Мудрецы Талмуда составили еврейский календарь таким образом, что слова "И говорил Господь Моше в пустыне Синай/.../" (Бемидбар, 1:1) мы читаем в субботу накануне праздника Шавуот, праздника Дарования Торы. Это должно напоминать нам, что Тора была дарована в пустыне, в месте, доступном каждому, но не принадлежащем никому, ни человеку, ни тому или иному народу, и что Тора была дарована народу, лишенному всякой собственности. "Человек должен быть столь же открыт, сколь открыта пустыня, чтобы вместить Тору" (Недарим, 55а). Это очень страшно, быть открытым требованиям Бога, полностью изменить свои представления о добре и зле, о должном и недолжном, отказаться от всего накопленного багажа имущества и багажа общепринятых представлений. Не случайно именно в книге Бемидбар мы столь часто слышим от израильтян призывы вернуться в Египет, где была не только ежедневная пайка из рук надсмотрщика, но и точно определенная пирамида социальных статусов, зримым символом которой стали каменные пирамиды, расписанные в мельчайших деталях для носителя каждого из статусов нормы самореализации, поведения, мышления. Готовность народа Израиля принять Тору, "Быть открытым как пустыня", с одной стороны, и готовность Торы заполнить моральный вакуум в сознании бывших рабов, с другой стороны, стала самым первым примером того, что "идея, овладевшая массами, становится материальной силой".

Первым, но далеко не последним. Многократно в истории человечества повторялась ситуация, когда оказавшись в социально-экономической пустыне (которая не всегда тождественна пустыне географической), полностью лишенные собственности, нормальных человеческих отношений, и обреченные выживать каждый день и каждый час, огромные массы угнетенных в одночасье вспыхивали, как сухое сено, и полностью открывались и подчинялись некоей простой и ультимативной идее, которая звала их от рабства к свободе. Так было в катакомбах древнего Рима в первом веке, так было в шестнадцатом веке в Германии, в конце восемнадцатого – во Франции и в Великобритании, и, разумеется, в середине девятнадцатого по всей Европе. Лапидарная формула "нечего терять, кроме своих цепей" это, разумеется, та же самая мысль, что и "быть открытым, как пустыня". В. И. Ленин в предисловии к "Государству и революции" сравнивал катакомбное христианство Древнего Рима с социал-демократией. Но сравнивал не в сентиментальном восхищении жертвенностью тех и других (этим Ленина было не пронять), а исключительно для того, чтобы экстраполировать аналогию. И в том, и в другом случае мученичество подвижников очень быстро обернулось торжеством оппортунистов. Примерно то же случилось и во всех остальных перечисленных мною случаях. Возможно, составляет исключение движение луддитов, которое было подавлено раньше, чем его успели профанировать. Интересно, что в каждом из указанных случаев и Великое Учение, и Великий Учитель находились без труда.

Все перечисленные "бури в пустыне" имели и еще нечто общее. Ни одна из них не сводилась к чистой религиозной проповеди индивидуального самосовершенствования, но ни одна не исчерпывалась и призывом к социально-политической революции. Анатолий Якобсон, один из самых ярких и своеобразных мыслителей диссидентского движения, писал: "С древних времен великие мыслители делились на две группы. Одни говорили: измените общество к лучшему, освободите человека от рабства и борьбы по волчьим законам, и он станет прекрасен, как ангел, пока вы этого не сделаете, он будет порочен, как черт. Другие говорили: воспитайте, смягчите, облагородьте человека, и он сам построит идеальное общество. Пока вы этого не сделаете, все реформы и революции будут обращаться в свою противоположность. Наверное, истина лежит где-то посередине. Осмелюсь добавить, что по-настоящему великими религиозные и общественные движения становились только в тех случаях, когда на уровне интуиции их вожди понимали, что "истина лежит посередине", т.е. что религия должна дополняться "Белым Переделом" (термин В. Жаботинского), а политическая программа – "Моральным Кодексом строителя коммунизма".Об этом же говорил и Рудольф Штайнер девяносто лет назад, предупреждая, что до тех пор, пока указанный синтез не достигнут, все "объективные", "академические" попытки социального анализа обречены на слепоту и блуждание в трёх соснах, в то время как духовная сфера остаётся уделом торжествующего ханжества и лицемерия. "Но жизнь - это единство. И она может процветать, лишь если ее подлинные движущие силы - морально-религиозные импульсы - проникнут в глубину повседневной обыденной жизни, в ту область, которая столь многим представляется областью самых "низменных" интересов. При отсутствии же моста между этими двумя областями морально-религиозная, а также социальная, мысль впадает в пустую мечтательность, очень далекую от повседневной действительности.И тогда эта повседневная действительность мстит за себя. Человек раздваивается: под воздействием "духовных" побуждений он стремится ко всему "идеальному", ко всему, что он может назвать добром; но инстинктивным побуждениям, исходящим от обычных повседневных потребностей, удовлетворению которых должна служить экономика - этим побуждениям он следует без всякой "духовности". Он не знает реальных путей, могущих связать его понятия о духовности с повседневным течением жизни. И тогда эта повседневная жизнь приобретает формы, никак не связанные с моральными идеями, пребывающими на высотах духа. Тогда-то и осуществляется месть повседневности: морально-религиозная жизнь человека именно в силу своей оторванности от непосредственной жизненной практики мало-помалу, незаметно для него самого, становится ложью, внутренней ложью всей его жизни" (Рудольф Штайнер "Основные пункты социального вопроса в жизненных необходимостях настоящего и будущего").

Может показаться, что марксизм в это определение не вписывается, что он-то, как раз, построил некую механистическую модель тотального социального детерминизма, делающую "воспитание чувств" излишним. Едва ли с этим до конца согласился бы и сам Маркс, и уж точно не согласились бы Маркузе, Адорно, Фром, Хоркхаймер, т.е представители живой, не мумифицированной марксистской мысли.

Чему же может научить нас эта краткая прогулка в "пустыню духа" Каковы бы ни были наши идейные убеждения, мы все принадлежим к "золотому миллиарду", в холодильнике хватает еды, в платяном шкафу – тряпок, и, кроме своих цепей, нам есть что терять, как бы мы не пытались уверить себя в обратном. Шоппинг и развлечения – вот наша общая религия, наше ультимативное хобби, незаметно становящееся для многих главным занятием. Отсюда наша феноменальная духовная толстокожесть, наша полная неспособность и агрессивное нежелание воспринять новые универсальные учения, новые всеобъемлющие общественные модели. Единственное место, которое мы прочно и надолго оккупировали – это диван у телевизора, в лучшем случае – кресло у компа.

Тиккун в ночь на Шавуот призван нас, хотя бы раз в году, от этого дивана оторвать. И надо отдать должное, буквально с каждым годом наш возможный выбор в этот день (точнее, в эту ночь) становится все более богатым, все более многообразными . Не хочу рекомендовать ничего определенного, уверен, что каждый, кто захочет, выберет себе по вкусу. А после праздника, если возникнет желание, можно будет обменяться впечатлениями на этих страницах.