В пределах абсурда

В недельной главе "Шмини" описывается гибель двух сыновей Аарона: "И взяли сыны Аароновы, Надав и Авиу, каждый свой совок, и положили в них огня, и возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом. И сказал Моше Аарону: это то, что говорил Господь, когда сказал: близкими ко Мне освящусь и пред всем народом Я прославлюсь. И умолк Аарон. И позвал Моше Мишаэйла и Элцафана, сынов Узиэйла дяди Аарона, и сказал им: подойдите, вынесите братьев ваших из святилища за стан. И подошли они, и вынесли их в кутонэтах их за стан, как сказал Моше. И сказал Моше Аарону и Элазару, и Итамару, сынам его: волос ваших не отпускайте и одежд ваших не раздирайте, дабы вы не умерли и не прогневался бы Он на всю общину. Братья же ваши, весь дом Израилев, пусть оплакивают сожженных, которых сжег Господь. И из двери шатра соборного не выходите, а то умрете, ибо елей помазания Господня на вас". (10:1-7)

Этот трагический эпизод, столь напоминающий производственную аварию, невольно подводит нас к одной важной проблеме – к проблеме связи смысла жизни с религиозной верой.

Обычно такого рода трагические события приводят в качестве наглядного примера бессмысленности человеческого существования, и главной причины сомнения в бытии Божием. Тем самым между неразрешимыми "проклятыми" вопросами и неверием в Бога устанавливается прямая связь: если бы Бог был, Он бы не мог такого допустить! Если сцена не вяжется с "общим смыслом", то Режиссера нет.

Приведенный фрагмент из нашей недельной главы демонстрирует всю несостоятельность этого силлогизма с точки зрения тех, кто стоял в истоке религии и общался с Богом лицом к лицу. Реакция небес исходно не выглядела прозрачной; и на протяжении веков евреи старались понять, почему погибли Надав и Авиу (Раши приводит два источника: "Раби Элиэзер говорит: "Сыновья Аарона умерли из-за того, что вынесли галахическое решение в присутствии своего учителя Моше, а раби Ишмаэль говорит: "Опьяненные вином вошли они в Храм").

Итак, ситуация с самого начала представлялась абсурдной и трагичной, но в то же время она не ставила вопроса о существовании Творца мира. Да, Он бывает страшен и непонятен, но как можно вообразить будто бы Его нет?! Как мы видим, вместо выражения сомнений в Его существовании все участники описанной сцены были обеспокоены в первую очередь продолжением богослужения и предупреждением дальнейших смертей.

Еще более ярко это отношение показано в книге Иова, который поносил Бога за обрушившиеся на него беды, но ни разу не выразил сомнения в Его существовании: "Человек, рожденный женщиной, скуден днями и пресыщен скорбью. Как цветок, он появляется и вянет, и убегает, как тень, и не устоит. И на него Ты отверзаешь очи Твои, и меня ведешь к суду с Тобой? Кто станет чистым от нечистого? Ни один! Если дни его определены, число его месяцев у Тебя, (если) Ты положил ему предел, которого он не перейдет, Отворотись от него, чтобы он отдохнул, доколе не окончит, как наемник, дня своего. Ибо для дерева есть надежда: если срублено будет, снова оживет, и побеги его (расти) не перестанут. Если одряхлел в земле корень его, и ствол его омертвел в прахе, Почуяв воду, расцветет оно и пустит ветви, как саженец. А человек умирает и изнемогает, а скончается человек – и где он? Как воды уходят из моря и река иссякает и высыхает, Так и человек ляжет и не встанет; не пробудятся, пока не исчезнут небеса, и не воспрянут ото сна своего. Спрятал бы Ты меня в преисподней, сокрыл бы меня, покуда не укротится гнев Твой, назначил бы мне срок, а (потом) вспомнил бы меня"(14:1-14).

Если Кант разработал религию в пределах только разума, то иудаизм (которому Кант противопоставлял свою философию) не боится - если потребуется - прослыть религией абсурда. При всем том, что рационализм и научное познание в чести у еврейской религии, Бог все же признается ею стоящим несоизмеримо выше разумных аргументов. Когда говорит Бог – логика смолкает, или точнее, ищется задним числом, о чем гласит знаменитый принцип "послушаемся и поймем" ("наасе венишма").

В самом деле, как нам заранее не понятны Его заповеди ("Ни труп не оскверняет, ни вода не очищает, но так повелел Господь Всесвятой и мы не вправе ослушаться Его повелений". - объясняет р.Йоханан бен Закай ), точно так же нам до конца не понятны и Его решения. Созданная Богом жизнь зачастую действительно выглядит абсурдной ("Человек умирает и изнемогает, а скончается человек – и где он?"), но вера в Него включает принятие абсурда, как свою неотъемлемую часть.

Кредо агностицизма

Замечательный российский поэт Сергей Гандлевский в своей книге воспоминаний "Бездумное былое" пишет: "Я не могу смириться со случайностью и бессмысленностью беды, не способен распознать в ней заслуженной кары. Ужасные болезни детей; стихийные бедствия, наобум губящие людей ничуть не хуже остальных и т.п., разом выбивают мои мысли из религиозной колеи. Разговоры про непостижимый промысел Божий уместны и оправданны в устах человека, испытывающего вдохновение веры. Но для человека трезвого, вроде меня, они были бы ханжеством и бесчеловечностью под личиной набожности. Лучше, честно и не мудрствуя, сойтись с самим собой, что или Бога нет вовсе, или Он не имеет никакого отношения к здешним представлениям о добре и зле, какими мы живем, пока живы… Это, скорей всего, скверное богословие, но другое мне не по уму. При этом я не материалист: материализм — ничуть не менее фантастическое объяснение мира, чем религия. По всей видимости, подобное умонастроение называется агностицизмом. Пусть так".

Прекрасная и ясная формулировка. "Скверному" богословию Гандлевского противостоит не какое-то другое богословие - мудрое и блестящее, а именно сама вера, даже "вдохновение веры". Как точно отметил Лев Шестов: "Из того, что человек погибает, или даже из того, что гибнут государства, народы, даже высокие идеалы, никак не "следует", что есть всеблагое, всемогущее, всеведущее Существо, к которому можно обратиться с мольбой и надеждой. Но если бы следовало, то и в вере не было бы никакой надобности; можно было бы ограничиться одной наукой, в ведение которой входят все "следует" и "следовательно"" ("Власть ключей").

Таким образом, "по уму" любому человеку может быть только агностицизм, то есть корректное воздержание от заключений, не обеспеченных жизненным опытом; все же, что свыше того, достигается раскаянием и Божьей милостью. И тут всякий человек свободен бросить вызов несчастью и найти Бога даже в нем. Виктор Франк приводит фрагмент из письма одного молодого человека, неожиданно узнавшего о том, что он неизлечим: "Я узнал о своем смертном приговоре, который был совершенно очевиден из слов врача.. - Я вспомнил фильм о корабле "Титаник", который смотрел когда-то давно. В особенности мне вспомнился эпизод, когда один парализованный - его играет Фриц Кортнер - произносит молитву, готовя небольшую группу таких же, как он, жертв к смерти, в то время как корабль погружается и вода поднимается все выше и выше вокруг них. Из кинотеатра я вышел глубоко потрясенный. Какой же это дар судьбы, подумал я тогда, сознательно идти к своей смерти. А теперь и мне судьба предоставляла подобное! У меня есть этот последний шанс проверить силу своего борящегося духа, только это борьба, исход которой предрешен с самого начала... Я хочу переносить ожидающую меня боль без наркотиков, насколько это вообще будет возможно... "Борьба за проигранное дело?" Исходя из нашей философии, подобную фразу необходимо вычеркнуть из книг. Ибо в расчет идет только процесс борьбы... И не может быть никаких проигранных дел... ".

Ни кому не по уму "богословие", но всем по сердцу вера, и свой окончательный выбор волен сделать каждый.