Недельное чтение "Вайешев" начинается словами: "И поселился Иаков в стране пребывания отца своего, в земле Кнаанской. Вот бытие Иакова. Йосеф семнадцати лет пас с братьями своими мелкий скот, будучи отроком, с сыновьями Билы и с сыновьями Зилпы, жен отца своего. И доводил Йосеф худые слухи о них до отца их" (37.1-2).

Далее следует история о продаже Йосефа в Египет.

В трактате Сангедрин (106.а) отмечается, что выражение "и поселился" (являющееся названием нашего недельного чтения) всегда предвозвещает бедствия: "Сказал раби Йоханан: в каждом месте, где сказано: "И поселился" это связано с бедствиями. Как сказано: "И поселился Израиль в Шиттиме и начал народ блудодействовать с дочерьми Моава" (Бемидбар 25.1); "И поселился Йаков в стране пребывания отца своего" (Берешит 37.1), и тот час "доводил Йосеф худые слухи о них до отца их", и далее продан был Йосеф. Сказано также: "И поселился Израиль в земле Египетской, в земле Гошен", и далее "И подошло время Израилю умереть" (Брешит 47.27). "И поселились Иегуда и Исраэль спокойно, каждый под виноградной лозой своей" (1 Малахим 5.5), а далее говорится: "И поставил Господь противника против Шломо, Адада Эдомитянина из потомков царя в Эдоме" (11.14).

Что означает эта, на первый взгляд, странная лингвистическая закономерность? Почему это выражение "и поселился" призвано насторожить нас и предостеречь от приближающейся опасности?

Раши пишет по поводу слов, которыми начинается наше недельное чтение: "Захотелось Иакову жить спокойно - тотчас постигло его несчастье с Йосефом. Стоит праведным захотеть жить спокойно, Святой, благословен Он, говорит: "Мало праведным того, что уготовано им в мире грядущем, чтобы хотеть жить спокойно в этом мире?"

Магараль в "Дерех Хаим" (71) объясняет эту закономерность следующим образом: "Когда человек тяжело трудится, он не находится в состоянии завершенности с точки зрения совершаемой им работы. Но он продолжает работу и изживает недостаток.

Человек же, который не завершил работы, но расслабился, как будто бы уже достиг совершенства, остается ущербным, так как нет в этом мире ничего, в чем не было бы недостатка".

Остановка в бурном море жизни содержит в себе опасность, характер которой, в следующих словах формулирует Кьеркегор: "Представь себе корабль в ту минуту, когда он должен сделать тот или другой решительный поворот; может быть, кормчий корабля и скажет себе: "Я могу сделать то-то или то-то", но лишь плохой кормчий забудет, что корабль продолжает в это время нестись своим обычным ходом, и что поэтому лишь на одно мгновение может быть безразлично, будет ли сделано то или другое. То же самое и с человеком. Если он забудет принять в расчет обычный ход жизни, то наступит наконец минута, когда более и речи быть не может о выборе, не потому, что последний сделан, а потому, что пропущен момент для него, иначе говоря - за человека выбрала сама жизнь, и он потерял себя самого, свое "я".

Однако помимо естественного коварства расслабленного состояния, в нем можно усмотреть также и определенную провокацию по отношению к небесам, т.е. демонстрацию такого отношения к жизни, которое не терпится Всевышним, и потому может вызвать Его гнев.

Это отношение к жизни особенно наглядно проступает в явлении телевидения. Новости воспринимаются по телевидению доступней, и люди часто смотрят их, в норме испытывая вполне адекватные эмоции.

Но в некоторых случаях те же люди могут раскинуться перед телевизором с легким чувством облегчения, что наконец-то они видят что-то, что происходит с другими, а не с ними. Такое состояние, если человек предается ему пятнадцать минут в сутки, извинительно. Но если с таким чувством человек коротает у телевизора часы, то у него имеются явные проблемы.

Между тем массовая притягательность телевидения заключается именно в этой безучастности. Телевидение притягивает очень многих людей именно тем, что ставит их в такую психологическую диспозицию: вот что-то происходит, но уже не со мной, я отдыхаю.

В терминах нашего недельного чтения, эта ситуация и описывается выражением "и поселился". Человек считает, что все "заботы дня", все его бедствия позади, что ему пора уже расслабиться, что ему пришло время ощущать происходящее отстраненно, а не в связи с собой. И это опасный момент.

Как бы то ни было, беда пришла к Йакову в ту самую минуту, когда, казалось бы, он полностью добился главной цели, а именно, когда он благословленный двенадцатью сыновьями и примирившийся с братом, поселился в Обетованной земле.

Но как говорится в Талмуде: "Деяния отцов - знак для сынов".

События недавней и продолжающейся ныне истории народа Израиля оказались отображающими определенные вехи судьбы Израиля - патриарха.

После победы в Шестидневной войне весь Израиль некоторое время жил чувством, что он наконец "поселился", т.е. поселился в Иерусалиме и вообще на всей территории своей древней родины.

После войны Судного Дня ситуация изменилась. Народ раскололся на тех, кто продолжал ощущать себя поселившимся в "Эрец Исраэль Шлема", и тех, кто чувствовал, что он поселился в той части Израиля, которая останется за ним в результате переговоров с арабами. Однако обе эти партии, воспринимавшие ситуацию очень по-разному, в основе чувствовали себя все же именно "поселившимися".

Многие представители Гуш-Эмуним жили с непоколебимой уверенностью, что они навеки овладели Эрец Исраэль, что они белая кость еврейской истории, которой довелось дожить до часа избавления. Несколько десятков тысяч израильтян заселяли Иудею, Самарию и сектор Газу с таким чувством, как будто бы все несчастья еврейского народа уже позади, что Бог с ними, и Израилю ничто не угрожает.

Как уверенность Йакова, что он вступил в наследие Обетованной землей, повлекло изгнание, так и безмятежная уверенность многих поселенцев, что Иудея и Самария у них в кармане, обернулась Норвежским соглашением, поставившим под вопрос не только существование поселений, но и существование всего государства.

Однако в первую очередь эта ситуация, разумеется, сложилась по вине противоположного лагеря. Ибо другая часть израильтян не менее беззаветно поверила в то, что она навечно поселилась на узкой прибрежной полоске. Эта публика твердо вбила себе в голову, что если остановить Гуш-Эмуним и поделить землю с арабами, то те их полюбят и навеки оставят в покое. Эта вера в надежное проживание под крылом "международных договоров" оказалась еще более надзвездной и маниакальной, чем мессионизм крайнего крыла Гуш-Эмуним.

Вместо одной мудрой нации, трепетно относящейся к дару еврейской государственности и адекватно оценивающей ситуацию, к моменту подписания Норвежского соглашения в Израиле проживало два глупых народа, в равной мере привыкших выдавать желаемое за действительное.

Однако с той поры, если кто-то и ведет жизнь подвижную и неспокойную, так это прежде всего еврейские жители освобожденных в 1967 году территорий, одни из которых оказались изгнаны из своих домов, а другие - десятилетиями живут под угрозой изгнания.

Что же касается левых обитателей приморских городов, то львиная доля их за эти годы лишилась остатков адекватности.

Под предлогом не допустить превращение Израиля в двунациональное государство, они создали коалицию, в которую приняли мусульманских братьев, но из которой исключили национально-ориентированное еврейское большинство!

Их лидеры говорят штампами, кипят ненавистью (к "стаду" избирающему Биби), а проиграв выборы призывают к "гражданскому неповиновению".

Те считанные левые (такие как, например, Хаим Рамон, Аяла Хасон, Яаков Ахимер), остающиеся на своих прежних позициях, но сохраняющие трезвый ум, выглядят сегодня правыми ястребами.

По милости небес в прошлом месяце правые пришли к власти. Теперь главное не расслабляться.