет – следует человеку читать "шма". Если же и "шма" не помогло, должен человек думать о дне смерти" (Брахот 5).

И все же "подготовка к смерти" при всей своей важности и необходимости имеет свои пределы, и если ею злоупотреблять превращается в свою противоположность, как это остроумно отметил Вяземский, говоря о Жуковском: "Жуковский более других должен остерегаться от однообразия: он страх как легко привыкает. Было время, что он напал на мысль о смерти и всякое стихотворение свое кончал своими похоронами. Предчувствие смерти поражает, когда вырывается; но если мы видим, что человек каждый день ожидает смерти, а все-таки здравствует, то предчувствие его, наконец, смешит нас... Евдоким Давыдов рассказывает, что изувеченный Евграф Давыдов говорил ему, что он все о смерти думает: "Ну, и думаешь, что умрешь вечером; ну, братец, и велишь себе подать чаю, ну, братец, и пьешь чай и думаешь, что умрешь, ну, не умираешь, братец; велишь себе подать ужинать, братец; ну, и ужинаешь, и думаешь, что умрешь; ну, и отужинаешь, братец, и не умираешь; спать ляжешь; ну, братец, и заснешь и думаешь, что умрешь, братец; утром проснешься, братец; ну, не умер еще; ну, братец, опять велишь себе подать чаю, братец."

Помыслы о смерти хороши и полезны, когда они мобилизуют и трезвят человека, когда они активизируют его земное существование, когда же они деморализуют его и отвлекают – они вредны и излишни.

От детства до дедства

Между тем важно отметить, что "внезапность" - это не просто какая-то внешняя характеристика смерти, это также и отражение ее внутренней сути – быть чем-то принципиально Иным. К смерти невозможно толком подготовиться, даже если ее ежеминутно поджидать как часовой на дозоре. Смерть – это нечто принципиальное иное, нечто принципиально непостижимое. Эммануэль Левинас пишет: “В приближении смерти важно то, что с некоторых пор мы больше не можем мочь; именно здесь субъект утрачивает свое субъективное властвование... Приближение смерти означает, что мы вступили в отношения с тем, что есть нечто совершенно другое; нечто несущее в себе свойство быть другим и притом не временно, так что мы могли бы вобрать его в себя в пользовании, - нет, такое нечто, само существование которого заключается в том, чтобы быть другим”.

Ситуация мало проясняется даже в том случае, если мы подменим понятие смерти понятием вечной жизни, которую за ее порогом ожидаем. "Вечная жизнь" в не меньшей мере чужда и инакова для нас, чем и смерть.

Чехов в частном письме Суворину (17 декабря 1890) пишет: "Мне кажется, что жить вечно было бы так же трудно, как всю жизнь не спать".

Очевидно, что говоря "вечность", Чехов имел в виду бесконечное, бессрочное существование во времени, которое действительно подавляет, подавляет уже одними своими несуразными масштабами.

Действительно, если нам объявить, что мы проживем до полного "конца света", до полного распада вселенной, включающее распыления микрочастиц (ученые отводят на этот процесс 100 миллиардов лет), то я думаю такая перспектива многих привела бы в ужас. Не говоря уже о том, что грядущие 100 миллиардов лет истекут так же неумолимо, как и минувшие 13.7, а значит в какой-то момент мы все равно окажемся перед лицом смерти. Почему же тогда слово "вечность" ("олам аба"), как правило, нас не пугает? По-видимому, потому что под вечностью мы исходно подразумеваем не бессрочный, а какой-то вообще иной, вневременной способ существования.

Эта интуиция находит себе подтверждение в свидетельствах многих мистиков и просто людей, переживших клиническую смерть. Так, по словам Сведенборга, "ангелы постигают вечность как бесконечное состояние, а не как бесконечное время". ("О небесах, о мире духов и об аде" 167), а Моуди пишет: "Когда одну женщину спросили о длительности ее пребывания "там", она ответила: Вы могли бы сказать, что оно длилось секунду или десять тысяч лет – и не будет никакой разницы".

Вечности соответствует не бесконечный (и тем более не сто-миллиардный) временной ряд, а цельная человеческая жизнь, сотканная его помыслами и поступками и вмещающаяся в "семьдесят, при большей крепости восемьдесят лет".

Рабби Хаим из Воложина в книге "Нефеш ахаим" (1:11) приводит слова Талмуда: "У всего Израиля, имеется удел мира грядущего ("хелек леолам аба")" и поясняет это изречение следующим образом: "Не сказано "в грядущем мире" - "беолам аба", что значило бы, что грядущий мир существует с момента творения сам по себе, и если человек удостоится, то получит в нем место, но истина состоит в том, что грядущий мир – это дело рук самого человек, который сам творит свою участь своими делами".

Как человеку, живущему во времени, легко и уютно в его "земном веке", в котором раскрываются все природные возможности его души, где ему дано испытать счастье детства, супружества, отцовства или материнства, и, наконец, старости, так же ему должно быть уютно и в вечности.

Ресурсу земной жизни, пролегающей между детством и "дедством", противопоставлен ресурс грядущей жизни, имеющий свои духовные аналоги, однако их непостижимость носит для нас принципиальный характер. "Схватить" вечность, "подготовиться" к ней как-то иначе, чем достойно прожив отпущенный Богом земной срок, нам так же не дано, как "схватить" и предвосхитить смерть.