Дар педагога

В недельной главе "Ваякахель" мы читаем: "И сказал Моше сынам Израилевым: смотрите, Господь призвал именно Бецалеля, сына Ури, сына Хура, из колена Иудина. И исполнил его духом Божиим, мудростью, разумением, знанием и всяким искусством. И способностью изобретательною для работы по золоту и по серебру, и по меди, И по резьбе камней для вставления, и по резьбе дерева для изделий всякой художественной работы. И способность учить (других) вложил в сердце его" (35:30-33).

В приведенном пасуке почти буквально повторяются посвященные Бецалелю слова, которые уже прозвучали в главе "Ки-тисса". Однако к ним оказались добавлены и новые: "И способность учить (других) вложил в сердце его" (35:34).

Как мы видим, способность обучения других какому-то искусству является дополнительной к самостоятельной способности владеть этим искусством. Имеется дар мудрого талантливого мастера, и имеется дар педагога, способного обучить какому-то ремеслу. Причем эти дарования обыкновенно соседствуют между собой в совершенно несообразных пропорциях. Блестящий мастер часто раздражается из-за малейшей неточности, допускаемой учеником, и совсем не годится на преподавательскую работу. И наоборот, посредственный специалист в какой-то области может с успехом вводить в нее посторонних людей.

Роль классического учителя в этой связи - довольно двусмысленная роль, и подчас сводится к известной шутке, что преподаватель по этике не обязан быть моральным человеком, как учитель геометрии не обязан быть треугольником. Этот парадокс классического учительства в следующих словах разъясняет академик Ахутин: "Учитель знает больше ребенка, но вовсе не обязан быть крупным ученым, поэтом или философом. Он ведь только передатчик, пре-подаватель, посредник, середина. Чего же удивляться, что, умея успешно выводить ребенка из его мира, он вводит его вовсе не в мир культуры, а в свой собственный - посредственный – мир, в мир усредненного, среднего, никакого, ничьего? Из "нормального" учительского мира по определению изгнаны глупые детские вопросы, шальные выдумки детского воображения, а вместе с ними и вся загадочная реальность числа, слова, природы, души, - изгнано первобытное удивление, которое рождает мысль, стих, откровение, т.е. – культуру".

Известная нам европейская система образования, направленная на производство специалистов, возможно, и достигает своей цели, но ценой усреднения, нивелирования личности ученика, которому ведь предстоит не только устроиться и преуспеть на этой земле, но еще и дать отчет Создателю – что он сделал с дарованной ему жизнью? что стало с его первобытной способностью удивляться?

Ученичество как самоцель

В целом можно сказать, что традиционное еврейское образование направлено на культивирование этой вопрошенности и существенно лучше справляется с задачей обучения. По большому счету, евреи - и способные ученики, и способные учителя.

В самом деле, Талмуд – это не прилизанное, усредненное знание, а конспект напряженных живых дискуссий, изучение Талмуда вводит человека прежде всего в мир вопросов, в умение их задавать. В своей книге "Контуры Талмуда" р.Штайнзальц пишет: "Талмуд различает тончайшие оттенки вопросов: принципиальные и частные, по существу и по мелочам. Любой вопрос разрешен и желателен, и чем больше вопросов, тем лучше", и далее отмечает, что сколько в арабском языке существует оттенков слова "верблюд", столько же в еврейском языке существует оттенков слова "вопрос".

И, наконец, что быть может особенно важно, еврейское обучение осуществляется в атмосфере полной бескорыстности. В идеале учение в йешивах является самоцелью, а не средством достижения каких-то посторонних задач. Например, Виленский Гаон в книге "Совершенная мера" пишет: "Сказано (Песахим 50б): "Пусть человек всегда занимается Торой даже не во имя ее самой, ибо от этого придет к изучению Торы во имя ее самой", имеется в виду человек, который не имеет какой-то определенной цели в изучении Торы, а делает это, потому что его к этому приучили, но не тот, кто учится, главным образом, чтобы достичь почета. И так же, если дурное побуждение подстрекает человека к тому, чтобы не учиться совсем, и если он захочет изучать Тору во имя ее самой, то не сможет выдержать битву с этим побуждением. Пусть тогда начнет учиться даже не во имя самой Торы, и от этого придет к изучению Торы во имя ее самой. Лучше учить во имя Торы даже немного, чем учить много и быть переполненным при этом негодными мыслями, например, о почете" (5:12-13).

И все же нередко эта ревность, эта вопрошенность, эта способность изумляться изгоняется также и из религиозного образования. Во-первых, атмосфера бескорыстности не может полноценно культивироваться в тех условиях, когда учеба является основанием для выплаты денежного пособия. А во-вторых, искусственное ограничение духовных поисков кругом исключительно талмудической проблематики несомненно ведет к предательству первобытного удивления. И вне йешив, и вне еврейского мира существует огромный полный загадок мир, о котором Киплинг на склоне лет сказал: "Боже! Я обозрел всю землю Твою и не увидел нa ней ничего обыденного: все, что я увидел - чудо".

Я могу понять тех харейдим, которые категорически возражают против того, чтобы в стенах йешив изучались светские предметы, хотя и не согласен с этим подходом (сам я три года проучился в сионистский йешиве Бейт-Мораша, где наряду с изучением традиционных источников читались академические курсы). Однако мне совершенно непонятно, как можно игнорировать обучение светских предметов вне йешив.

Изумлению не прикажешь, оно возникает по любому поводу, не считаясь с условиями образования. Бог Израиля является Создателем мира, и соответственно законы природы – это тоже Его законы (дина олама – дина). При всем том, что очень важно узнавать Божественную волю из Его книги, нельзя забывать, что именно Его "перу" принадлежит также и так называемая "книга природы". Все подмеченное в ней человеком важно и интересно.

"Каждая культура — пишет Ахутин, - бывшая и нынешняя — были и существуют всерьез, а не в качестве ступенек, этапов, каких-то недо-разумений, недо-бытий. Каждая культура — полноценный и общезначимый урок человеческого самообучения, само-образования. Они поучительны целиком, как равноценные, равноосновательные, равномощные образы мышления и бытия. Так же бесконечно значим и поучителен и каждый ученик, который обретает навык быть на собственный страх и риск, а не только сочетать подсунутые ему нами цифры, буквы и нормы. И здесь перед нами не ступень, не этап в подготовке к "настоящей" жизни, а вся жизнь, понятая, схваченная как ученичество, час ученичества, который никогда не проходит, навсегда остается настоящим".

Тот кто не способен относиться к чужой культуре с подобающим вниманием, в действительности невнимателен так же и к своей. Испытывать последовательное предубеждение по отношению к "внешним знаниями" в действительности означает дискредитировать "знания внутренние".

И при всем том, что в галутном иудаизме такое отношение нередко встречается, для иудаизма свободного оно совсем нехарактерно. Исходно иудаизм как никакая другая религия ориентирован на весь комплекс человеческих знаний. Как сказано в книге "Кузари" (2:64): "Члены великого Сангедрина обязаны были иметь познания во всех науках, как истинных так и порожденных фантазией или основанных на взаимном согласии людей, так что кроме прочего они знали и магию и языки. Но чтобы в Сангедрине всегда было семьдесят таких ученых, необходимо распространение наук в народе, тогда, если не станет одного из них, его сможет заменить другой, ему подобный."

Итак, сводящаяся к вечному ученичеству еврейская премудрость дана не как альтернатива премудрости общей, а как дополнение к ней. Еврей должен обладать общими знаниями наравне со всеми людьми, и лишь сверх того быть посвящен Богу.