12 и 21 декабря

В недельной главе "Микец" мы читаем: "И было, по истечении двух лет Паро снилось: вот, он стоит у реки. И вот, из реки выходят семь коров хороших видом и тучных плотью, и паслись в тростнике. И вот, семь других коров выходят за ними из реки, худых видом и тощих плотью, и стали подле тех коров, на берегу реки. И съели коровы худые видом и тощие плотью семь коров хороших видом и тучных… И проснулся Паро, и вот, это сон. И было утром, встревожился дух его, и послал он, и призвал всех волхвов Египта и всех мудрецов его, и рассказал им Паро свой сон; но не было никого, кто бы истолковал его Паро" (41:1-8).

Итак, египетские волхвы и прорицатели оказались неспособны осмыслить значение сна Паро. Очевидно, что Йосеф имел перед ними одно преимущество, а именно дар пророчества, связь с живым Богом, который открывал ему смысл ("И сказал им Йосеф: "Не от Бога ли истолкования?" 40:8).

Среди народов всегда встречалось немало прорицателей, в той или иной мере способных заглядывать в будущее, способных предвосхищать события, однако они не ухватывают целой исторической перспективы, не замечают общей картины. Сегодня подобная ситуация в значительной мере сохраняется, сегодня человечество живет в ожидании какого-то исторического финала, который от него сокрыт, но общая картина которого была явлена древним еврейским пророкам. В следующих статьях я покажу, какие конкретные соображения и прогнозы на счет "конца света" существуют, но в этой статье мне бы хотелось коснуться именно общих ощущений и предчувствий, коснуться самого того первичного "сна", который известен всем людям и подлежит истолкованию.

С подачи ньюэйджеров уже несколько лет повсюду говорят о роковой дате - 21 декабря 2012 года – "последнем дне" древнего календаря майя, который наступит чуть больше чем через неделю, в связи с которым массмедия преподнесла нам множество сценариев "конца света". Я готов поручиться, что эта дата не более роковая и не более эсхатологическая, чем та, к которой человечество так же достаточно давно готовилось, и которую отметило вчера. Я имею в виду чествование "четырех дюжин" - 12:12:12:12, то есть потешную трансцендентальную медитацию, проведенную 12 минут первого 12 декабря 2012 года. Достаточно ясно, что 21 декабря трудно ожидать, каких-либо более драматических потрясений. Между тем само это умонастроение, несомненно, навеяно какими-то подлинными духовными процессами. Сама готовность относиться к определенной дате как к эсхатологической достаточно симптоматична.

Прогресс или полифония

Сомнения в том, что история благополучно завершилась в прусской государственности, амировой дух окончательно раскрылся в лекциях Гегеля, стали возникать еще в первой половине ХIХ века. Так в 40-х годах Белинский писал: "я имею особенно важные причины злиться на Гегеля, ибо чувствую, что был верен ему, мирясь с российской действительностью... Судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего мира... Мне говорят: развивай все сокровища своего духа для свободного самоуслаждения духом, плачь, дабы утешиться, скорби, дабы возрадоваться, стремись к совершенству, лезь на верхнюю ступень развития, а спотыкнешься, — падай, черт с тобой... Благодарю покорно, Егор Федорович (Гегель), кланяюсь вашему философскому колпаку; но со всем подобающим вашему философскому филистерству уваженьем честь имею донести вам, что, если бы мне и удалось взлезть на верхнюю ступень лестницы развития,— я и там попросил бы вас отдать мне отчет во всех жертвах случайностей, суеверия, инквизиции, Филиппа II и пр.: иначе я с верхней ступени бросаюсь вниз головой. Я не хочу счастья и даром, если не буду спокоен насчет каждого из моих братьев по крови...".

Гегель утверждал, что история совершилась, что мировой дух реализовался, что отныне человек достиг духовного совершеннолетия, достиг полноты, в которой будет пребывать вечно, но человечество испытало лишь тяжелейшую фрустрацию. "Конец истории" выглядел не совсем так, как его обрисовали на профессорских кафедрах, но он выглядел именно "концом". На рубеже ХIХ и ХХ-го веков русский философ Владимир Соловьев вспоминал: "Что современное человечество есть больной старик и что всемирная история внутренне кончилась - это была любимая мысль моего отца, и когда я, по молодости лет, ее оспаривал, говоря о новых исторических силах, которые могут еще выступить на всемирную сцену, то отец обыкновенно с жаром подхватывал: "Да в том-то и дело, говорят тебе: когда умирал древний мир, было кому его сменить, было кому продолжать делать историю: германцы, славяне. А теперь где ты новые народы отыщешь? Те островитяне что ли, которые Кука съели? Так они, должно быть, уже давно от водки и дурной болезни вымерли, как и краснокожие американцы. Или негры нас обновят? Так их хотя от легального рабства можно было освободить, но переменить их тупые головы так же невозможно, как отмыть их черноту".

В те же годы Альберт Швейцер писал: "сейчас уже для всех очевидно, что самоуничтожение культуры идет полным ходом. Даже то, что еще уцелело от нее, ненадежно". А Шпенглер в "Закате Европы" (1918) вовсе отказался от идеи прогресса и вернулся к циклической концепции: В ХХ веке Европа переживает закат, как и вообще все цивилизации всегда переживало закат. Взлелеянная Гегелем идея европоцентризма в ХХ веке была окончательно похоронена.

Академик Ахутин пишет: "Одно из главных явлений ХХ века — закат идеи (чуть ли не мифологии) всемирно-исторического прогрессивного развития, возглавляемого Европой. Разные культуры, вольно или невольно сообщаемые друг другу в общежитии современного мира, обнаруживают неслыханные смысловые ресурсы, их уже нельзя считать историческими реликтами, застрявшими на пути, давно пройденном Европой. Но и эпохальные миры европейской истории выходят из подчинения прогрессистской схеме. Ничто, оказывается, не прошло, не преодолено развитием, не "снято" на гегелевский лад. Голоса мифа, эллинской классики, Средневековья, Просвещения, — как и голоса Востока, Африки, Латинской Америки (говоря слишком обобщенно) — звучат с новой силой и новым смыслом, вступают в заинтересованный диалог или вызывают на суд, требуя ответа. И это происходит не только в современном искусстве, где такая со-временность времен едва ли не норма, но и в философии, и в нравственном самосознании, и даже в цитадели новоевропейской цивилизации — науке".

Эта полифония, этот парад суверенностей, пришедшие на смену европоцентризму, все же обнаруживают явственный "прогрессистский" смысл в рамках пророческого видения. С точки зрения священной истории все идет по плану, в котором "полисубъектность" как раз знаменует собой некую финальную историческую сцену.

В самом деле, полифония обретает внезапный смысл в свете универсальной миссии Израиля. Разве не о ней сказано у пророка Михи: "И будет в конце дней: гора дома Господня упрочена будет во главе гор и возвысится над холмами, и стекутся к ней народы. И пойдут многие народы и скажут: идите, и взойдем на гору Господню и к дому Бога Йакова, и научит Он нас путям Своим, и пойдем дорогами Его, ибо из Циона выйдет Тора и слово Господне – из Иерусалима. И будет Он вершить суд между народами многими, и рассудит племена сильные до (пределов) далеких, и перекуют они мечи свои на орала, и копья свои – на садовые ножницы; не поднимет народ на народ меч, и не будут они больше учиться войне. И будут они сидеть – каждый под лозой виноградной своей и под смоковницей своей, и никто не устрашит (их), ибо уста Господа Цваота изрекли (это). Ибо все народы пойдут – каждый во имя божества своего, а мы пойдем во имя Господа Бога нашего во веки веков" (Миха 4:1-5).

Обычно эти слова трактуются как сокрушение народов, бунтующих против Бога Израиля. Но бывший главный раввин Израиля рав Исраэль Лау однажды проинтерпретировал эти слова в том смысле, что и после окончательного объединения человечества вокруг Бога Израиля, народы сохранят свою самобытность, продолжат в каком-то отношении следовать своим богам.

Священная история продолжается средствами еврейского народа, и в "конце времен", установленном на небесах, распавшееся человечество обретет свое единство в Иерусалимском Храме.