Если Израиль страна неограниченных возможностей, то Авигдор Либерман - самое яркое тому подтверждение. Приехав в Израиль в возрасте двадцати лет, он выдвинулся в число наиболее авторитетных израильских политиков, возглавил партию и занял пост министра иностранных дел.

В беседе с корреспондентом "Курсора" Авигдор Либерман вспоминает о начале своей политической карьеры, ее самом удивительном периоде и неисповедимости путей Господних.

- Господин Либерман, говорят, что первый политический опыт вы получили еще в кишиневской школе, когда в седьмом классе устроили забастовку против запрета на ношение джинсов и длинных волос. Вряд ли тогда вы думали, что станете профессиональным политиком, министром, да еще в Израиле. Можете рассказать, как вы пришли в израильскую политику?

- По-настоящему в большую политику я пришел в 1993 году, когда возглавил штаб Биньямина Нетаниягу на праймериз в Ликуде. Партия тогда переживал сильнейший кризис. Ицхак Шамир проиграл выборы Ицхаку Рабину, Ликуд после многих лет у власти оказался в оппозиции, старая гвардия ушла. Тогда-то, впервые со дня основания партии, было решено провести открытые праймериз, на которых право голоса получили все члены Ликуда, а не только Центра партии, как раньше.

Нетаниягу, который к тому времени был мало кому известен, противостоял Давид Леви, которого поддерживали активисты партии на местах и главы филиалов Ликуда, особенно на периферии. Помимо него в предвыборной гонке участвовали Моше Кацав, Бени Бегин, поначалу Меир Шитрит, который потом сошел с дистанции. Вопреки всем прогнозам, нам удалось выиграть, Биби стал председателем Ликуда, лидером оппозиции, а я - гендиректором партии.

- Если не изменяет память, Ликуд в то время был не только в политическом кризисе, но и в финансовом…

- Ликуд был практически банкротом. Чуть ли не каждый день приезжали судебные исполнители, арестовывали имущество, выносили столы, стулья. Но мне удалось довольно быстро навести порядок, поменять практически весь персонал, который "износился". Привел новых людей. Пресса в те дни с издевкой писала, что меняется не только состав Ликуда, но и завсегдатаи небольшого кафе при входе в тель-авивскую штаб-квартиру партии "Бейт-Жаботински". Там на самом деле была кафешка, где собирался околопартийный бомонд и обсуждал все последние новости. Такая вот "горячая" точка, где можно было почувствовать пульс партии. Вот и написали, что вместо привычных ребят восточного типа с гортанным выговором и распахнутыми рубашками вдруг появились какие-то люди в пиджаках и галстуках, с сильным русским акцентом.

В том же году мне удалось провести удачную муниципальную кампанию. Я был тогда директором предвыборного муниципального штаба, Ликуд добился ряда внушительных успехов, мы выиграли тогда выборы в Тель-Авиве, Иерусалиме и в других городах, когда посты мэров городов заняли наши представители.

- В 1996-м вы возглавили уж предвыборный штаб Нетаниягу на парламентских выборах. Верили, что Биби сможет одолеть самого Шимона Переса?

- Напомню, что это были первые прямые выборы премьер-министра. То есть голосование проводилось двумя бюллетенями - за партию и на главу государства. Это были очень непростые времена. После убийства Ицхака Рабина его преемник Шимон Перес пользовался значительной поддержкой как в стране, так и в мире, никто нам не давал никакого шанса. И все-таки мы выиграли те выборы. С отрывом всего в полпроцента, но выиграли.

- И это просто шокировало израильский истеблишмент и израильскую прессу…

- Есть такая примечательная история с тех выборов. В последнюю субботу перед выборами я приехал в "Мецудат-Зеэв", заперся на целый день в своем кабинете и принялся обзванивать наших активистов и глав региональных штабов. Проанализировав полученные данные, в воскресенье я сказал Нетаниягу, что мы выиграем с разрывом в четверть-полпроцента. Он усмехнулся. В день выборов, когда в 10 часов вечера обнародовали результаты Exit poll, зафиксировавших победу Переса, Нетаниягу сказал: "Ну, что скажешь?" Я ответил, что это не соответствует моим данным. И повторил, что мы выиграли с небольшим отрывом. Биби не поверил. Я был расстроен, собрал несколько близких друзей, с которыми мы поехали в Хеврон, в Пещеру Праотцев. По дороге начали поступать телефонные звонки, что картина меняется. А когда мы уже были на ступеньках Пещеры Праотцев, я получил сообщение, что Биби выиграл выборы. Когда же мы выходили из Пещеры, телефоны просто разрывались - все нас поздравляли.

- Вы почувствовали себя волшебником?

- Скорее мне дали это почувствовать. Причем самым неожиданным образом. После выборов я был назначен главой администрации Нетаниягу. И в ту же неделю против меня завели первое "дело". Так я стал объектом полицейских расследований. И фактически это расследование, перетекая из одного в другое, длилось 17 лет, пока я полностью не был оправдан в конце 2013 года.

Конечно, я не был готов мириться с тем, что происходит. Мне пришлось уволить всю "верхушку", включая юридического советника министерства главы правительства. Это породило много шума, скандалов. Но были несколько вещей, которые для меня стали большим личным достижением. Именно тогда я "пробил" программу КАМЕА по абсорбции ученых. Кроме этого я взял под личный контроль проект, который назывался "Компьютер каждому ребенку".

В 1996-м мало кто, особенно на периферии, мог позволить себе купить персональный компьютер для детей. А мы не только их приобретали, но создавали специальные обучающие курсы, набрали добровольцев, которые обучали детей. Это был громадный проект, который получил большой резонанс в израильском обществе.

- Но спустя всего три года вы ушли от Нетаниягу. Казалось бы, нерушимый тандем распался. Думали ли вы, уходя от Биби, что вскоре станете его политическим соперником?

- Я ушел на фоне возникшего тогда внутрипартийного конфликта между Нетаниягу и"принцами" Ликуда. Нетаниягу колебался и не был готов идти до конца. Он не внял моему совету раз и навсегда разобраться с постоянными попытками раскола, внести изменения в устав партии, провести съезд и принять четкие решения. И я ушел. В частный бизнес.

Когда в очередной раз грянули досрочные выборы, я находился в Будапеште. С группой партнеров мы сидели в лобби гостиницы "Интерконтиненталь", потягивали пиво и любовались Дунаем… И тут мне позвонила Рухама Авраам, глава канцелярии Нетаниягу. Она сказала, что надо срочно спасать положение.

- И что вы ответили?

- Я ответил, что вылетаю немедленно. Но в штабе Нетаниягу меня встретили совсем нерадушно. Я вначале не понял, что происходит. Тут один из представителей ближайшего окружения Биби пояснил, что Нетаниягу считает меня электоральной обузой и не готов к моей активной роли в предвыборном штабе. Я буквально вспыхнул… ну, как бумага, облитая керосином. Это я электоральная обуза?! Тут же позвонил директору своей компании и сказал, что ухожу в политику.

В этот момент ко мне обратился Юра Штерн, вместе с которым мы создали партию Наш дом - Израиль. Перипетий было немало. С одной стороны существовала партия Исраэль ба-алия, которая вышла с сильным лозунгом "МВД - под наш контроль!" За два дня до выборов газета "Едиот ахронот" опубликовала опрос Мины Цемах, который утверждал, что НДИ не проходит электоральный барьер. Но мы сумели уже тогда получить 4 мандата.

- Исраэль ба-алия, набравшая шесть мандатов, вошла в правительство Барака, а вы со своими четырьмя оказались в оппозиции.

- После поражения (Эхуду Бараку) Биби взял передышку, объявил об уходе из политики на некоторое время. Объединившись в общую фракцию с Рехавамом Зэеви (Ганди), мы составили оппозицию Бараку. И уже в 2001 году нам удалось добиться досрочных выборов. Ариэль Шарон стал премьер-министром, я занял пост министра инфраструктур, а Ганди, да будет благословенна его память, стал министром туризма.

За что я безумно благодарен израильской политике, так это за знакомство с Ганди. Это был человек необыкновенной эрудиции, отредактировал более 60 книг по истории и географии Израиля. Представитель девятого поколения уроженцев Иерусалима, он мог рассказывать о каждой точке на карте Израиля. И как рассказывать! Это были целые романы, с цитатами из ТАНАХа, с подробностями из истории.

- Говорят, что у Ганди и Шарона были очень непростые отношения.

- Это были друзья-враги. Они вместе служили в ЦАХАЛе, жили в одной палатке во время первого сержантского курса, оба считались фаворитами Бен-Гуриона. В один и тот же день были произведены в генералы. Ганди возглавил Центральный военный округ, а Арик -Южный. Но у них были очень сложные отношения. Когда мы с Ганди приходили на встречу с Шароном, все секретарши знали, что встреча, запланированная на полчаса, будет длиться не менее двух. Шарон и Ганди всякий раз начинали спорить, вспоминая прошлое. Они прошли все войны, оба прекрасно знали географию, топографию, историю Израиля. И обсуждали события многолетней давности так, будто они случились только вчера.

Я ловил каждое их слово. Это был удивительный период . Пожалуй, самый интересный в моей политической карьере.

- Министерство национальной инфраструктуры в свое время было придумано специально под Ариэля Шарона. И именно в его правительстве вы заняли этот пост. Есть тут какой-то особый смысл?

- Могу сказать, что это было очень непростое министерство. Заняв этот пост, я провел самую большую реформу в области нашего водного хозяйства. Мне тогда удалось утвердить специальную программу опреснения воды и программу по очищению сточных вод. Сегодня в Израиле самая передовая система в мире по управлению водными ресурсами, у нас уже избытки воды. Первую - самую большую станцию опреснения - мы запустили в Ашкелоне, и все последующие станции, которые были запущены в действие, были утверждены в рамках той самой программы.

Еще одна такая масштабная реформа была проведена, когда я занял пост министра транспорта. Мы создали Всеизраильскую компанию "Ракевет-Исраэль". Раньше Управление железных дорог было жалким придатком Управления морскими портами. Теперь же это мощная государственная компания с одним из самых больших бюджетов по развитию инфраструктуры.

- И все-таки в итоге вы ушли от Шарона. Причем, ушли, что называется, громко хлопнув дверью.

- Этому событию предшествовало убийство Ганди. После его гибели я еще какое-то время оставался в правительстве. Но когда Шарон начал менять политический курс, я ушел.

- Но потом снова случились выборы, снова победил Шарон, и вы снова оказались в его правительстве.

- Перед выборами Арик обещал, что судьба Гуш-Катифа для него - как судьба Тель-Авива. Это позволило мне вновь войти в правительство Шарона. Но потом началось размежевание в Газе и наше окончательное размежевание с Шароном.

- После этого вы были вице-премьером, министром стратегического планирования, главой комиссии по иностранным делам и обороне. Но говоря о вас, чаще всего вспоминают министерство иностранных дел. Как вы думаете, почему?

- На посту министра иностранных дел я тут же поменял наш традиционный курс, который был в одном направлении: Иерусалим-Лондон-Вашингтон. Так был обозначен новый курс - многовекторной внешней политики. Поначалу все ухмылялись, не понимая, что такое многовекторная политика и зачем вдруг нужно ехать в Африку или Южную Америку. Сегодня задним числом можно сказать, что именно благодаря этой многовекторной политике, мы добились целого ряда успехов на международной арене.

Последнее голосование в МАГАТЭ мы выиграли с внушительным результатом, хотя резолюцию против внесла Лига арабских государств, и если бы эта резолюция прошла (она предусматривала международный контроль над нашими ядерными объектами), мы бы оказались в крайне сложном положении. Но ее удалось провалить. Впервые целый ряд государств Африки или воздержались, или голосовали вместе с нами. Не говоря уже о балтийских странах, Грузии, Украине, Молдове. Нам дважды удалось торпедировать попытку палестинцев провести решение в Совете безопасности о признании их полноправным членом-государством ООН. И это благодаря моей интенсивной политике на Балканах.

Я стал первым министром иностранных дел Израиля, посетившим все балканские государства. Нам удалось свести на нет все попытки осудить Израиль через комиссии, созданные Советом ООН по правам человека и при генеральном секретаре ООН. Я имею в виду комиссию Гольдстоуна, который сначала опубликовал очень резкие антиизраильские выводы, а потом был вынужден от них отказаться. Точно так же как комиссия, которая расследовала действия израильских военных по остановке турецкого корабля "Мармара", который пытался прорвать блокаду сектора Газы. Эта комиссия сделала выводы в нашу пользу.

В мою бытность главой МИДа, нам удалось присоединиться к целому ряду престижных международных организаций, в том числе ОЕСD - содружество самых развитых государств мира, или CERN - самой престижной научной организации. И конечно же, следует вспомнить операцию "Нерушимая скала", которой мы обеспечили время для маневра. Израильская армия смогла действовать в Газе 51 день. И лишь потому, что нам удалось оттянуть жесткие решения в Совете безопасности ООН по остановке этой операции, благодаря голосам двух государств - Руанды и Литвы.

- С другой стороны, вас нередко упрекают в том, что при вас на ключевых постах в МИДе оказались выходцы из бывшего СССР. Эти упреки обоснованы?

- Эти люди были назначены на ключевые посты в МИДе, не благодаря какой-либо протекции, а потому что они впервые получили равные шансы.

- Сегодня вы говорите о желании возглавить министерство обороны. Почему?

- Во-первых, в большинстве развитых стран принято, что пост министра обороны занимает гражданское лицо, а не военный, принадлежащий к армейскому истеблишменту. Во-вторых, ни у кого из действующих политиков, кроме разве что Нетаниягу, нет такого опыта руководства крупными структурами, как у меня. Именно поэтому я считаю, что министерство обороны следует возглавить мне. Хотя бы для того, чтобы раз и навсегда решить проблему ХАМАСа и навести порядок в Газе. Пора уже обеспечить безопасное и спокойное будущее для наших граждан. И на посту министра обороны я это сделаю.

Пути Господни неисповедимы. Когда окончил школу и выбирал, куда идти дальше, мне хотелось заниматься дипломатией. Я уже знал, что путь в МГИМО для меня закрыт, по известным причинам. И потому решил поступать на международное право. На всей территории Советского Союза было всего два места, где можно было учиться по этой специальности - в Ленинградском университете и в Киевском. Поскольку Киев был ближе, решил попытать счастья там.

Приехал, заполнил все данные в приемной комиссии. Документы у меня принимала статная, красивая украинка с косой. Она взяла мою анкету, громко, вслух, по слогам прочитала "Ли-бер-ман". И сказала: "Молодой человек, вы не обратили внимание - у нас университет имени Тараса Шевченко, а не Шолом-Алейхема?" И вернула мне документы…

Я вспомнил эту историю, когда впервые вошел в кабинет министра иностранных дел - вот этот, в котором мы сейчас беседуем. Так что ничего невозможного нет. Мне не раз приходилось на собственном примере убеждаться в этом и убеждать других.