Последним сюрпризом предвыборной гонки стало появление партии под предводительством одного из ведущих журналистов телеканала "Израиль Плюс" Давида Кона. Слухи о его намерении заняться политикой появлялись регулярно на протяжении добрых 10 лет, но всякий раз оказывалось, что это – просто слухи. Теперь же Кон действительно оставил телевидение и реанимировал партию с непроизносимым названием, долгое время пребывавшую в летаргическом сне. Первым делом он сократил ее название до "А-Исраэлим", затем трансформировал ее в структуру из репатриантов и для репатриантов. В списке, поданном в ЦИК – сплошные выходцы из бывшего СССР: Марина Шорер-Зельцер, Алекс Векслер, Владимир Будянский.

Давид, вы все-таки решили пойти в политику. Чем это решение объясняется и почему оно принято именно сейчас?

Я десять лет работал на телевидении, пытался решать проблемы нашей общины методами, доступными телевидению, но их КПД был явно недостаточным. У общины есть свои специфические проблемы – у молодых, пожилых, людей среднего возраста, со многими из них уроженцы страны просто не знакомы. Когда мне поступило такое предложение, я его внимательно рассмотрел и буквально в течение одного дня все решилось.

От кого поступило это предложение?

Оно поступило от списка "А-исраэлим" ("Израильтяне"), которые предложили мне занять первое место.

Подобные предложения поступали вам перед каждыми выборами, в том числе от больших партий, где вам были готовы предоставить гарантированно проходное место. Почему именно сейчас вы согласились?

Последней каплей стало объединение "Ликуда" и НДИ. Наши политики всегда начинали, как секторальная партия. Щаранский говорил – мы секторальная партия, будем решать только проблемы "русской" общины, Либерман это говорил. Через несколько лет они переставали быть секторальными, уходили в большое политическое плавание, решали проблемы глобального масштаба и говорили нам: ну, вы же понимаете, что мы не будем из-за какого-то там пособия по старости выходить из коалиции, мы сейчас решаем вопросы войны и мира. Проблемы нашей общины оставались нерешенными. Нам всегда говорили – у нас недостаточно сил. Но сейчас есть 15 русскоязычных депутатов, которые 4 года были на ведущих ролях в коалиции, - и не изменили ничего.

Самый щедрый опрос прошлой недели дал вам 2 мандата. Допустим, что вы получите даже три. Что можно изменить с таким количеством депутатов?

Это только первый шаг. Если мы заслужим доверие, то поддержка вырастет…

Каким образом вы собираетесь заслужить доверие? Кнессет – это "ты мне, я тебе", в обмен на поддержку вашего законопроекта, от вас потребуют поддержать законопроекты других партий. Таким образом, маленькой фракции повезет, если удастся провести один-два закона за каденцию. Думаете, этого достаточно, чтобы обеспечить поддержку?

Оценивают не только законопроекты, но и намерения. Если мы попытаемся что-то сделать… Кстати, а почему вы говорите про два-три мандата? А разве нас не поддержат все русскоязычные депутаты, если мы выдвинем законопроект, который нужен нашей общине? Скажем, если мы выйдем с инициативой о создании системы государственного жилья – как же могут нас не поддержать русскоязычные депутаты Кнессета?

Легко. Они обязаны соблюдать фракционную дисциплину.

Вот тогда община и увидит, какие инициативы мы выдвигаем и как нас не поддерживают. Я понимаю, что нам предстоит борьба, но я не считаю, что эта борьба безнадежная, даже с тремя-четырьмя мандатами.

Не выйдет ли так, что, оказавшись в Кнессете, вы обнаружите, что нет никаких специфически "русских" проблем? Скажем, нет "русской" безработицы, есть безработица вообще…

Не надо попадать в Кнессет, чтобы знать, что такие проблемы есть. Скажем, для наших детей существует такое понятие, как "стеклянный потолок". Люди среднего возраста сталкиваются с проблемой пенсий. Те, кто приехали в Израиль в возрасте около 40 лет, первое десятилетие думают только о выживании, им не до открытия пенсионной программы. Это, собственно, моя ситуация. Я приехал в Израиль в 90-м году и с 90-го года я работаю, может быть, были какие-нибудь 2-3 месяца, когда я не работал. Я должен был выживать, я должен был думать о своих детях, своей семье, строить свой дом. О пенсии я задумался только в возрасте, близком к 50 годам, поэтому, когда я закончу работать, у меня накопится пенсия в размере аж 800 или 1000 шекелей. Я буду получать эту 1000 шекелей и 1500 шекелей пособия по старости, мне придется жить на 2500 шекелей, но у меня есть ипотечная ссуда!

И каким образом можно изменить ситуацию?

Принятие программы государственного жилья не требует никаких расходов. Эта программа принята в Германии, принята в США, нужна только добрая воля, потому что государственное жилье остается в собственности государства. Оно может держать свои капиталы в золоте, может в долларах, а может и в квартирах. Недвижимость в Израиле повышается в цене, я купил свою первую квартиру за 80 тысяч долларов и через 4 года продал за 130 тысяч. Следующую я купил за 180 тысяч, сегодня она стоит около 300 тысяч. Государственное жилье нельзя продавать, нельзя передавать по наследству, а когда в нем пропадает необходимость, его можно продать по более высокой цене, то есть государство на этом даже выиграет.

Или возьмите проблему "стеклянного потолка". Когда молодой человек служит в армии или учится в университете, он не сталкивается с нею. Когда он делает первые шаги в своей карьере – тоже. Но потом он доходит до определенного уровня и ему говорят: вот теперь – стоп. Я могу вам привести свой собственный пример…

Ваш собственный пример, как и мой собственный пример, нерелевантны, поскольку мы не родились в этой стране, не владеем в полной мере ее культурными кодами, а иврит для нас – не родной язык.

Тогда пример моего сына, для которого иврит – родной. В армии, когда ему было 24 года, он получил звание капитана. Была торжественная церемония, поздравляли молодых офицеров, к нему подошел генерал и сказал: ты молодец, ты должен стараться, у тебя большое будущее – еще три звания, майор, подполковник и полковник. Сын спросил: "А почему три? А если я хочу стать генералом? "Нет, ну ты же понимаешь, "русские" у нас генералами не становятся". Я с возмущением рассказал это своим товарищам и мне мой приятель-врач сказал: у нас то же самое, нам говорят - заведующим отделением вы будете, а главным врачом больницы – никогда… А товарищ-юрист сказал, что выбиться в судьи "русские" не могут.

Формально никаких ограничений не существует. А принять закон, который отменяет "неуставную" практику, вы не сможете.

Смогу. Во всех наших учреждениях проводятся конкурсы на замещение должностей. Эти конкурсы должны быть открытыми, и тогда профессионалы смогут занять подобающие места и пусть им попробуют сказать "нет"!

Кстати, как быть с Алексом Вижницером, который возглавляет государственную компанию по водоснабжению "Мекорот"?

Вижницер занял свою должность, потому что за ним стоит Авигдор Либерман. Когда за кем-то стоит министр – это единичные случаи. Я не хочу, чтобы была нужна такая поддержка, я считаю, что люди должны отбираться на должности по их образованию, по их заслугам. Если будут открытые конкурсы, то можно будет хотя бы обжаловать их результаты, можно будет подавать в суд. Понятно, что необходима борьба, но что вы хотите, у нас в стране все – борьба. Как боролась за себя община восточных евреев? Они выходили на улицу, бросали камни, против них слали конную полицию.

Они выходили на улицу, наши - нет. Единственный опыт предпринял Щаранский в середине 90-х, собрал "русских" в Саду Роз около Кнессета, испугался этой силы и больше никто "русских" на улицу не звал.

Значит, надо действовать по-другому. Я не думаю, что бросать камни – это наш метод, надо хотя бы попробовать побороться в Кнессете.

Почему в Кнессет вдруг собралось так много журналистов? С журналистом Яиром Лапидом идет журналист Офир Шелах, с журналисткой Шели Яхимович – журналист Мики Розенталь, с журналистом Давидом Коном – журналист Алекс Векслер. Журналистам хочется что-то изменить или ситуация в СМИ стала настолько тяжелой?

Точно также идут в Кнессет адвокаты и генералы. Я думаю, что генералов в партийных списках больше, чем журналистов. У нас просто нет такой специальности – политик, поэтому в Кнессет идут представители профессий, в первую очередь – публичных.

Если ваш список преодолеет электоральный барьер, у вас есть какие-то "красные линии" – с этой партией вы готовы находиться в коалиции, а с этой – нет?

Нет, так как секторальная партия не может быть в оппозиции. В оппозиции мы ничего не сможем сделать. Разве что если это будет очень левая коалиция с участием арабских партий, мы, наверное, подумаем.

А если после выборов вам предложат влиться в ряды одной из больших партий?

Это то, что сгубило предыдущие "русские" партии. На опыте "Исраэль ба-алия" и "Исраэль Бетейну" я понимаю, что этот путь хорош для лидера партии, но не хорош для нашей общины, поскольку это отодвигает ее проблемы на задний план.

Что говорят опросы? Сколько людей хотят видеть в Кнессете очередную партию репатриантов?

Я не очень верю в опросы. Даже тот опрос, который дал нам 2 мандата, проводился среди ивритоязычной аудитории, к сожалению, нет таких выборок среди русскоязычного населения, но дело даже не в этом. Я понимаю, что многие репатрианты пойдут сегодня с большими партиями. Ну, так они еще раз ошибутся, еще раз поймут, что их проблемы не решаются. "Русская" община должна либо принять то место, которое нам готовят, то есть место обслуживающего персонала, либо мы должны "выйти на баррикады". Можно сделать это через 4 года, можно через 8 лет, но тогда все будет гораздо серьезней и гораздо больше людей пострадают. Мы предлагаем выйти на баррикады сегодня.