Знаменитый режиссер - о юбилее фильма "Белорусский вокзал", войне, исторической памяти и времени

Для разговора с Андреем Сергеевичем Смирновым сразу три повода. Первый - юбилей, в который трудно поверить. Автор "Осени", названной Бергманом "камерным шедевром", многофигурной исторической фрески "Жила-была одна баба", драмы о свободных в несвободной стране "Француз" полон сил и замыслов, работает над новым сценарием.

Второй повод - 50-летие эмблематичного фильма о войне "Белорусский вокзал", ставшего частью народного сознания. О поколении, завоевавшем Победу и разминувшемся с новым временем или безвременьем.

И наконец, самый незначительный из триггеров - недавний казус с ведущим "Международной пилорамы" Тиграном Кеосаяном, вздумавшим снимать по мотивам "Белорусского вокзала" фильм "Бессмертные" про "афганцев". Когда Смирнов отказал ему в благословении на работу и разгорелся скандал, Кеосаян заявил, что "не снимает ремейков". Упоминания о ремейке "Белорусского вокзала" тут же исчезло с сайта "Мосфильма" и из соцсетей киностудии. Хотя в 3-м павильоне воздвигаются декорации.

- Обидно, что о легендарном фильме вспомнили не в связи с юбилеем, а в связи с этой историей. Как вы к ней отнеслись?

- Ну, какие у меня это может вызвать чувства? Мне кажется диким, что Отечественную войну пытаются приравнять к колониальной афганской войне, это, на мой взгляд, совершенно разные истории. Ничего, кроме омерзения, она у меня не вызывает.

- На это могут сказать, что мальчики, которых послали воевать в Афганистан, ни в чем не виноваты, они пытались быть честными, мужественными. Об их подвигах и потерях на родине умалчивали, родителям павших солдат военкомы запрещали говорить, где именно погиб их сын. Для вернувшихся с "засекреченной войны" лишь поначалу требовали пенсий и льгот, потом государство постаралось о них забыть. В чем тут претензия?

- Отечественная война и именуется Отечественной, потому что люди защищали свой дом, своих детей, свою страну. И жизнь отдавали… Шла освободительная война за свободу и независимость отечества. А здесь… Десятилетняя провальная военная кампании. Около 15 тысяч погибших. Не хочу даже в это вдаваться, это просто совершенно разные вещи.

- Как вам кажется, в чем секрет долгой жизни "Белорусского вокзала"?

- Прежде всего в двух вещах: превосходные диалоги автора сценария Вадима Трунина и замечательные артисты, из которых остались только Нина Ургант и Маргарита Терехова.

- Вам не было тридцати, почему после радикального и скандального "Ангела", размышлявшего об итогах революции и запрещенного цензурой, вы хотели снять полнометражную картину о ветеранах?

- Я сидел в глубокой безработице после того, как мой фильм "Ангел" отправили на полку, и замминистра Владимир Евтихианович Баскаков заявил: "Мы тебе поможем сменить профессию".

Были в гостях, не помню у кого, с моим товарищем Леонидом Гуревичем, редактором "Ангела", за что его и уволили - "за недостаток бдительности"… И он мне рассказал, что на экспериментальной студии Григория Чухрая лежит без движения заявка, где четверо фронтовиков встречаются у могилы пятого - своего командира - и в течение дня пытаются как-то найти давно потерянный общий язык. У меня сразу загорелось желание снимать эту историю. Более того, ощущение, что я обязан снять картину, потому что сразу вспомнил о поисках героев Брестской крепости, которыми занимался мой отец. Вспомнил всех этих фронтовиков, которые на протяжении многих лет приезжали из провинции, останавливались в отцовской квартире в Марьиной роще. Обездоленные, неустроенные - на них была печать отверженных, клеймо плена. Сталин же объявил, что у него нету пленных, а есть предатели Родины. Поэтому смертность среди русских пленных в немецком плену намного превышала смертность остальных наций.

Французы, англичане, американцы получали помощь от Красного Креста, от своих семей посылки. Русские не получали ничего.

И я этих людей, вынесших страшные испытания, ранения, пытки, побеги из плена хорошо помню. Жили они очень плохо, считались изгоями. Думаю, что делом жизни моего отца, Сергея Сергеевича Смирнова, было вернуть этим людям их человеческое и гражданское достоинство. Поэтому мне казалось важным сделать эту картину.

- Помню, ваша мама рассказывала, как на пороге появлялись плохо одетые, в старых телогрейках, стоптанных сапогах с фибровыми чемоданчиками люди, на которых косились соседи. Униженные, тихие, не поднимающие глаз, будто в чем-то виноватые. Их хотелось покормить, пригреть.

- Да, и почти каждому надо было помочь: бездомному добыть квартиру, кого-то восстановить в партии, поскольку за плен исключали, кто-то остался без пенсии по инвалидности. Отец с ними ходил по кабинетам, выбивал, писал жалобы и прошения. Многое изменилось после того, как было принято Постановление Совета министров и ЦК КПСС в 1965 году, к 20-летию Победы, там были предусмотрены льготы для фронтовиков…

- И Сергей Сергеевич много для этого сделал.

- Да-да, написал несколько писем в ЦК партии. И когда было принято постановление, фронтовики готовы были носить на руках отца, они этого не могли забыть.

- И День Победы начали праздновать после этого постановления. Двадцать лет спустя…

- Да, в 1965 году праздновали в первый раз, сделали день выходным. И тогда же выходным было объявлено 8 Марта - "в знак заслуг советских женщин, которые трудились на фронте и в тылу".

- Увы, у нас празднование с фейерверками и военными парадами затмевало реальную помощь фронтовикам. Знаю, что первоначальный сценарий "Белорусского вокзала" гулял с 1966-го. К нему присматривались разные режиссеры, среди них Лариса Шепитько, Марк Осепьян.

- Со мной в Экспериментальном объединении "Мосфильма" отказались заключать договор и подписали с Ларисой Шепитько. Они уехали с драматургом Вадимом Труниным и оператором Павлом Лебешевым в Репино. Написали сценарий. Мне он не понравился. Там герой погибал во время взрыва в научной лаборатории - в общем, в центре фильма был подвиг. Хотя там были и неплохие сцены, и кое-какие из них остались в нашем сценарии. После того как Шепитько оставила этот сценарий, заключили договор с Марком Осепьяном. Но что-то у них не заладилось. Месяца два или три прошло, и они с экспериментальной студией расстались. Вот тогда пришел мой час. Мы с Труниным заняли денег и поехали за город писать свой вариант сценария - без договора. Писал его, конечно, Трунин, я, что называется, сидел рядом.

- А правда, что по ходу съемок сценарий дорабатывали? Историю с газовой камерой вставили, драку ветеранов с молодыми парнями в ресторане выкинули. Почему ее убрали?

- Заставили. В сценарии был эпизод: какие-то молодые ребята задирались к старикам, возникала драка. Наши старики - бывшие десантники - укладывали этот агрессивный молодняк. Но один из ребят был сыном какого-то начальника. Появлялась милиция, и моих героев забирали в отделение милиции.

- Ну да, как в фильме.

- Да. Но в сценарии они и из милиции выходили сами, уложив все отделение. От этого осталась одна фраза, когда они выходят на улицу из милиции, Леонов говорит: "Да здравствует свобода!"

Мне сказали: "Ты что себе позволяешь? Наши ветераны укладывают милиционеров?! Об этом речи быть не может!"

- Известно, что съемки останавливали несколько раз, обвиняли вас, что снимаете упадническое кино с неправильными фронтовиками.

- Четыре раза останавливали. Члены художественного совета считали, что слишком много плохой погоды, что ветераны недостаточно ухоженные, живут в плохих квартирах, ну и вообще клеветническая картина советской жизни. Четыре раза запускали вновь исключительно благодаря вмешательству моего учителя Михаила Ильича Ромма, возглавлявшего Третье творческое объединение на "Мосфильме".

- А Ромм видел материал?

- А как же! Смотрел материал регулярно и защищал картину с аргументами в руках.

Кстати

Выдающийся оператор Павел Лебешев был недоволен своей работой. Ведь они со Смирновым хотели снимать черно-белую драму в скромной стилистике. Но в Госкино дали разнарядку на цветную широкоэкранную ленту. Актеров с самого начала решили приглашать известных. Только для Евгения Леонова специально была написана роль слесаря Ивана Приходько. На другие пробовались разные актеры, в том числе знаменитые. Бухгалтера Дубинского сыграл фронтовик Анатолий Папанов, в котором было редкое сочетание сентиментальности, внутренней силы, достоинства и мужества, продемонстрированные им и в роли Серпилина в "Живых и мертвых" Столпера. На роль директора завода, бывшего командира саперной роты Харламова, которого сыграл Алексей Глазырин, пробовались Николай Рыбников, Михаил Ульянов. У Глазырина тоже за спиной была война, фронтовая бригада. Он вместе с Папановым снимался в "Живых и мертвых" в роли политрука Малинина. В "Белорусском вокзале" Глазырин сыграл мрачноватого человека, с которого постепенно сползает маска начальника вместе со шляпой и шарфиком, обнаруживается ранимый человек, оставшийся верным себе. Всеволоду Сафонову было 15, когда началась война, но он так хотел на фронт, что пошел учиться в авиационный техникум.

- Наверное, важным было не только их актерское дарование, но и то, насколько они подходили друг другу. Ведь в финале, когда их, чумазых, отмывает сестра милосердия Рая, между этими потерявшимися на гражданке людьми вновь возникает фронтовое ощущение "плечом к плечу". Как складывались их отношения?

- Поначалу была напряженность, настороженность - прежде всего по отношению к юнцу-режиссеру. Прошел, наверное, месяц с небольшим съемок, и отношения установились товарищеские, сердечные. Как-то они стали мне доверять.

- Известно, что "Мосфильм" утвердил заочно на роль медсестры Инну Макарову. Вы поэтому оттягивали съемку финальной сцены?

- Не совсем так. С самого начала мне хотелось снимать Нину Ургант, она была утверждена. Картина была практически снята, осталась последняя сцена. И тут меня вызывают к директору студии Владимиру Сурину, и он велит пробовать Инну Макарову. Почему? Потому что она будет сниматься. Точка. И начинается абсурд. Меня заставляют в самом конце производства делать повторные пробы Нине Ургант и Инне Макаровой. Я был уверен, что должны утвердить Нину. У Нины глаза светились, посмотрите - они и сейчас светятся в этой сцене. А мне сообщают: утвердили Инну Макарову. Вроде бы сама Фурцева настаивала на ее кандидатуре.

Я написал заявление, что ухожу с картины, заканчивать под таким давлением ее не буду. И уехал к приятелю пить водку.

На третий день приехала машина с "Мосфильма": утвердили Нину Ургант.

- Это вам повезло: некоторые вот так уезжали и другие режиссеры за них снимали картины.

Кстати

Сначала режиссер хотел использовать в фильме одну из известных военных песен. Но опытный драматург Вадим Трунин убедил его, что нужна новая песня, словно сочиненная участником события. И что именно Окуджава, сам воевавший, мог бы написать песню десантников. Смирнов поехал уговаривать Окуджаву, который согласился только после того, как увидел снятый материал. Альфред Шнитке оркестровал мелодию, превратив ее в марш, но настоял, чтобы в титрах был только Окуджава. Так возникла песня, связавшая этих разных людей фронтовым братством. И общим горем. Одно из самых поэтичных и трагичных высказываний о войне. Хотя сам Булат Шалвович говорил: "Все мои стихи и песни не столько о войне, сколько против нее".

- Как принимали фильм? Наверное, тихой драме было непросто пробиваться сквозь лязг парадного кино с победоносными армиями во главе со Сталиным?

- Мы сдавали картину под Новый год, 30, по-моему, декабря. Картину смотрели в Госкино. Я сидел за микшером, и представьте, на протяжении показа ни звука, ни смешка, ни вздоха, ни улыбки. Зажегся свет, главный редактор Ирина Александровна Кокорева бросила строго: "Обсуждать не будем. Картина сложная. Пускай разбирается руководство". Разошлись молча, мне слова никто не сказал. Но 2 или 3 января позвонили в 9 утра и пригласили на обсуждение. Уходя, я сказал своим, что, наверное, деньги все же получим. Оказалось, что кому-то из руководства, то ли самому Брежневу, то ли Гришину, доставили на дачу картину, он посмотрел ее и все кончилось благополучно.

- Все-таки Брежнев воевал, видимо, судьбы фронтовиков его зацепили.

- Ну, не знаю, рассказывают, что он потом собирался у себя на даче с друзьями и они пели "Десятый батальон".

- А критика?

- Была лестная статья Константина Симонова "От поколения к поколению" о талантливой молодежи, которая сняла картину про фронтовиков, раскрыв душу этих людей, их психологию, их жизненный опыт. Была заметка фронтовички и поэтессы Юлии Друниной.

- И был фестиваль в Карловых Варах, где картина получила главный приз.

- Ну, это все без меня.

- Не выпускали?

- Случилась история, после которой я стал неблагонадежным. Был XXIVсъезд партии, где-то в марте. И картину срочно выпустили к съезду, но не в широкий прокат. Просто нас отправили целой творческой командой: Мордюкова, Хитяева… и мы с картиной. Летали самолетом по России, аж до Мирного добрались. Мы и в Якутии показывали где-то в чуме, дети маленькие перед экраном носились. Вернулись в Москву, меня директор киностудии Сизов вызвал, вот-де делегатам съезда партии отдельно покажут картину. Нас представлял какой-то дурак, который, во-первых, меня назвал не режиссером, а сыном писателя Смирнова, а во-вторых, заявил, что картину авторы посвящают съезду партии.

Я взбесился, сказал, что мне оскорбительно это слышать, потому что мы работали, думая о зрителе, а не о съезде партии или о чем-то подобном:

"Для вас это полтора часа сейчас в лучшем случае развлечения, а для нас и наших семей - это три года жизни, тяжелых поисков… Впрочем, я не возражаю против того, что ваш съезд поспел как раз к премьере нашей картины".

Это вызвало волну возмущения и гневных отповедей. Меня отстранили, не позволили нигде дальше представлять фильм. И я уехал в Репино писать сценарий "Осени". И с того времени стал неблагонадежен, меня никуда не пускали.

- Как зрители принимали картину? На "Кинопоиске" указана цифра 28,3 миллиона. Но, конечно же, в разы больше, потому ее постоянно крутят по телику.

- Хорошо смотрели, полные кинотеатры были. Я несколько раз смотрел фильм со зрителями - хотелось почувствовать дыхание зала. И зал дышал вместе с фильмом.

- Фронтовики?

- И фронтовики хорошо встречали.

- Тревожно, что праздник Победы постепенно милитаризируется. Юнармия в военной форме поет песни про мудрого вождя, дети разбирают автоматы.

- Мне это кажется пошлостью. В национальном масштабе побеждает победобесие.

- Кстати, слово это изобрел протоиерей, профессор Санкт-Петербургской духовной академии Георгий Митрофанов. Победобесие - среди главных скреп режима, сакрализация государственного мифа. Сейчас много выходит фильмов о войне, в основном про подвиги, про танки, про летчиков, про Зою Космодемьянскую… И за призывом к подвигу трудно рассмотреть человеческую драму.

- Наверное. У нас всегда была тяга к милитаризации, к излишнему празднованию, я бы сказал, Победы. Этот день должен быть не днем воинствующего милитаризма и угрозы, а днем скорби.Кто назовет точные цифры потерь? Десятки миллионов людей положили. Сколько горя. Сколько поколений остались в земле. Сколько нерожденных детей. Сколько неучтенных в отчетах людей, принявших мученическую смерть в блокадном Ленинграде.

- Все-таки многое зависит от атмосферы в обществе. В оттепель и первые годы после нее в кинематографе было больше негромких человеческих историй о трагедии, нравственном выборе человека на войне. Фильмы Чухрая, Тарковского, Мотыля, Бирмана, Германа. Но чем режим становится жестче, тем активней миф о великом прошлом выхолащивает живое из киноисторий.

- Ну, это всегда было. Всегда была пошлость, неуемное желание праздновать и забывать при этом о великих потерях.

- Важный вопрос - отношение к истории и ее интерпретациям. К примеру, вновь на экран возвращается Сталин на белом коне. Насколько вредно это вроде бы незаметное перманентное переписывание истории?

- Ну как незаметное? Оно даже очень заметное. Военно-историческое общество консультирует все эти картины, одна страшнее другой. Украшательство, замалчивание одних фактов, гиперболизация других… Все это никуда не делось… всегда было и остается с нами, увы, по сей день.

- Даниил Гранин говорил, что прошлым легче манипулировать: оно не может возразить. Он связывал честность с милосердием по отношению к родителям, к отцам, которые все это пережили.

- Безусловно, это так. И фронтовик Гранин всегда говорил о нашей главной беде: пренебрежении к человеческой жизни. Сегодня на президентский грант издана трехтомная история России под редакцией Андрея Зубова. Потрясающая книга, абсолютно адекватная в оценке войны, революции, террора, сталинизма. Такая книга в России есть сегодня. И значит, во всем море лукавства и лжи есть вектор на поиск правды. Дожить бы до того, что эту книгу будут преподавать в каждой сельской школе. Наряду с "Блокадной книгой" Алеся Адамовича и Даниила Гранина. Ну, я не доживу, конечно, но мечтаю.