С конца XVIII столетия по миру начали прокатываться эпидемии революций. Их можно сравнить именно с эпидемиями, потому что они, вспыхивая внезапно и преодолевая государственные границы, охватывали громадные регионы.

Сначала это были республиканские революции, которые свергали монархии. Их пик пришелся на середину XIX века, когда заполыхало множество европейских стран.

Затем, после Второй мировой войны, это были национально-освободительные революции. Тогда их называли национально-освободительными движениями, но в действительности они представляли собой подлинные революции - менялся весь социальный и политический строй: страна из колонии превращалась в независимое государство.

И наконец на исходе ХХ века стали вспыхивать революции, которые чисто условно можно назвать гражданскими. Начались они перестройкой в СССР, продолжились "бархатными революциями" в бывших социалистических странах, далее предстали в качестве Арабской весны, и затем снова - в виде гражданских протестных акций, революционных зарниц - вернулись в Россию и Белоруссию.

В чем причины нового революционного шторма? Почему сейчас революции вспыхивают даже в тех государствах, которые внешне выглядят более-менее благополучными?


Причины революций Нового времени

Маркс считал, что главной причиной всех революций является конфликт между производительными силами и производственными отношениями. Первые уже изменились, вторые остались прежними и мешают развитию, требуется их насильственный демонтаж. Однако в нашу эпоху такая формулировка выглядит слишком абстрактной. Ее непросто наполнить фактурой, то есть привязать к современным реалиям.

Ленин, в свою очередь, полагал, что революции происходят тогда, когда "низы", то есть народные массы, не хотят жить по-старому, а "верхи", то есть элиты, уже не могут по-старому управлять. Правда, позже он откорректировал данный тезис, рассматривая подобную ситуацию не как причину революции, а как необходимое условие для ее победы.

Все это - социософия прошлого. Новое время требует нового осмысления и нового языка. Третья волна революций не укладывается в старые определения. Конечно, и ее можно рассматривать как продолжение громадного вектора - давней исторической конкуренции между двумя формами социального управления - демократией и автократией, в результате которой первая, будучи более эффективной, постепенно вытесняет вторую.

Вместе с тем, у каждой эпохи - своя экономическая фактура, своя мировоззренческая конфигурация, а потому и причины революционных катаклизмов, "пусковые ситуации" революций, выглядят сейчас совершенно иначе.

И, вероятно, можно сказать, что в большинстве случаев такой пусковой ситуацией для революций нынешней Третьей волны является феномен, в терминологии политкорректности и идеологической психотерапии определяемый как "стабильность", а в действительности представляющий собой социальный застой.

Охарактеризовать феномен застоя достаточно просто. Его главная, основополагающая черта - несменяемость власти. До недавнего времени таковыми в большинстве своем были монархии, основанные на традиции, а сейчас - это либо откровенные диктатуры, практикующие репрессивный режим, либо декоративные демократии, где политическое пространство страны отформатировано властью так, что на выборах неизменно, без вариантов, с подавляющим преимуществом побеждает действующий глава государства.

Все остальное - уже следствия: и коррупция, достигающая невероятных масштабов, и экономическая стагнация (или напротив экономическая турбулентность, что нисколько не лучше), и блокирование социальных лифтов, и отсутствие перспектив, и все более усиливающееся отставание от технологических лидеров как по уровню жизни, так и по темпам внедрения инноваций.

Справедливости ради, следует все же заметить, что авторитарный, мягкий или жесткий, режим тоже может быть эффективным, например, когда требуется стабилизировать страну, пребывающую в состоянии хаоса. Однако дальше такой режим, как правило, попадает в "автократическую ловушку". Добившись стабилизации и получив в результате восстановительный рост экономики, а также связанное с ним повышение уровня жизни, режим погружается в летаргию. Он теперь рассматривает стабильность как социальную панацею, как единственно приемлемую картину государственного бытия и пытается всеми силами ее сохранить, препятствуя любым изменениям. Фактически он консервирует настоящее, запечатывая почти все пути продвижения в будущее.

А это и есть застой.

Следует также заметить, что застой представляет собой стандартный феномен развития. Возникает он, когда исчерпывается эффект предыдущей модернизации, а усугубляется тем, что никакая власть, подчеркиваю: никакая, ни демократическая, ни автократическая, никогда не хочет реформ. Реформы - это трансформация текущей реальности, это новые правила социальной игры, это появление на авансцене политики новых людей, что представляет угрозу для самой власти. Поэтому любая власть, если уж она вынуждена осуществлять изменения, стремится ограничить их псевдореформенным макияжем: что-то где-то подкрасить, что-то подшпаклевать, подтянуть кое-какие болты, но принципиальные большие реформы оттягивает изо всех сил.

При демократической форме правления это не слишком опасно: власть, погрузившую государство в застой, можно сменить на выборах. А новое правительство, победившее как раз за счет критики усиливающейся стагнации, получает карт-бланш на проведение модернизационных преобразований.

То есть демократия, помимо других своих функций, это еще и механизм предотвращения революций. Способ избежать социальных потрясений или, во всяком случае, минимизировать их издержки.

Совсем другая ситуация в автократиях. Цивилизованным, то есть электоральным путем власть здесь сменить нельзя, никаких реформ она категорически не приемлет, застойные явления нарастают, и тогда по большей части спонтанно включается "демократия улиц": начинаются массовые протесты, способные перерасти в революцию.

Поводом здесь может послужить все что угодно: сведения о фальсификация выборов, как это было в России и Белоруссии; публичное самосожжение уличного торговца, оскорбленного несправедливостью, - "жасминовая революция" в Тунисе; смерть в тюрьме от пыток одного из оппозиционеров - "революция пирамид" в Египте; попытка президента страны выдвинуть свою кандидатуру на пятый срок - "революция улыбок" в Алжире, арест одного из правозащитников - восстание в Ливии против режима Каддафи.

Может, разумеется, показаться странным, что в данном перечне в один ряд поставлены и арабские страны (Алжир, Тунис, Египет, Ливия), и европейские (Россия и Белоруссия), абсолютно непохожие друг на друга и, по классификации С. Хантингтона, принадлежащие даже к разным цивилизациям. Однако законы развития универсальны, и действуют везде сходным образом, пусть и с национальной спецификой.

Давайте сравним.

Президент Бутефлика правил в Алжире 20 лет, президент Бен Али в Тунисе - 24 года, президент Мубарак в Египте - 30 лет, Муаммар Каддафи в Ливии - 42 года.

Президент Лукашенко правит в Белоруссии уже 26 лет, президент Путин в России - 20 лет. (В данный срок вполне можно включить и формальное президентство Д.А. Медведева, поскольку понятно, кто в это время реально руководил страной).

Как видим, сроки сопоставимы.

Что же касается экономики, то все эти страны незадолго до революции или гражданских протестов вошли в период ощутимого экономического торможения, которое усилил глобальный финансовый кризис 2008 года. Россия, в частности, после этого кризиса сперва продемонстрировала небольшой восстановительный рост, но затем ВВП ее начал упорно снижаться, опустившись к 2013 году до 1,3% (через некоторое время Росстат "уточнил" эту цифру, повысив ее до 1,8%). То есть российская экономика фактически остановилась. А ведь в 2013 году еще не было никаких западных санкций, и цены на нефть держались на предельно высоком уровне.

То же самое произошло с экономикой Белоруссии.

А потому, учитывая закономерности Третьей волны, допустимо сделать тревожный вывод: обе этих страны сейчас находятся в зоне революционного риска.

Есть еще одна особенность Третьей волны, о которой необходимо сказать.

Застойные автократические режимы существовали и раньше, однако революции в них вспыхивали лишь в условиях острых кризисов. Великая Французская революция - это сначала финансовый коллапс, бедственные неурожаи, масштабный голод. Революция 1905 года в России - это поражение в русско-японской войне. Великая Октябрьская революция - тяжелые поражения в Первой мировой войне. Перестройка в СССР - это катастрофическое падение цен на нефть, экономический коллапс, поскольку без нефтедолларов Советский Союз лишился жизненно важного импорта, в том числе - продовольствия.

Особенностью же Третьей волны является то, что здесь революции, или зарницы, их предвещающие, вспыхивают в сравнительно благополучных странах.

В самом деле, если исключить нефтяные монархии Аравийского полуострова, то и Египет, и Ливия, и даже Алжир, несмотря на существовавшие в них безработицу, коррупцию и нищету, выглядели очень пристойно на фоне многих других государств Арабского мира. А Тунис одно время вообще считался образцом порядка и процветания.

Точно так же, если исключить крохотные Балтийские страны, подпитываемые дотациями ЕС, то и Россия, и Белоруссия экономически и социально выглядят значительно лучше, чем другие республики бывшего СССР, ставшие сейчас независимыми государствами.

Налицо парадокс: революции порождаются благополучием.

В действительности никакого парадокса здесь нет. Напротив, все логично и закономерно.

Экономисты и социологи уже довольно давно отметили, что гражданские волнения начинаются именно в тех авторитарных режимах, где уровень доходов вырастает примерно до 1 000 долларов на человека. Разумеется, не для всех, но для ощутимой части городского населения.

И тут опять можно вспомнить Маркса и Энгельса, которые в "Манифесте Коммунистической партии" 1848 года подчеркнули: "буржуазия сыграла в истории чрезвычайно революционную роль". Буржуазия - это тогдашнее название среднего класса, который образовался на подъеме европейской экономики XVIII-XIX веков. Именно средний класс стал движителем всех революций Нового времени. Причем боролся он не только за политические, но и за свои экономические права. Однако как только такие права были обретены, революционный потенциал среднего класса оказался исчерпанным, и средний класс в европейских странах надолго стал гарантом стабильности.

Так вот, во всех государствах Третьей революционной волны периоду застоя предшествовал период ощутимого экономического развития - образовалась страта среднего класса, который в первую очередь осознал негативные последствия торможения и который в соответствии с логикой социальных законов начал борьбу за преобразования - за свои политические и экономические права.

Более того, этот вектор попал в резонанс с естественными психологическими интенциями человека.

В свое время американский психолог Абрахам Маслоу сформулировал иерархию человеческих потребностей. Он представил ее в виде пирамиды, в нижней части которой расположены чисто биологические потребности: голод, жажда, секс, безопасность, а в более высоких слоях - потребность в любви и уважении. Причем уважение в данном случае - синоним признания, а еще Платон рассматривал стремление к признанию в качестве одного из сильнейших мотиваторов личности. Кстати заметим, что любовь - это тоже форма признания: абсолютное признание со стороны другого. В социальных же координатах признание подразумевает наличие у человека врожденных, неотъемлемых прав - права на свободу, на высказывание, на выбор образа жизни, права избирать и быть избранным, то есть права формировать подотчетную ему власть. Вот за эти права, отчуждаемые автократией, и боролись революции Третьей волны.

И, конечно, не последнюю роль сыграл здесь демонстрационный эффект. Люди стараются подражать успешным людям, страны - успешным странам, копируя их социальные и экономические стратегии. А по-настоящему успешными в современном мире являются лишь демократии.


Обычно в качестве контраргументов данному тезису вспоминают Сингапур и Китай, где автократии все же добились значимого успеха. Однако Сингапур слишком маленькая страна, чтобы перевесить чашу весов. Гениальный менеджер при благоприятных условиях может построить "коммунизм" в одной отдельно взятой "деревне". Это ничего не решает и не меняет. А Китай, действительно добившись мощного экономического подъема, не создал при этом общество социального благополучия. К тому же экономический рост Китая был основан на массовом дешевом труде, а этот ресурс уже иссякает. Внутренние противоречия в Китае непрерывно усиливаются, сейчас Китай пытается их преодолеть с помощью системы "социальных рейтингов", то есть установлением тотального контроля над гражданами, что позволяют осуществить современные технологии. Давайте подождем немного, посмотрим, какими будут результаты этого автократического эксперимента.

Зато в противовес Китаю и Сингапуру, можно вспомнить Южную Корею, которая после нескольких волн протеста перешла к демократической форме правления и утвердилась в качестве высокоразвитой технологичной страны.

Вообще даже невооруженным глазом заметно, что развивающиеся государства Третьего мира пытаются брать пример с Запада или, по крайней мере, с демократической Японии, а не с Китая или Сингапура.

Итак, продвигается по миру Третья волна революций.

Продолжается грандиозная битва демократии и автократий.

Причем в зоне особого риска сейчас находятся Белоруссия и Россия.

Есть, правда, еще авторитарные постсоветские республики Средней Азии, но ситуация в этих странах требует отдельного обсуждения.

А вот Россия и Белоруссия - буквально на рубеже огня.

Главная же угроза здесь заключается в том, что история практически не содержит примеров мягкого, без потрясений перехода от автократии к демократии. Большинство подобных транзитов осуществлялись именно через революции.

И это же, что любопытно, является главным идеологическим аргументом авторитарной власти против любых попыток демократизации. Во всяком случае, в России, да и в Белоруссии тоже, при самом корректном высказывании о необходимости перемен следует громкий окрик:

- Вы что, хотите, чтобы у нас было, как на Украине?

- Вы что, хотите развалить страну?

- Вы что, хотите, чтобы мы вновь погрузились в хаос, как в 1990-е годы?

Естественно, что никто этого не хочет. Однако защитники автократии не обращают внимания на вполне очевидный факт: в течение всего XX и начала XXI века ни в одной стране с развитой демократией революции не было.

Они происходили только в автократических странах.

А в демократиях, разумеется, возникали кризисы, иногда очень серьезные, вспыхивали гражданские волнения и протесты, тоже иногда очень сильные, никто и не говорит, что демократия - это рай и благорастворение воздухов. Но обратим внимание еще на один вполне очевидный факт: ни одиозные "черные бунты" в Америке, ни демонстрации "желтых жилетов" во Франции не требовали смены формы правления. Они вовсе не стремились заменить демократию автократией, напротив - они, пусть маргинальными методами, но выступали именно за расширение демократии, за распространение реальных гражданских прав на те этнические и социальные страты, которые считали себя несправедливо ущемленными.

Говоря проще, никакой Ленин, никакой Троцкий ничего не смогут сделать в стране, где существует устоявшаяся демократия. Социальный пар так или иначе будет выпущен, ситуация так или иначе будет отрегулирована.

К революции страну подводят не революционеры. К революции страну подводит лишь застойная авторитарная власть. Именно она создает в стране ситуацию, в результате которой может вспыхнуть революционный пожар.

А что касается потрясений и хаоса, то опять-таки подчеркнем вполне очевидный момент: развитие невозможно без преобразований. Ни один социальный пейзаж не может существовать вечно, ни одна техно-экономическая конфигурация не создается на все времена. Регулярные этапы модернизаций - необходимое условие для того, чтобы страна соответствовала современности.

Попытки законсервировать настоящее бессмысленны.

Рано или поздно будущее взломает окостеневший ландшафт.

Чем раньше проводятся преобразования, тем меньше издержки. Чем дольше длится застой, тем сильнее последующие пертурбации.

Потрясения и хаос - следствия летаргического застоя.

Вряд ли это осознают правители, проповедующие и удерживающие "стабильность".

Но было бы хорошо, если бы это наконец осознали народы.