Под знаком вечности

В недельной главе "Эмор" мы читаем: "И говорил Господь Моше так: Скажи Аарону и сынам его, пусть они воздержатся от святынь сынов Израилевых, посвящаемых Мне, дабы не оскверняли святого имени Моего. Я Господь. Скажи им: в роды ваши, всякий из потомства вашего, если приступит к святыням, которые посвящают сыны Израилевы Господу, когда нечистота его на нем, то истреблена будет душа та ("никрета анефеш") предо Мною; Я Господь" (22:1-4).

Ниже об аналогичном "истреблении" говорится в связи с Йом Кипуром: "в десятый день седьмого месяца этого - день искупления, священное собрание да будет у вас; и смиряйте души ваши (постом), и приносите огнепалимую жертву Господу. И никакой работы не делайте в самый день сей, ибо это день искупления, чтобы искупить вас пред Господом, Богом вашим. А всякая душа, которая не смирит себя в этот самый день, истребится из народа своего. И того, кто будет делать какую-либо работу в этот самый день, истреблю Я душу его из среды народа его." (23:27-30)

"Карет", "истребление души" понятие сложное, иногда его трактуют, как осуждение на бездетность, а в каббале оно предполагает полное отключение животной души ("нефеш") от того кислородного баллона, который зовется "нешама". При всем том, что сама "нешама" (искрами которой исходно наделен любой еврей) признается неистребимой, в более расширенном толковании слово "карет" все же принято понимать, как уничтожение, как исчезновение души, иными словами, как лишение ее вечной жизни. Как пишет Луцато в книге "Очерк основ": "Гееном - это место, где осуществляется наказание душ. Они чувствуют боль и страдания, согласно с тем, что необходимо в каждой определенной ситуации. В результате этих страданий искупаются дурные действия грешников, и если они становятся достойными награды, они очищаются от своих грехов и могут отдыхать. А если нет (недостойны награды), их наказывают до тех пор, пока не уничтожат".

Непокорность Богу в пределе ведет душу к тому вечному исчезновению, в которое в какой-то момент своей истории уверовали миллионы европейцев.

Вера в бессмертие, резкий протест против своего исчезновения выражались людьми с глубокой древности. В частности бессмертие души доказывал Сократ ("Федр", "Апология Сократа"). А Достоевский писал: "Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна, и именно идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные высшие идеи, которыми может быть жив человек, лишь из одной ее вытекают". (Дневники писателя 1876)

Двумя столетиями раньше близким образом высказывался Паскаль: "Бесспорно, что человеческая нравственность целиком зависит от решения вопроса, бессмертна душа или нет. Меж тем философы, рассуждая о нравственности, просто его отметают: они ведут долгие споры лишь о том, чем занять отпущенные нам минуты" (Мысли 347).

"Я - Господь"

Между тем так жадно желаемая человеком вечность ему явно недостаточна, более того, в какой-то момент начинает его тяготить, даже казаться кошмаром. При всем том, что вечность является важнейшим условием обретения смысла, сама по себе она его лишена. Тот же Достоевский вложил в уста своего героя Свидригайлова слова: "Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится".

А Чехов в частном письме Суворину признавался: "Мне кажется, что жить вечно было бы так же трудно, как всю жизнь не спать". (17 декабря 1890)

Более того, как известно, Камю самым радикальным образом связывал смысл жизни с решением о самоубийстве. Как бы развивалась его мысль, если бы самоубийство заранее было бы обречено на неудачу?

Итак, человеку недостаточно вечности, в первую очередь человек нуждается в Боге, и поэтому совсем не случайно угроза "истреблена будет душа та" завершается словами: "предо Мною; Я Господь".

Тора в высшей степени гуманна, ибо поистине гораздо предпочтительнее быть "истребленным перед Богом", чем вечно жить без Него. В статье "О "перерождении убеждений" у Достоевского" Шестов "поправляет" Достоевского, и в его словах о бессмертии души вычитывает веру в Бога. Он пишет: "От "религии в пределах разума", подменившей незаметно для всех слова Писания "Бог есть любовь" словами "любовь есть Бог", он рвется обратно к истине откровения о живом Боге. Этому научился он от последних, забытых и отверженных всеми людей, у убийцы и распутницы. Это знали и чувствовали и каторжане. Когда им казалось, что Раскольников, так мало на них похожий, самим существованием своим как бы бросает вызов Писанию, они грозно кричали ему: "Ты безбожник! Ты в Бога не веруешь. Убить тебя надо". И Дмитрий Карамазов, после того как судьи вынесли ему обвинительный приговор за совершенное не им убийство, непрестанно стал повторять: "Как я буду под землей без Бога. Каторжному без Бога невозможно". В Дневнике писателя, значит в последние годы жизни, сам Достоевский, уже от собственного имени выразил это в словах: "Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна. (Достоевский подчеркивает слово одна), и именно идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные высшие идеи, которыми может быть жив человек, лишь из одной ее вытекают". Во всех этих мыслях, навеянных Достоевскому ужасами жизни, открывшимися ему во время пребывания в каторге и чтением вечной книги, его неразлучной спутницы в этом периоде его жизни, и сказывается то, что Достоевский назвал "перерождением своих убеждений". Прежде он, следуя своим западным учителям, думал, что мораль может справиться со всеми вопросами, задаваемыми человеку жизнью. Он не замечал, как не замечали и все, с которыми он жил, что мораль сама по себе не защитит человека, брошенного в бесконечные пространства и времена, от бессмысленной жестокости произвола стихий. Теперь он узнал, что любовь к ближнему - не Бог, что любовь к ближнему при сознании, что ближний гибнет и ему нельзя помочь, превращается в ненависть, что под землей жить без Бога невозможно, что неверие - самое ужасное преступление, за которое человека убить мало, что все идеи без одной высшей идеи - идеи Бога, и идеи бессмертия души, так же призрачны и так же легко обращаются в свою противоположность, как и бессильная любовь к человеку неизбежно должна превратиться в ненависть к нему".

К сказанному уместно добавить, что без Бога призрачна даже и вечность, что без Бога вечность превращается в свою противоположность ("баню с пауками"); что для человека не "смиряющего себя" перед Богом, отказывающегося от Него, "карет" - это несомненное благо.