В конце девятнадцатого века Теодор Герцль, венский журналист, который боролся с бедственным положением евреев среди искушений и опасностей современности, почувствовал себя в безвыходном положении. Ради своего сына он посчитал обращение в христианство решением неприятного «еврейского вопроса» и стал даже мечтать о массовом обращении евреев.

Однако Герцль был также озабочен тем, чтобы свобода, которой станут пользоваться недавно эмансипированные евреи, привела к ассимиляции (как это действительно произошло с самим Герцлем). В конце концов, он решил, что решение может быть найдено в сионизме, нарождающемся национальном движении, которое вдохновило горстку российских любителей Сиона (известных как Ховевей Цион) переехать в Палестину и восстановить там еврейскую общину.

Злобный французский антисемитизм, вспыхнувший в 1894 со скандальным судом и осуждением капитана Альфреда Дрейфуса за измену, убедил Герцля, что евреи были «единым народом», нуждающимся в собственном государстве. «Мы искренне пытались везде слиться с национальными общинами, в которых мы проживали, желая единственно сохранить веру наших отцов», - пишет он, - «однако нам это не было позволено». Одной религии было недостаточно.

«Еврейское государство» Герцля, опубликованное два года спустя, было его призывом к сионистскому решению еврейской проблемы. Но Герцль был слишком ассимилированным венским джентльменом и ничего не хотел, кроме «аристократической республики» (предпочтительно, по модели Швейцарии), которая стала бы «аванпостом цивилизации в отличие от варварства» на Ближнем Востоке.

Его мечта о еврейском государстве была лишена иудейского содержания. Еврейская история по Герцлю была обузой, от которой эмансипированные евреи, даже сионисты, должны были бежать. Религия его оскорбляла: «Мы не имеем ввиду установление теократии», - писал он, «но толерантное современное гражданское государство», в котором «наше духовенство» не будет иметь «даже малейшего шанса отстаивать свои прихоти». Его Иерусалим напоминал большой храм, лишенный еврейского содержания, а Старый город должен был стать «международным центром, который все государства смогут считать своим домом».

В разноязыком государстве Герцля «каждый человек сможет сохранять язык, на котором он мыслит у себя дома». В конце концов, удивлялся он, «кто из нас знает достаточно иврит, чтобы требовать билет на поезд»? Идиш, «корявый и перекореженный жаргон» евреев Восточной Европы, был пережитком гетто, заслуживающим забвения. Еврейская культура должна была опираться на просвещенные добродетели: «справедливость, истину, свободу, прогресс, гуманность и красоту». Герцль мало думал о местонахождении еврейского государства - Аргентина или Палестина – ему было без разницы.

Призыв Герцля к возрождению еврейского национализма оказался в одинаковой степени оскорбительным для Protestrabbiner (как он называл своих европейских религиозных противников), так и для просвещенных и эмансипированных евреев современности. Поскольку американские евреи уже стояли за «Святую землю свободы», известный реформистский раввин Исаак Майер Уайз заявил, что сионизм есть не более чем «мгновенное опьянение болезненного ума».

* * * * *

Светским сионистам удалось создать «старо - новую страну» из фантазии Герцля. Против всех, казалось бы, непреодолимых преград, Израиль не только пережил убийственную враждебность своих врагов, но и стал процветать. Наконец-то евреи снова могли зажить как граждане в своей собственной стране и, при необходимости, умереть, защищая ее.

Однако ни сионистское движение, ни его конечный результат - еврейская государственность, не смогли разрешить подспудно лежащую напряженность в видении современности между Израилем и еврейской диаспорой: независимость или ассимиляции. Еврейские лидеры в Соединенных Штатах были в ярости, когда премьер-министр Давид Бен-Гурион призвал молодых американских евреев совершить Алию в только что созданное государство. С тех пор и по сей день подавляющее большинство американских евреев предпочитают оставаться там, где они находятся, все теснее сливаясь с либерализмом, который стал их входным билетом в американское общество.

Можно сказать, что американские евреи остались верными учению Иеремии после Вавилонского изгнания: «стройте дома и живите в них; сажайте сады и ешьте их плоды». Когда Эзра привел сосланное сообщество из Вавилона в Иерусалим, он обнаружил «нечистую» землю, которую израилиты, лишенные иммунитета к соблазнам чужих культур, приняли как «мерзость». Даже в такой ситуации, изгнание может возникнуть также и у себя дома.

Стремление к нормальной жизни, учитывая трагедии и ужасы еврейской истории, вдохновили сионизм, а государственность стала его удивительным (и исторически беспрецедентным) достижением. Однако напряженность между обычным и избранным народом, между светским либерализмом и иудаизмом, глубоко укоренилось в молодом государстве. Израиль давно осуществил свою собственную сионистскую версию «Повести о двух городах» с Тель-Авивом как вершиной светского сионистского гедонизма и Иерусалимом как святилищем еврейской истории и памяти.

Построенный столетие назад на песчаных дюнах вдоль средиземноморского побережья, Тель-Авив символизировал сионистский отказ от еврейской памяти. Повернувшись спиной к географической колыбели еврейской истории на самарийских холмах, он столкнулся с западным современным источникам вдохновения, и прежде всего - с европейским, о чем свидетельствует архитектура Баухауза в центре Старого города – и, в конечном итоге - с Соединенными Штатами Америки.

Тель-Авив стал воплощением мечты Герцля в Altneuland: светское, либеральное хранилище современной израильской культуры. Он постоянно обращен к израильтянам, у которых нет достаточно терпения для Божьей команды, исторических притязаний или духовной тоски. Великолепный пляж, заманчивые кафе-культуры и пульсирующая ночная жизнь являются отражением ее космополитических и гедонистических устремлений.

Иерусалим, расположенный на горе Сион в конце пути из Тель-Авива, оставался изолированным и островным. С уничтожением Еврейского квартала и Старого города, недоступными после 1948, он стал провинциальным городом, лишенным святых мест, которые символизировали его духовное сердце и душу. Его местечковые окрестности, допотопные и закрытые, с их узкими улочками, шуками и религиозными обычаями, не были гостеприимными к посторонним. В его более элегантных западноевропейских районах жизнь была более утонченной, спокойной и замкнутой.

Однако менее, чем через 20 лет после обретения независимости, после своей быстрой и радикальной победы в Шестидневной войне, Израиль стал преображаться. Как провозгласил Моше Даян: «Мы вернулись к тому, что свято на нашей земле. Мы вернулись, чтобы никогда больше снова не отдаляться от этого». Даже солдаты из кибуцев, идеологического оплота светских сионистов, не могли себе представить, что «мы вписали новую главу в Библию, главу о чудесах, волшебстве и величии... Вся Земля обетованная – в наших руках».

После июня 1967 израильтяне стали тысячами и десятками тысяч перемещаться по библейской земле. Их маршрут проходил от Иерусалима к могиле праматери Рахели в пригороде Вифлеема и к Маарат Хамахпела в Хевроне, месту захоронения библейских патриархов и праматерей, где ни одному еврею не было разрешено молиться на протяжении семи веков. Они посещали древний Иерихон, библейские Шхем и страну холмов, где Маккавеи боролись за свободу от иностранного господства.

Старый город был окончательно восстановлен еврейским народом. Западная стена, хранящая еврейскую священную историю и стародавнюю еврейскую тоску по возвращению, стала теперь местом чудесного свершения всего. Несмотря на свои кричащие уступки современности – новый вход в город, высотные жилые здания, роскошные отели и торговый центр – контраст с Тель-Авивом остается острым, как никогда. Для некоторых Иерусалим может по-прежнему показаться слишком еврейским для светского сионистского государства.

В течение года отважная группа израильтян первопроходцев, ставших известными как «поселенцы», воспользовалась возможностью для восстановления еврейской жизни на библейской родине еврейского народа. С помощью классической сионистской стратегии поселения на земле «дунам за дунамом», они начали восстанавливать уничтоженные еврейские общины, и в итоге, построили новые.

Первым появился Кфар-Эцион – группа кибуцев к югу от Иерусалима, который арабы разрушили накануне войны за независимость. Затем после десятилетия в новом поселении Кирьят-Арба, евреи вернулись в Хеврон, где еврейская община была жестоко разрушена во время арабских погромов в 1929.

* * * * *

Внезапное, неожиданное и для религиозных сионистов чудесное сближение сионизма и иудаизма глубоко встревожило светских израильтян, приверженцев западным либеральным ценностям. Для молодого писателя Амоса Оза Шестидневная война стала трагедией, а не триумфом. Современный «брак» «еврейского наследия и европейского гуманизма», что ранее определяло сионизм, по его опасениям, будет разрушен религиозным рвением.

Поселенческое движение в конечном итоге вышло за рамки своих идеологических истоков религиозного национализма. Светские израильтяне, которые не могли осилить цены на жилье в Тель-Авиве, переехали в доступные новые общины за зеленой чертой с возможностью легко добираться до работы и культурных удовольствий. Городские ультраортодоксальные евреи с быстро растущими семьями, находящиеся традиционно в стороне от сионизма, переехали в поселения за пределами Иерусалима.

Однако большинство израильтян, как и большинство евреев диаспоры, похоже, не хотят принадлежать к избранному народу, который живет отдельно. В последние годы стал отступать старый сионистский контраст между Израилем и галутом. Израильский культурный брак с Соединенными Штатами стал не меньшей проблемой, чем 50% еврейских смешанных браков в американской земле обетованной. Йерида сменила алию. Есть больше израильтян, живущих в Соединенных Штатах, чем американцев в еврейском государстве. Они предпочитают Силиконовую долину и Лос-Анджелес - Тель-Авиву и Средиземному морю. Пугающая инверсия сионистских ожиданий является зловещим знамением будущего.

Израильский культурный брак с Соединенными Штатами имеет потенциал подорвать еврейскую самобытность в еврейском государстве. Цена нормализации, которую жаждали Герцль и его светские сионистские ученики, может еще стать непомерной. После шестидесяти пяти лет войн, интифад и кольца угрозы воинствующего ислама, вполне понятно, что многие – возможно, большинство израильтян жаждут мира прямо сейчас, в наше время, мира почти любой ценой. Это могло бы быть возможным, только если бы Израиль были как другие народы. Но еврейская история, как древняя, так и современная, свидетельствует об обратном.

Захочет ли Израиль продолжать осуществлять мечту Герцля, став либеральной, индивидуалистической, постсионистской копией Соединенных Штатов? Или будет искать способы углубления и укрепления своей самобытности как еврейского государства? Разумеется, светские и религиозные сионисты разделяют основные убеждения. В отличие от Герцля они не будут согласны на Аргентину. Однако галут все же не столько географическое положение, сколько умонастроение.

Ответы можно, скорее всего, увидеть в будущем еврейских поселений библейских Иудеи и Самарии. Существует распространенное мнение, что это настоящий ключ к еврейскому либерализму и светскому сионизму, а также, что поселения являются главным препятствием для любых перспектив к миру и основным источником внутреннего конфликта в израильском обществе. Но любая попытка искоренить 300 000 евреев из их домов, как результат плана жестокой этнической чистки, может бросить Израиль в пропасть гражданской войны.

Многие поселенцы, как израильтяне, которые были выселены из сектора Газа в 2005 году, безусловно, будут соблюдать решения правительства и военные приказы об эвакуации. Но религиозные сионисты, упорно цепляющиеся за древнюю землю обетованную, на которой построены их дома, вряд ли откажутся от своей мечты. Что тогда? Будет армии обороны Израиля, с ее ростом доли религиозных солдат и офицеров, исполнять приказ изгнать евреев, при необходимости - силой, с библейской родины еврейского народа? Страшнее сценария не придумаешь.

До тех пор, пока десятки тысяч израильтян, несмотря на риск и опасность, остаются приверженными проживанию в более чем ста поселениях, конвергенция сионизма и иудаизма будет сохранять свою жизнеспособность. Как мне когда-то напомнил рабби Элиэзер Вальдман, один из основателей восстановленной общины в Хевроне после Шестидневной войны, крупнейшее еврейское поселение на Ближнем Востоке - это государство Израиль. В этом смысле каждый израильский сионист является одним из поселенцев.

Бывают, конечно, случайные эксцессы рвения, всегда широко освещаемые как попытки подорвать все поселенческое движение. Недавно нескольким молодым поселенцам были предъявлены обвинения в нападении на армейскую базу в знак протеста против угрозы эвакуации и сноса их крошечного форпоста, состоящего из двух фургонов и нескольких семей. Но эти молодые подстрекатели вряд ли представляют поселенческое движение, независимо от того, как настойчиво их политические враги утверждают обратное.

Гораздо больше последствий имеют непрекращающиеся требования, внутри и за пределами Израиля, о создании двух государств для двух народов, евреев и палестинцев, к западу от реки Иордан с Иерусалимом, вновь разделенным на 2 части. Левый край израильской политики включает журналистов, а академические круги включают даже тех, кто выступает за одно государство для двух народов, в действительности принося в жертву еврейский национальный суверенитет ради миража двухнационального мира и гармонии.

Навязчивая, квази-универсальная озабоченность решением израильско-палестинского конфликта, как правило, скрывает более насущный вопрос: каким станет государство Израиль? Начальные слова его Декларации независимости являются хорошим напоминанием: «Земля Израиля была родиной еврейского народа. Здесь были сформированы его духовная, религиозная и национальная самобытность». Но еврейское самосознание в сионистском государстве остается еще долгой работой.

Год тому назад ЮНЕСКО объявила Хеврон «неотъемлемой частью оккупированных палестинских территорий». Теперь, когда за «Палестину» проголосовали в этом антисионистском придатке Организации Объединенных Наций, Меарат Хамахпела, наряду с другими древними еврейскими святыми местами (гробницей Рахели недалеко от Вифлеема и гробницей Иосифа в Шхеме) могут стать «всемирным наследием» под палестинским контролем. Это, разумеется, означает, что они также станут Judenrein.

Сионизм и иудаизм являются двумя важными компонентами еврейской государственности и выживания. Иудаизм без сионизма встретил свою трагическую судьбу в Европе во время второй мировой войны. Сионизм без иудаизма угрожает уничтожить историческое различие между родиной и изгнанием. Вот почему попытки удаления еврейских поселенцев из библейской родины еврейского народа со стороны правительства и армии государства Израиль превратит сионистскую мечту в еврейский кошмар.

Более чем через столетие после публикации Altneuland, было осуществлено видение Герцля еврейского государства. Однако израильтяне по-прежнему глубоко противоречат сионистской идентичности и условиям примирения между сионизмом и иудаизмом.

Источник: Jewish Press

Перевод: Мирьям Аргаман