Zahav.МненияZahav.ru

Четверг
Тель-Авив
+30+16
Иерусалим
+28+15

Мнения

А
А

Изменить букву, сохранить дух

В недельном разделе "Пинхас" есть один отрывок, который стоит, на первый взгляд, особняком. Это рассказ о дочерях Целовхада.

29.06.2013
Источник:mnenia.zahav.ru
מערכת וואלה! צילום מסך

Читайте также

В недельном разделе "Пинхас" есть один отрывок, который стоит, на первый взгляд, особняком. Это рассказ о дочерях Целовхада.

"1. И приблизились дочери Целофхада, сына Хефера, сына Гилада, сына Махира, сына Менаше, из семейств Mенаше, сына Йосефа. И вот имена его дочерей: Махла, Ноа, и Хогла, и Милка, и Тирца. 2. И стали они пред Моше и пред Эльазаром — священнослужителем, и пред предводителями и всей общиной при входе в шатер собрания, говоря: 3. Отец наш умер в пустыне, А он не был среди общины собравшихся против Господа, в общине Кораха, но за свой грех умер он, и сыновей не было у него. 4. Почему исключится имя отца нашего из среды семейства его, ибо нет у него сына? Дай нам владение среди братьев отца нашего. 5. И представил Моше их дело пред Господа. 6. И сказал Господь Моше так: 7. Верно дочери Целофхада говорят. Дай им удел наследственный среди братьев их отца, и переведи удел их отца им. 8. И сынам Исраэля говори так: Если умрет кто-нибудь, а сына нет у него, то переведите его удел дочери его. 9. А если нет у него дочери, то передайте его удел братьям его. 10. А если нет у него братьев, то передайте его удел братьям его отца. 11. А если нет братьев у его отца, то передайте его удел родичу его, ближайшему к нему из его семейства, и тот унаследует его (удел). И будет для сынов Исраэля законом правовым, как повелел Господь Моше" (Бемидбар, 27:1-11)

Если бы перед нами был только этот отрывок, то мы могли  бы с уверенность утверждать, что в Древнем Израиле женщины имели право собственности на недвижимость, более того, имели право наследовать недвижимость, хотя и в последнюю очередь, только в случае если нет прямых наследников по мужской линии. Однако если мы захотим понять истинный смысл истории дочерей Целофхада, нам следует рассмотреть ее в широком танахическом контексте. В Торе, в книгах Пророков многократно повторяется запрет "Пришельца, сироту и вдову не притесняйте" (Дварим, 24:17, 27:19, Йермияху 22:3, с перестановкой слов также Шемот 22:21-22). Этот запрет звучит рефреном в трех особых афтары, которые мы читаем между 17 Тамуза и 9 Ава. И которые называются Тлата де-Пуранута, т.е. три афтары гнева, три афтары несчастий. Самый известный пример это слова Ишаяху (верно судите сироту, вступайтесь за вдову" (Ишаяху, 1:17). Понять смысл всех этих предостережений можно только если мы учтем, что три перечисленные категории стояли в древности на самой низшей ступени социальной лестницы, потому нуждались в особых мерах и средствах "социальной защищенности" (чуть позже увидим, в каких именно). Все три категории были лишены права владеть недвижимостью, а вдова и сирота, кроме того, не могли самостоятельно обеспечить себе пропитание, поскольку подавляющее большинство "экономически релевантных", обеспечивающих доход занятий в ту пору требовали мужской силы. Вдова и сирота не были экономически независимыми субъектами, они могли существовать только как часть патриархального рода, и то при условии особых соблюдения особых мер социальной защиты. Более того, если ребенок-сирота с годами становился способен к самостоятельной работе, то вдова, напротив, все больше старилась, и не могла уже сама обеспечить себе пропитание.

Однако наиболее интересная информация о положении вдов и незамужних женщин в древнем Израиле содержится, вне всякого сомнения, в Мегилат Рут. Наоми возвращается в родные места после долгого (вероятно – многолетнего) пребывания в Моаве. Свое социально-экономическое положение она описывает весьма ярко и колоритно: "И сказала она им: не зовите меня Наоми, а зовите меня Мара (Горькая), ибо послал мне Всемогущий горесть великую. Уходила я в достатке, а возвратил меня Г-сподь с пустыми (руками). Зачем же зовете вы меня Наоми, когда Г-сподь осудил меня и Всемогущий навел на меня беду" (Рут, 1:20-21). О какой же такой беде говорит Наоми? Понятно, о какой: и она сама, и ее невестка Рут остались без кормильцев-мужей, никаких устойчивых источников дохода, никаких средств к существованию у них не было. И потому, единственное, что им остается делать, чтобы не умереть с голоду, это прибегнуть к самому древнему институту социального обеспечения, когда-либо существовавшему на земле. "И сказала Наоми Рут Моавитянка: пойду-ка я в поле и стану собирать колосья за кем-нибудь, в чьих глазах найду я милость. И сказала та ей: ступай, дочь моя! И пошла она, и пришла, и стала собирать (колосья) на поле за жнецами" (Рут, 2:2-3). Пропущенные жнецами колоски (лекет), наряду с несжатым до конца краем поля (пэа), пропущенные при сборе урожая плоды на деревьях (перет), забытые или незамеченные в поле снопы (шехеха), а также отдельные виноградинки, которые выросли вне больших гроздей, представляли из себя, по законам Торы, законный источник пропитания для бедного, сироты и вдовы. Как мы видим из Мегилат Рут эти группы населения отчасти между собой совпадали.

Казалось бы, все ясно! Наоми и Рут – самые настоящие беднячки, кормятся собранными в поле колосками. Наоми, вероятно, была уже не в силах целый день под палящим солнцем нагибаться за каждым колоском (сорокалетняя женщина в ту пору уже считалась старухой), и потому Рут собирала и для себя, и для нее. Но при дальнейшем чтении Мегилат Рут мы узнаем интересные подробности. Оказывается, нищая и несчастная Наоми – богатая землевладелица, которая собирается с выгодой продать свой земельный надел. "И поднялся Боаз к (городским) воротам, и сел там. И вот, идет мимо тот самый близкий родственник, о котором говорил Боаз. И сказал он: заверни-ка, такой-то, присядь здесь. И свернул тот, и сел. И взял (Боаз) десятерых мужей из старейшин города, и сказал: присядьте здесь. И они сели. И сказал он родственнику: Наоми, вернувшаяся с полей Моавитских, продает участок поля, что принадлежал брату нашему, Элимэлэху" (Рут, 4:1-3). В полном соответствии с законами о дочерях Целофхада, или близкими им по смыслу, после смерти мужа и сыновей, Наоми унаследовала земельный участок Элимелеха. Но как же тогда объясняется ее жуткая бедность? Продолжим чтение Мегилат Рут. "И подумал я: открою я уху твоему, сказав: выкупай (участок) при сидящих (здесь) и при старейшинах народа моего. Если (хочешь) выкупить, то выкупай, а если не выкупит (тот, кто обязан выкупить), то скажи мне, чтобы я знал, ибо нет (более близкого), чем ты, чтобы выкупить, а я – (следующий) после тебя. И сказал тот: я выкупаю" (там, 4:4). Теперь нам становится понятнее истинный смысл происходящего. Речь отнюдь не идет о продаже недвижимости на свободном рынке за договорную цену. Происходящее на наших глазах есть ни что иное, как левиратный брак. "Если братья живут вместе и один из них умрет, не имея у себя сына, то жена умершего не должна выходить на сторону за человека чужого, но деверь ее должен войти к ней и взять ее себе в жену, и жить с нею, — и первенец, которого она родит, останется с именем брата его умершего, чтоб имя его не изгладилось в Израиле" (Дварим, 25:5-6). Похоже что, мудрецы Талмуда именно так понимали смысл законов о дочерях Целофхада "почему исключится (изгладится) имя отца нашего" (Бемидбар, 27:4). "Мы вместо сына, а если (скажешь, что) женщины не считаются потомством (что касается наследования), тогда пусть наша мать вступит в левиратный брак" [Бава батра 119б]. Что означает туманный оборот "чтоб имя не изгладилось (исключилось) в Израиле"? Речь вовсе не идет о том, что та или иная фамилия (например, Ривкин) окончательно выйдет из употребления, это древних законодателей меньше всего волновало. Реальная опасность, предупредить которую призван левиратный брак, состоит в том, что земельный надел, принадлежавший умершему, отойдет в другую хамулу, в другой патриархальный род. После смерти Элимелеха его земля "записана в ТАБУ" на имя Наоми, как была "записана в ТАБУ" земля Целофхада на его дочерей. Но права Наоми на эту землю чисто номинальные, реально она не может ею распоряжаться. Реальным владельцем этой земли после вступления в левиратный брак станет ближайший (Мегилат Рут особо это подчеркивает, 3:12, 4:1) родственник покойного Элимелеха, никто другой в левиратный брак вступить не может. И только если этот родственник, Плони-Алмони, откажется, его право переходит к следующему по степени родства, в данном случае, в Боазу.

Мы видим, что Плони-Алмони охотно соглашается на левиратный брак с Наоми. В самом деле, он ничем не рискует, ведь, судя по всему, несчастная Наоми не только не может собирать в поле колоски, она утратила и способность к деторождению. Плони-Алмони добавляет сугубо номинальную супругу к двум-трем реальным, которые наверняка у него уже были, и взамен получает приличный надел земли, который после смерти Наоми наверняка останется в его хамуле. Но тут Боаз неожиданно меняет правила игры: " И сказал Боаз: в день, когда ты купишь поле у Наоми, (ты купишь его) и у Рут Моавитянки, жену умершего купил ты, чтобы восстановить имя умершего в его уделе" (Мегилат Рут, 4:5). Формулировка "жену умершего купил ты", это формулировка древнего закона, но, по мнению Боаза, "женой умершего", в данном случае следует считать не Наоми, а Рут. Смысл такой трактовки закона вполне понятен: только вступив в брак с молодой и цветущей Рут, новый владелец земельного участка сможет выполнить главный принцип, заложенный в левиратном браке: "чтобы восстановить имя умершего в его уделе", т.е. обеспечить передачу надела по прямой мужской линии. Разумеется, это расширительная трактовка закона. Боаз меняет букву закона, чтобы сохранить его дух. Теперь нам становится понятно, зачем понадобились Боазу десять старейшин, сидящих у городских врат. Без их молчаливого согласия и одобрения слова Боаза не имели бы обязательной силы для Плони-Алмони. Но поскольку такое одобрение (хотя и молчаливое) было дано, Плони-Алмони спорить не может. Поскольку перспектива жениться на Рут, народить от нее детей, и оставить им земельный надел его явно не устраивает, он отказывается и от земли, и от невесты. И то, и другое достается Боазу. Плони-Алмони выполняет обряд, который называется "халица" (снятие башмака). " И сказал тот родственник: не могу я выкупить (его) для себя, чтобы не расстроить своего удела. Выкупай для себя то, что я должен был выкупить, потому что я выкупить не смогу. А в Йисраэйле так велось издревле при выкупе и при обмене для подтверждения всякого дела: один снимал свой башмак и отдавал другому, – это и было в Иисраэйле свидетельством. И сказал тот родственник Боазу: покупай для себя! И снял он башмак свой. И сказал Боаз старейшинам и всему народу: вы свидетели ныне, что откупил я у Наоми все, что (было) у Элимэлэха и все, что (было) у Килйона и Махлона. А также и Рут Моавитянку, жену Махлона, приобрел я себе в жены, чтобы восстановить имя умершего в уделе его и чтобы не исчезло имя умершего из среды братьев его и из ворот (родного) места его" (Мегилат Рут, 4:6-10). Любопытно, что, в данном случае и внешняя форма, и юридическое содержание халицы не совсем такие, как в "каноническом" ее описании в книге Дварим "Если же он не захочет взять невестку свою, то невестка его пойдет к воротам, к старейшинам, и скажет: "деверь мой отказывается восставить имя брата своего в Израиле, не хочет жениться на мне"; тогда старейшины города его должны призвать его и уговаривать его, и если он станет и скажет: "не хочу взять ее", тогда невестка его пусть пойдет к нему в глазах старейшин, и снимет сапог его с ноги его, и плюнет в лице его, и скажет: "так поступают с человеком, который не созидает дома брату своему". И нарекут ему имя в Израиле: "дом разутого" (Дварим:25:7-10) В Мегилат Рут Плони-Алмони сам снимает ботинок, и передает его Боазу, что, несомненно, символизирует и передачу всех прав как на землю, так и на невесту. В Дварим башмак снимает сама невеста, и похоже, с этого момента она становится свободной женщиной, и может вступить в брак с кем захочет.

Из всех книг ТАНАХа Лютер больше всего любил Мегилат  Рут. Прекрасная, трогательная история  о чистой, беззаветной любви между  Боазом и Рут, которая оказалась  сильнее всех формальностей. Боаз мне очень симпатичен, потому что выбрал экономически невыгодный ему брак на любимой женщине, да и Рут мне куда симпатичнее Юдифи с головой Олоферна в руках или Эстер, празднующей бойню в Шушане. Но не поэтому вспомнил я эту историю. В последнее время много идет разговоров о т.н. "законсервированных прибылях". Это доходы международных корпораций, которые, по идее, должны были бы облагаться очень высоким налогом. Государство предложила владельцам компромисс: вы вкладываете эти прибыли в экономику Израиля, а мы освобождаем всю вложенную сумму от налогов. Владельцы охотно согласились... со второй частью предложения: прибыли от налога освободить – дело хорошее, а вот вкладывать их в израильскую экономику или нет – мы еще посмотрим. В результате многомиллиардные прибыли вот уже много лет оседают на банковских счетах, корпорации не платят ни гроша, но ни гроша и не вкладывают в экономику. Совсем недавно правительство Израиля согласилось разрешить вывоз прибылей за рубеж в обмен на уплату налоговой ставки, многократно ниже номинальной, что справедливо было расценено экономическими обозревателями как полное фиаско (или сознательная измена) в борьбе за нужды израильской экономики.

На что похожа эта  ситуация? Стареющая и бесплодная, во всех смыслах слова, Наоми (государство Израиль) номинально считается владелицей некоего земельного надела (суммы налоговых отчислений с прибыли международных корпораций). Плони-Альмони (корпорации) спокойно ждут, пока Наоми окончательно состарится м вынуждена будет согласиться на сугубо номинальный брак (отчисление налогов по минимальной ставке), потому что иначе ей предстоит помереть с голоду. Я с нетерпением ожидаю, найдется ли сегодня такой Боаз (израильский инвестор), который, движимый бескорыстной любовью к Рут (к нашей стране и к нашему народу) предложит поменять букву закона, чтобы сохранить его дух, который скажет: дайте мне эти "законсервированные прибыли" и я вложу их в экономику Израиля, причем все доходы от вложенного капитала честно готов поделить с Рут (с государством) пополам. Да, я не являюсь ближайшим родственником Рут (законным владельцем), Плони-Альмони (законный владелец) использует букву закона, чтобы нарушить его дух. И еще, я жду с интересам, как поведут себя в этой ситуации десять старейшин у городских врат (Кнессет, Верховный суд), проявят ли они в данном случае необходимую мудрость и смелость, чтобы поступить наоборот, т.е. спасти дух закона, пожертвовав формальными соображениями.

Комментарии, содержащие оскорбления и человеконенавистнические высказывания, будут удаляться.

Пожалуйста, обсуждайте статьи, а не их авторов.

Статьи можно также обсудить в Фейсбуке