В книге "Зоар" в связи со словами Торы "И сказал Господь Моше: войди ("бо") к Паро" (10:1) говорится, что, отправляя Моше, Всевышний дал ему понять, что он встретит в царских чертогах не только Паро, но также и… Самого Всевышнего! что в пору изгнания Шхина присутствует также и во дворцах монархов!

Согласно традиции, слова Мишлей: "Сердце царя в руках Господа" (21:1) распространяются также и на царя языческого; и при его виде еврей призван произносить благословение: "Благословен Ты, Царь мира, который дал от славы Своей плоти и крови".

Образ Царя небесного проступает в атрибутах власти царя земного. Однако идея Царя, особенно в ситуации, когда он первый среди равных, не сводится к власти, но несет в себе также и смысл миссии, посвященности, служения.

Это утверждение хорошо согласуется с наблюдениями Бруно Беттельгейма, психолога, прошедшего через Дахау и Бухенвальд, и написавшего исследование, посвященное выживанию в экстремальных условиях.

"Кто лучше всего мог сопротивляться лагерю? - спрашивает автор. - Вот ответ, данный жизнью. В последней группе, хуже всех - чиновники всех мастей. Для них главное в жизни - это мундир, регалии, чины, отношение начальства. Основное достоинство чиновника - послушность - здесь оборачивается против него. В результате быстрый распад личности. Более крепки глубоко верующие люди. Это понятно - в нормальной жизни они занимались совершенствованием своей души. У них есть вера, они приносят ее с собой в лагерь. Но все же на первом месте - люди, для которых намного важнее жизни - личное достоинство. В старину это были аристократы, теперь - затрудняюсь найти нужное слово, пусть будет "аристократы духа". Когда общество лишается класса людей, которые ценой собственной жизни поддерживают идеалы чести и достоинства, общий духовный уровень начинает катастрофически падать".

Эту классовую черту аристократов хорошо иллюстрирует переданное Львом Рубинштейном свидетельство одной узницы сталинских лагерей: "она рассказывала, как в лагере два раза в год, на Седьмое ноября и на Первое мая, зэкам выдавали по крошечному кубику сливочного масла. "Мы в отличие от всех прочих масло не ели", — говорила она. "Мы — это кто?" — "Ну мы… Ну вы понимаете…" Слово "дворянка" применительно к себе самой она старалась употреблять как можно реже, видимо, из чувства природного демократизма. "Мы масло не ели. Мы им смазывали руки".

Аристократ, главное занятие которого состояло в культивации своей чести, оказался лучше всех защищен от смертельных ловушек тоталитаристской системы психологического подавления.

Удивительно ли, что в пору изгнания Шехина находит приют не только среди евреев, но также и среди этого "малочисленного народа" ("не по многочисленности вашей возжелал вас Господь")?

Но как они вообще умудрились сохраниться до начала ХХ века, оказавшись более других к нему приспособленными?

Казалось бы, дух аристократии должен был иссякнуть еще на заре Нового времени, когда "порвалась связь времен".

Действительно, рыцарские романы, столь популярные в Средневековье и Ренессансе, полностью сошли на нет после публикации "Дон Кихота". История "Хитроумного идальго" уничтожила рыцарский роман как жанр.

Можно ли было поверить, что идеал рыцарства кто-нибудь когда-нибудь еще решится возродить? Можно ли было ожидать, что человек чести может быть выведен в романе не шутом гороховым, а вменяемой личностью?

Но два столетия спустя после издания "Дон Кихота" Дюма написал роман, в котором изобразил рыцарей - современников Сервантеса не просто привлекательно, но и убедительно!

"Постараемся набросать его портрет: - пишет Дюма, - представьте себе Дон-Кихота в восемнадцать лет, Дон-Кихота без доспехов, без лат и набедренников". Однако этот предстающий перед читателем новоявленный Дон Кихот решительно отличается от своего прообраза-предшественника своей адекватностью.

В "Трех мушкетерах" убедительно и с истинным блеском выведены обладающие ясным умом и жаждой служения, уважающие себя молодые люди. Глядя на них, читателю хочется вести себя так же бесстрашно и благородно, хочется так же учтиво и блистательно изъясняться. Наш мир был бы гораздо, ГОРАЗДО хуже, не будь этой книги.

Однажды, в 1990-м я обнаружил у изголовья одного благочестивого еврея томик "Трех мушкетеров". Меня это удивило: пристало ли иудею читать легкомысленную приключенческую литературу? Но прошли годы, как-то я сам перечитал это сочинение… и неожиданно для себя нашел его вполне вписывающимся в еврейский нарратив.

Действительно, многие хасиды относятся к своему цадику как к царю. Дворы "адморов" - это царские дворы, и отношение хасидов по отношению к ним - это отношение восторженных подданных. Родоначальником этого культа является рабби Исраэль из Рожина. Он ездил в великолепной карете, причем его хасиды вообще не имели другой возможности видеть его и общаться с ним помимо этой кареты. Шестеро его детей воспитывались как настоящие принцы и принцессы.

Но главное, согласно учению рава Кука, светское государство Израиль - это Машиах бен Йосеф.

С одной стороны, это вполне соответствует демократическому характеру сионистской державы. Ведь если Царь - это не персона, а само государство, то значит царствует каждый отдельный гражданин, каждый избиратель.

А ведь демократия присутствует не только в национальном характере евреев, но и в галахе. Тора разделяет общее положение современных демократий, согласно которому исходно власть принадлежит народу, и сувереном является именно народ, делегирующий свою власть правителю.

Так, именно народ уполномочивает Йеошуа на власть, вплоть до принятия решений, кому жить, а кому умереть: "Во всем, как слушали мы Моше, так будем слушать и тебя: лишь бы был Господь, Бог твой, с тобой, как был Он с Моше. Всякий, кто воспротивится повелению твоему и не послушает слов твоих во всем, что ты ни повелишь ему, предан будет смерти". (Йеошуа 1:18)

Но, с другой стороны, царский, царственный характер еврейской демократии - это факт, о котором также недопустимо забывать. Машиах Бен Йосеф в первую очередь является все же монархом, принадлежит классу аристократов.

Забвение еврейского, а вместе с ним религиозно-аристократического характера "единственной демократии на Ближнем Востоке" - равнозначно ее ликвидации.

На протяжении трех десятилетий под видом защиты "Достоинства и свободы человека" гражданин мира Аарон Барак подавлял любые проявления национальной воли Израиля, морально и физически разоружая страну перед полчищами арабских и европейских антисемитов.

Юридическая система страны перешла в полное подчинение левой элиты, уже давно не способной прийти к власти демократическим путем.

Годами самозванный Верховный суд переиначивал все жизненно-важные решения Машиаха Бен Йосефа. Так забор безопасности оказался прижат к зеленой черте; так в Иудее и Самарии появилось 75 000 незаконных арабских строений (при немедленном сносе еврейских); так страну наводнили более сотни тысяч мусульман из африканских стран. А в последние годы граждане Израиля ощутили резкое ухудшение состояния личной безопасности. Арабские погромщики освобождаются в зале суда, а у тех евреев, которым довелось стрелять в террориста, или даже в воздух, изымается оружие.

Сегодня, когда план десионизации еврейского государства, осуществляемый долгие годы под предводительством Аарона Барака, предстает, наконец, перед судом еврейского народа, по-видимому, пришло время вспомнить и о праве граждан на самооборону.

Сегодня не только военные, не только охранники, а всякий израильский гражданин, располагающий оружием, призван чувствовать себя королевским мушкетером.

Несколько лет назад я натолкнулся на пост того самого благочестивого иудея, у которого некогда обнаружил томик "Трех мушкетеров". Он рассказал, как в 90-х годах, вызвав на поединок (на пистолетах) одного репатрианта, вынудил последнего взять назад свои оскорбительные слова.

И еще одно любопытное наблюдение. Исторический д'Артаньян, Шарль де Батц, родился за три года до смерти Сервантеса. Литературный персонаж д'Артаньян родился через три года после того, как роман о хитроумном идальго увидел свет. Машиах рождается в день разрушения храма.