Железная вера

В недельной главе "Трума" рассказывается о добровольном приношении даров на постройку Мишкана: "И сказал Господь Моше, говоря: Скажи сынам Израилевым, чтобы собирали для Меня приношение; (меэт коль аиш) от всякого человека, благорасположенного сердцем, берите приношение Мне. И вот приношение, которое вам принимать от них: золото, серебро и медь". (25:1-8).

Рав Шерки трактует эти слова ("собирали для Меня приношение от всякого человека") как призыв Всевышнего взять приношение именно у народов, а не у сынов Израиля. К таким выводам он приходит не только по семантическим, но и вполне содержательным соображениям: драгоценности, пожертвованные народом для строительства Мишкана, прежде принадлежали египтянам и не могли не иметь каких-то культовых признаков. Таким образом, то что предназначалось ложным богам, было получено Богом истинным.

Такого рода приношения осуществлялись по раву Шерки также и в ходе последующих пленений-галутов, точнее трех из них: Бавеля (Вавилона), Параса (Персии) и Явана (Греции), но не четвертого галута - Эдома (Рима).

Объясняется это тем, что согласно книге Даниэля, каждый из четырех царств, пленивших Израиль, был связан с каким-то металлом: Вавилон - с золотом, Персия - с серебром, Греция - с медью и Эдом с железом ("Видел ты, царь, что пред тобой идол громадный. Огромный этот идол стоит перед тобой, и блеск его велик, и вид его ужасен. (Вот) этот идол: голова его из чистого золота, грудь и руки из серебра, (а) чрево и бедра его из меди; голени его из железа" (Даниель 2:31-42).

Итак, царства Бавеля, Персии и Греции привнесли что-то в еврейскую религию, их золото, серебро и медь пошли на строительство Мишкана. Что же касается Рима, то его железо никакого культового применения заведомо не имеет. Эдому решительно нечего предложить Иерусалимскому Храму.

По раву Шерки, "железная" культура Рима чисто прикладная. Рим оказался силен в организации, в правосознании, то есть в очерчивании границ и установлении рамок, но не в содержании, которое он у всех заимствовал.

Секуляризация, т.е. отделение всех сфер жизни от религии, их последовательное "обудничивание" явилось вполне закономерным и характерным для Эдома процессом. Однако секуляризация, ничего не способная дать религии в культовом плане, все же внесла свою лепту в ее моральную сторону. Секуляризация обернулась в первую очередь приватизацией религии, а не отказом от нее, обернулась даже некоторым углублением в духовные проблемы.

Научное откровение

"Железная", заведомо непригодня для культа, но успешная в практической будничной сфере, секулярная духовность сделалась главным достижением Эдома. Отказ от "внешнего" культа сопровождался углублением "внутренней" религиозности. Так Кант (1724-1804) в своем сочинении "Религия в пределах только разума", критикуя "статуарные" религии, противопоставил им "моральную" веру, держащуюся исключительно на человеческой совести. Кьеркегор (1813-1856), именовавший себя "частным мыслителем", в первую очередь являлся "частным верующим", называвшим официальную церковь "театром". А вот как формулирует свое "кредо" Томас Пейн (1736-1809) в сочинении "Век разума": "Я верю в единого Бога, и не более, и надеюсь на счастье за пределами этой жизни. Я верю в равенство людей и полагаю, что религиозные обязанности состоят в справедливости поступков, милосердии и стремлении сделать наших собратьев счастливыми. Но для того чтобы не предположили, что я вдобавок к этому верю еще во что-то, я сказал, во что я не верю... Я не верю в религии, исповедуемые еврейской, римской, греческой, турецкой, протестантской или какой-либо другой известной мне общиной. Мой собственный ум – моя церковь".

Можно многое сказать "за" и "против" этой "железной" религиозности, но сейчас я бы хотел обратить внимание на то, что со временем она получила с одной стороны научное, а с другой - сверхъестественное подтверждение.

Во всяком случае, опросы людей, переживших клиническую смерть, более всех пришлись в жилу именно этой позитивистской религиозной картине мира. Эти люди описывают достаточно общую картину, и при этом подчеркивают, что в том мире вообще мало интересуются "историческими религиями".

Исследовать околосмертных состояний (ОСО) доктор Кеннет Ринг пишет: "Работа по изучению околосмертных опытов во многих отношениях изменила мою жизнь. Во-первых, я стал "духовнее". Не религиозным, а именно духовным. В чем разница? Мудрец однажды сказал: Религиозная личность следует учению своей церкви, в то время как духовная личность следует велению своего сердца. Изучение ОСО заставило меня поверить в это. Если вы изучаете великие религии мира, обнаружите, что за многими из них стоят подобные опыты. Какие основные послания несут нам люди, пережившие ОСО? Знания и любовь важнее всего на свете – вот эти послания. Это уже официальные религии принесли свои догмы и каноны".

Аналогичной позиции придерживается доктор Моуди. В своей книги "Жизнь после жизни" он пишет: "Люди, прошедшие ОСО, возвращаются в этот мир с убеждением, что вера заключается в способности любить, но отнюдь не в доктринах или вероисповеданиях. Короче, они убеждены, что Бог великодушен намного больше, чем они полагали прежде, и что вероисповедание не имеет никакого значения. Пример такого изменения дает пожилая женщина, пережившая ОСО при остановке сердца. Она с детства была очень религиозной и послушной доктрине лютеранкой. После ОСО у нее прибавилось жизнерадостности, а привязанность к доктрине ослабла. Когда в семье ее спрашивали, чему обязаны изменения в ее личности, она просто отвечала, что после всего пережитого поняла Бога и осознала, что Ему нет дела до церковных доктрин".

Другой приведенный им пример еще более красочен: "Мой врач сказал мне, что я "умер" во время операции. Я ответил ему, что я пришел в жизнь. В том видении я понял, каким упрямым ослом я был, когда носился со всеми этими теориями, когда глядел сверху вниз на каждого, кто не был одного со мной вероисповедания или не подписывался под моими теологическими воззрениями. Многих моих знакомых ожидает большой сюрприз, когда они выяснят, что Господь не интересуется теологией. Похоже, Он кое-что находил забавным, не более того, потому что он вовсе не интересовался моим вероисповеданием. Он хотел знать, что в моем сердце, а не в голове".

Что можно сказать относительно этой непритязательной "железной" религиозности с позиций культа трех других - ценных - металлов?

Прежде всего, разумеется, что для них все это не новость. Так традиционный иудаизм на каждом шагу оговаривает, что этическое поведение ("дерех эрец") предшествует ритуалу ("Торе"), что "иго небес" опережает "иго заповедей", однако не считает при этом, что последние лишаются смысла.

С другой стороны, приведенные выше свидетельства вызывают вопросы. Первый из них: действительно ли и теология и ритуал в такой мере ничего не значат для Бога? Может быть, речь идет все же не столько о теологии, сколько об идеологии?

Во-первых, само утверждение "Бог не интересуется теологией" вполне теологично, ведь оно сообщает что-то о Боге. Это несколько напоминает известное рассуждение Аристотеля о необходимости заниматься философией: философствовать либо надо, либо не надо - рассуждает древний мыслитель. - Если философствовать надо, то вопрос решен положительно. Однако для того чтобы заявить, что философствовать не надо, необходимо хоть немного, но все же пофилософствовать. А значит заниматься философией во всех случаях надо".

Кроме того, тезису "неинтересности" теологии противоречит другое свидетельство тех же людей, переживших ОСО, а именно свидетельство огромной ценности знания.

Моуди пишет: "Люди, находившиеся на грани смерти, начинают по-новому ценить знания. Некоторые говорят, что это результат обозрения жизни. Существо света сообщает им, что познание не прекращается со смертью; что знание можно взять с собой. Другие описывают послежизнь как царство страстного поиска знания. Одна женщина описывала то место как огромный университет, где люди заняты серьезными беседами об окружающем мире".

Но разве теология и другие религиозные представления не являются знанием? Почему интерес ко "всему" должен исключать интерес к каббале? Почему геология хороша, а теология – дурна, и "знанию" как будто бы противостоит?

Не в том ли дело, что сам Моуди, целиком остающийся в рамках своей выхолощенной "железной" религиозности, просто не замечает и не слышит ничего другого?

Я легко могу допустить, что в том мире не только сохраняется, но даже укрепляется стремление понять законы физического мира, но мне трудно поверить, что интерес к метафизике в посмертии утрачивается.

Мне думается, что Бог не столько против теологии как рода знаний, сколько против идеологии как рода духовного уродства. По-видимому, именно идеологию имели в виду пережившие ОСО люди, которые говорили, что Он "не интересуется теологией".

Сказанное ими означает лишь то, что в последнем счете не интерес к теологии определяет вечную участь человека, а его непосредственное отношение к Богу и людям. По большому счету у нас нет никакой необходимости сталкивать частную "приватизированную" веру с традиционной духовной "индустрией".