Читайте также
Еврейская ограниченность
В недельной главе "Тисса" Всевышний в следующих словах предостерегает Свой народ от поклонения иным богам: "Ты не должен поклоняться богу иному, потому что Господь – "ревнитель" имя Ему; Бог-ревнитель Он. А то, если заключишь союз с жителями той земли, а те будут развращаться, следуя за Богами своими, и приносить жертвы Богам своим, то пригласит кто тебя, и ты будешь есть от жертвы его. И брать будешь из дочерей его за сыновей своих, и когда дочери его будут развращаться, следуя за Богами своими, то развратят они (и) сыновей твоих Богами своими". (Шемот 34: 13-15)
Итак, одно из имен Всевышнего – Ревнитель ("кана"), причем в самом буквальном и бесхитростном значении этого слова: Всевышний требует верности и буквально теряет самообладание, когда еврейский народ начинает поклоняться иным божествам, а потому даже запрещает евреям сближаться с другими народами.
Многих этот изоляционизм смущает. Ну как, в самом деле, возвышенная идея единства человечества может совмещаться с этой дикой национальной узостью? Как Бог всех людей может быть столь "непропорционально" одержим судьбой какого-то одного единственного народца? При определенном полете фантазии, которое позволило себе христианство, еще можно было бы допустить, что Он избрал Себе это племя на какое-то время, ради дидактических целей, но в любом случае не навсегда же!
На протяжении веков еврейский народ успешно противостоял этим христианским атакам здравого смысла и не торопился отправляться на свалку истории. Однако на следующем ее витке, когда церковная идея "нет ни эллина, ни иудея" перескочила на уровень светского лозунга "свободы, равенства, братства", то есть с уровня религиозной доктрины на уровень чистого разума, шлюзы оказались прорваны: знакомство евреев с европейским просвещением в массе своей сопровождалось ассимиляцией, то есть полным отречением от Бога-ревнителя.
Вспомним выражения, в которых Борис Пастернак устами героев романа "Доктор Живаго" увещевает своих соплеменников свернуть с предложенного им Богом пути: "В том сердцем задуманном новом способе существования и новом виде общения, которое называется царством Божиим, нет народов, есть личности.... Еврейство. Национальной мыслью возложена на него мертвящая необходимость быть и оставаться народом и только народом в течение веков, в которые силою, вышедшей некогда из его рядов, весь мир избавлен от этой принижающей задачи. Как это поразительно! Как это могло случиться? Этот праздник, это избавление от чертовщины посредственности, этот взлет над скудоумием будней, все это родилось на их земле, говорило на их языке и принадлежало к их племени. И они видели и слышали это и это упустили? Как могли они дать уйти из себя душе такой поглощающей красоты и силы, как могли думать, что рядом с ее торжеством и воцарением они останутся в виде пустой оболочки этого чуда, им однажды сброшенной… Отчего властители дум этого народа не пошли дальше слишком легко дающихся форм мировой скорби и иронизирующей мудрости? Отчего, рискуя разорваться от неотменимости своего долга, как рвутся от давления паровые котлы, не распустили они этого, неизвестно за что борющегося и за что избиваемого отряда? Отчего не сказали: "Опомнитесь. Довольно. Больше не надо. Не называйтесь, как раньше. Не сбивайтесь в кучу, разойдитесь. Будьте со всеми. Вы первые и лучшие христиане мира" ( 4:12).
"Люди, когда-то освободившие человечество от ига идолопоклонства и теперь в таком множестве посвятившие себя освобождению его от социального зла, бессильны освободиться от самих себя, от верности отжившему допотопному наименованию, потерявшему значение, не могут подняться над собою и бесследно раствориться среди остальных, религиозные основы которых они сами заложили и которые были бы им так близки, если бы они их лучше знали. Наверное, гонения и преследования обязывают к этой бесполезной и гибельной позе, к этой стыдливой, приносящей одни бедствия, самоотверженной обособленности, но есть в этом и внутреннее одряхление, историческая многовековая усталость." (9:15).
Национальная безграничность
Что на это скажешь? Открывшийся на Синае Бог действительно не отвечает ожиданиям "космополитов", точнее, царствование надо всеми народами, включая Израиль, не мешает Ему относиться к Израилю совершенно по-особому. И вместо того, чтобы внушать Создателю, каким Он должен быть, благоразумному человеку следует просто примениться к Его воле, попытаться вникнуть в нее. Это с одной стороны. С другой стороны, тезис "нет народов, есть личности" применим ко всем народам кроме еврейского, так как национальное бытие еврея предполагает личностное бытие, и даже не знает другого.
Израиль - это не один из народов, Израиль – это единственный народ, в котором восстановлен аутентичный образ первого Человека. "Еврейская культура" - это лишенная каких бы то ни было привнесений собственно человеческая культура, то есть восстановленная самим Богом культура Первого Человека.
Важно быть личностью, важно быть человеком, и это единственное, что важно, но в том-то и дело, что рождение евреем как ничто другое обязывает к человеческому бытию, и потому оно именно по-человечески значимо. Скажу больше, ничто так не обязывает к человеческому бытию, как голос еврейской крови. Ведь голос еврейской крови - это голос крови Ицхака, пролитой на горе Мория под видом крови ягненка. Сознание того, что он порожден жертвой, вырывает еврея из первичных кровно-родственных отношений, сообщает чувство посвященности Создателю.
Состояться как личность, осознать себя человеком можно, разумеется, по самому разному поводу, и христианская культура действительно такие поводы во множестве представляет, но коль скоро в каком-то роде укоренен мощный источник, пробуждающий к такому сознанию, то как можно во имя своей человечности от рода этого отказаться, как можно променять его на какой-то другой род, такого источника лишенный? А ведь сверх этого истока у Израиля имеется еще и уникальная судьба, уникальная священническая миссия! Поэтому ассимиляция, даже когда она касается культуры дочерней иудаизму, и иудаизму близкой – профанация. В действительности никто не падает так низко, как еврей, вообразивший, будто бы он поднялся над своей "национальной ограниченностью". И среди деятелей европейской культуры имеются и "эллины", и "иудеи", способные это глубоко прочувствовать и осознать.
Так Дмитрий Шостакович говорил, что "оценивает людей по тому, как они относятся к евреям". А Рахель Левин, литературный салон которой вошел в историю германской культуры начала ХIХ века, в какой-то момент осознала, что у нее могла быть и лучшая доля. Когда-то она писала: "У меня была странная фантазия: я представляю себе, что когда меня забросили в этот мир, неземное существо при входе вырезало в моем сердце ножом следующие слова: "У тебя будет необыкновенная чувствительность, ты сможешь видеть вещи, недоступные для глаз других людей, ты будешь благородной и великодушной, я не могу лишить тебя мыслей о вечности. Но я чуть не забыл одну вещь: ты будешь еврейкой!" Из-за этого вся моя жизнь превратилась в медленную агонию. Я могу влачить существование, сохраняя неподвижность, но все усилия жить причиняют мне смертельную боль, а неподвижность возможна лишь в смерти... именно отсюда проистекает все зло, все разочарования и все бедствия... ".
Но в какой-то момент ревность Создателя сразила и ее сердце. Всю свою жизнь Рахель преодолевала свое еврейство, пока вдруг не осознала, что "одна эта вещь", которая так ей мешала, на самом деле перевешивала все прочие ее дарования! Муж Рахели, Карл-Август Фарнхаген фон Энзе, сохранил для человечества слова, произнесенные ею на смертном одре: "То, что всю жизнь было моим самым большим позором, самым жутким страданием и несчастьем – то, что я родилась еврейкой, - я теперь ни за что бы не отдала".