Начала и концы

В недельной главе "Бехуккотай" Всевышний предрекает, что ожидает еврейский народ в том случае, если он будет выполнять заповеди, и в том, если не будет. Среди прочего звучат следующие страшные слова: "А если и после сего не послушаете Меня и пойдете против Меня, То Я пойду в ярости против вас и накажу вас всемеро против грехов ваших. И будете есть плоть сынов ваших, и плоть дочерей ваших будете есть. И разорю высоты ваши, и разрушу солнечные кумирни ваши, и повергну трупы ваши на распавшихся идолов ваших, и возгнушается душа Моя вами. И сделаю города ваши пустынею, и опустошу святилища ваши, и обонять не стану благоухания (жертв) ваших. И опустошу Я землю вашу, и изумятся ей враги ваши, поселившиеся на ней. А вас рассею между народами и обнажу вслед вам меч, и будет земля ваша пуста, и города ваши будут руинами" (26:27-33)

Помимо экстремальности страданий в этом предостережении поражает также и их – этих страданий - несообразность: человек наказывается "всемеро против грехов своих", и это при том, что сама же Тора в качестве нормативной предлагает формулу "око за око". Столь значительная диспропорция между грехом и воздаянием за него невольно предупреждает любые вопросы, связанные с так называемой теодицеей – "богооправданием".

Этот теологический жанр сложился в христианском мире в XVII—XVIIIвеках, как реакция на атеизм, который в значительной мере питался бьющим в глаза несоответствием между идеей благого Творца и реальным положением дел в поднебесной. Особую известность в этом отношении приобрел трактат Лейбница "Опыт теодицеи о благости Бога, свободе человека и происхождении зла" (1710).

Ученый пришел к заключению, что "мы живем в лучшем из возможных миров", что Бог выбирает наиболее благоприятное развитие событий. Бурную полемику по этому вопросу вызвало знаменитое Лиссабонское землетрясение (1755), в ходе которого погибло около 100 тысяч человек, причем монастыри пострадали гораздо серьезнее домов терпимости.

Изыскания в этой области худо-бедно продолжались, между тем ужасы, сопровождавшие Вторую мировую войну, крайне заострили, чтобы не сказать "обнулили", все вековые вопросы. Так католический богослов Иоганн Мец пишет: "Теодицея остаётся провокацией. Этот вопрос о взаимосвязи людских страданий и Бога пронизывает всю историю христианства, иудаизма, всю историю монотеистических религий. Действительно, как можно говорить о Боге, зная о безмерных страданиях человечества, страшным апогеем которых стал Освенцим?"

Апогеем безмерных страданий человечества Холокост делают несколько факторов. Прежде всего, разумеется, поражает размах и рационализация геноцида. До той поры любой самый жестокий погром в основе своей оставался стихийным, а потому сохранял лазейку для избавления. Гитлеровский план "окончательного решения" был неумолим как закон всемирного тяготения.

Но главным образом в Холокосте поражает полное отсутствие какой-либо соразмерности между "преступлением" и "наказанием", соразмерности, которая на протяжении веков усматривалась в любом другом бедствии, сколь бы великим оно ни казалось. В самом деле, сознание коллективной ответственности, в результате которой праведники страдают наравне с грешниками, а также вера в то, что грешники расплачиваются за свои грехи в грядущем мире, а праведники – в этом, на протяжении всей истории, так или иначе, примиряли евреев с их Богом. "Что жалуется человек живущий? Пусть каждый жалуется на собственные грехи" - заключает пророк Иеримиягу после разрушения первого Храма (Эйха 3.39).

Еврейский мир, на протяжении веков привыкший жить в режиме непрекращающихся гонений и мало интересовавшийся теодицеями христиан, в эпоху нацизма как будто бы стал терять самообладание.

Так переживший нацистские лагеря Эмиль Факенхайм пишет: "После событий, связанных со словом "Освенцим", все пошатнулось, ничто не осталось неизменным. Жить так, словно Освенцима никогда не было, или избегать этой темы было бы кощунством. Но как обратиться к Освенциму и сохранить при этом верность к его жертвам? Ничего подобного не случалось ни в еврейской истории, ни за ее пределами. Как только еврейский теолог обращается к Освенциму, он сознает, что может оказаться перед трагическим выбором: сохранить еврейскую веру прошлых веков, пронесенную через все испытания, или остаться верным жертвам нынешнего века. Но на краю этой бездны должно задержаться в великом молчании и терпении".

Наше воображение упорно отказывается ставить газовые камеры в соответствие с каким бы то ни было грехом уничтоженных в них людей. Так еврейский мыслитель французского происхождения Андре Неер пишет: "Мы должны укрепиться на позиции Иова и заявлять: "Я невиновен. Как защитник народа Израиля заявляю, что народ Израиля был и остается поныне невиновным. Это сокрытие Лица".

Между тем именно это "несоответствие" как раз и провозглашает Тора, когда говорит о воздаянии "всемеро против грехов ваших". В самом деле, сказав "всемеро", Всевышний обозначил принцип заведомой несообразности Своей "благости" запредельной эскалации трагических событий. Выражение "накажу вас всемеро против грехов ваших", по существу означает: не надейтесь уловить в Моей ярости какую-либо "систему", не пытайтесь проникнуть в тайну "коэффициентов" Моего воздаяния, не тешьте себя чаянием заглянуть за завесу.

Даже находя то там, то здесь какие-то "концы", какие-то следы "справедливости" и "целесообразности", мы по большому счету обречены на непонимание происходящего. По большому счету "нам не дано постичь ни благоденствия нечестивых, ни страданий праведников" (Перкей Авот" 4:19).

Люди испытывают острую потребность оправдывать Бога перед лицом мирового зла, но как мы видим, сам Бог, предрекая великие катастрофы, как будто бы не считает, что Ему нужно перед кем-то оправдываться. "Теоретическое" богооправдание неизменно сталкивается с принципиальными трудностями, неизбежно вязнет в множестве неизвестных.

Теория и практика

Тем не менее "практическая" теодицея – то есть сохранение доверия к Творцу в любых наличных условиях - является принципиально достижимой задачей, в решении которой общие соображения могут служить только вспомогательным подспорьем.

Сознавая, что в вопросе "Богооправдания" никто не в состоянии выработать стройной "системы", мы в то же время чувствуем, что призваны проявить непосредственное доверие Творцу. Мы не можем понять, каким образом Всевышний допустил Холокост, однако мы не можем не понимать, что отрицая на этом основании Его существование, мы в той или иной степени соглашаемся с нацистами. Так Факенхайм пишет: "Еврею запрещено дарить Гитлеру посмертную победу. Нам повелевается выжить как евреям потому, что память о жертвах Освенцима не должна погибнуть. Нам запрещается отчаиваться в человеке и его мире и уходить в любого рода цинизм или отрешенность, чтобы не сотрудничать в строительстве мира, создавшего Освенцим. Наконец, нам запрещается отчаиваться в Боге Израиля, чтобы иудаизм не погиб".

Теодицея, таким образом, это не столько стройная теория, сколько повседневная отчаянная борьба, продолжающаяся вопреки всякой неопределенности и неустроенности. Предельно четко выразил это положение Лев Шестов в книге "Власть Ключей": "Из того, что человек погибает, или даже из того, что гибнут государства, народы, даже высокие идеалы, никак не "следует", что есть всеблагое, всемогущее, всеведущее Существо, к которому можно обратиться с мольбой и надеждой. Но если бы и следовало, то в вере не было бы никакой надобности; можно было бы ограничиться одной наукой, в ведение которой входят все "следует" и "следовательно".