Читайте также
Мир схлопнулся, пространство сильно скукожилось, зато у людей пишущих и думающих появилось время для того, чтобы думать и писать. Рекламы везде поубавилось, как и товаров для рекламного продвижения, и у печатных изданий, соответственно, освободилось место для того, чтобы публиковать надуманное и написанное. В мировых СМИ сейчас один из самых популярных жанров – опросы и анкеты среди представителей "говорящего класса" на предмет выяснения их ожиданий. Что будет потом – когда мы проснемся и обнаружим, что пандемия была ночным кошмаром, за окном сияет солнце (или, наоборот, лежит первый снег), и вообще, жизнь прекрасна и это удивительно?
Идеи мыслителей, при всем их немалом разнообразии, распадаются на два основных кластера представлений. Первый можно ориентировочно охарактеризовать как обнуление мира. В его основе убежденность в том, что вскоре мы проснемся в совершенно ином, неизвестном и совсем необязательно лучшем мире. Скорее, наоборот: большинство носителей такой убежденности современную цивилизацию, какой мы ее знаем, оплакивает навзрыд. Эта цивилизация, дескать, была не вполне совершенна, но все же милей, чем та, которая грядет. Та будет чудовищно чужая. В сухом остатке мы получим триумф репрессивного государства вообще и национального государства (в частности, кризис глобализации, скорее всего, с летальным исходом), и торжество Большого брата, то есть общества всеобщей слежки и подавления частной жизни. Нынешняя эпидемия, согласно такой теории, точка невозврата, за которой мерещится воцарение авторитаризма всех оттенков во всеоружии самых современных технических средств отслеживания законопослушных граждан. За деталями отсылаю желающих к мировой печати.
Идеи второго типа можно лапидарно свести к максиме "будет, как было". И в этом случае нет недостатка в убедительных и живописных деталях. Если зараза вскорости сойдет на нет, то человечество, вполне вероятно, вообще не вынесет из приключения никаких уроков, не сделает надлежащих выводов, ибо за плечами у него богатая история, полная подобных казусов. И кстати, полная подобных же страхов. Сказано в первоисточнике мудрости: "Все возвращается на круги своя". Правда, поэт Арсений Тарковский позволил себе тонко усомниться в библейской истине: "Все возвращается на круги свои – только вращаются круги сии..." И мы соскакиваем с них совсем не там, где на них запрыгнули.
В зазоре между двумя крайностями – великое множество различных межеумочных и гибридных картинок будущего. Большинство отмечены сумеречным настроем авторов и сомнительной глубиной проникновения, вполне в духе знаменитого швейковского "Пусть было, как было, ведь как-нибудь да было! Никогда так не было, чтобы никак не было". Любопытно, что при всей сложности многоэтажных интеллектуальных построений их авторы остаются верны своим мировоззренческим посылам, свои исходные убеждения они подкрепляют всего лишь актуальной фактографией. Пандемия коронавируса в их рассуждениях оказывается лишь иллюстрацией к идейным конструкциям. Все они крайне критично оценивают реакцию властей на разразившуюся беду, но каждый со своей кочки. Для либерала трагедия в том, что общество недостаточно либерально и слишком цепляется за старое, для убежденного консерватора опасность в том, что идея прогресса давно оторвалась от прочной почвы и болтается в безвоздушном пространстве. Любое взаимопонимание еще более усложняет факт, что омонимичные термины в разных языках имеют разное значение: британский консерватор не друг и не брат Александру Проханову или Александру Дугину, а либеральный демократ не признает своего во Владимире Жириновском.
Хорош текст, который с неделю назад разместила на своих страницах газета The Financial Times. Юваль Ноа Харари, автор статьи о жизни после коронавируса, – пожалуй, на сегодняшний день один из самых авторитетных толкователей судеб человечества. Его анализ вполне можно было бы назвать умным, если бы мы не знали: для того, чтобы быть умным, одного ума мало. Харари считает, что выбор между приватностью и здоровьем, перед которым коварно поставлено человечество, – выбор ложный. Человек в принципе имеет право и на то, и на другое: "Мы можем защитить свое здоровье и остановить эпидемию коронавируса не путем введения тоталитарных мер эпидемиологического надзора, а путем усиления прав и возможностей граждан... Вместо того чтобы строить режим наблюдения, еще не поздно восстановить доверие граждан к науке, органам государственной власти и средствам массовой информации".
Жалко только, что несовершенный человек имеет привычку строить несовершенное общество. А так, конечно, еще не поздно! Еще не поздно быть богатым и здоровым. Особенно умиляет призыв восстановить, пока не поздно, доверие граждан к средствам массовой информации. Честно говоря, непонятно, какого лешего граждане свое доверие к СМИ потеряли? Может, стоит там же найти, почистить и вставить обратно?
Многие утверждения уважаемого историка просты, как правда. Эпидемия глобальна, значит, и ответ на нее может быть только глобальным. "Человечество должно сделать выбор. Пойдем ли мы по пути разобщенности или пойдем по пути глобальной солидарности? Если мы выберем разобщенность, то это не только продлит кризис, но, вероятно, приведет к еще худшим катастрофам в будущем. Если мы выберем глобальную солидарность, то она станет победой не только над коронавирусом, но и против всех будущих эпидемий и кризисов, которые могут поразить человечество в XXI веке". Тут нечего возразить. Разве что напомнить, что отнюдь не всегда выбор пути оказывается результатом осознанных умственных усилий человека. Благих пожеланий больше, чем хороших людей, и мы знаем, куда именно ими вымощена дорога.
Мораль, ради которой писалась статья, тоже не требует бог весть какого головного напряжения: в фатальной разобщенности человечества виновата нынешняя американская администрация. "Она отказалась от роли глобального лидера, – уверен Харари. – В Белом доме дали понять, что заботятся о величии Америки гораздо больше, чем о будущем человечества". На интеллектуальном горизонте прогрессивного мыслителя рано или поздно не может не замаячить отвратительная фигура Дональда Трампа, который пришел и все испортил. Он отказался от роли глобального лидера, хотя кто ему предлагал?
Весь этот просветительский пафос, если присмотреться внимательно, фальшив насквозь. Харари, будучи либеральным материалистом, уверен в том, что глобальной стихией типа "идеальной бури" в принципе можно управлять, и управлять эффективно, если хорошо подготовиться, разумеется. Он верит в самое возможность существования высокоорганизованного и сознательного общества и, напротив, не верит тем, кто уверяет, что катастрофу лучше переждать, не пытаясь управлять ею. Как Иван Мичурин, он не собирается ждать милостей от природы. Вообще-то заботиться о будущем человечества всегда проще и приятней, чем о чем-то конкретном, что ближе к телу и может быть взвешено и сочтено легким. Трудно устоять перед соблазном парафраза на классическое правило: "Дело помощи будущему человечеству – дело рук самого будущего человечества!"
Другое дело мистики! Те, кто склонны к метафизическому толкованию сущего, видят в эпидемии не то указующий перст, не то карающую длань Творца, как его не называй, хоть Всевышним, хоть интеллигентным дизайном. Безбожник Вацлав Гавел, к примеру, верил в "нечто, что нас превосходит". Креационисты всех мастей полагают, что современный человек давно утратил представление о смысле своего бытования на земле, подменил непреходящие этические ценности самоцельной суетней: бухгалтерским переучетом человеческих полов и вариантов их сопряжения, прогнозом погоды на послезавтра, охраной вымирающих малярийных комаров, заботами о загрязненном межзвездном пространстве, другими порождениями бездельного ума. Наиболее лапидарно суть этого мироощущения выразил Александр Солженицын в своем первом же манифесте после выдворения из Советского Союза: "Люди забыли Бога – оттого и все". Нынешняя форма моровой язвы является напоминанием об этой утрате. Мистики всех мастей, от российских искателей скреп до каббалистов, надеются, что нынешний страх смерти заставит человечество протрезветь, во многом самоограничиться, очиститься от второстепенной ерундистики, вспомнить о главном. Говорят, ледяная прорубь лечит от простуды.
Ой ли? Психологическая встряска, связанная с эпидемиологической угрозой для жизни, ведет отнюдь не обязательно к той ломке поведенческих стереотипов, какую можно было бы теоретически ожидать. Взять хотя бы популярную аналогию нынешней пандемии с бубонной чумой, разорившей Европу в Средневековье. Флорентийское княжество, самая блистательная формация тогдашнего мира, потеряла две трети населения, вся Европа – половину. Папа римский Климент VI, современник чумы, истово верил в то, что болезнь, будучи проявлением божьего гнева, станет искуплением грехов. По идее, человечество должно было покорно вернуться к аскетическому мироощущению, свойственному готике, отказаться от телесных услад, мирских утех, прелатской пресыщенности, искать забвение в молитве.
Если отбросить крайности вроде флагелантских сект, на деле произошло прямо противоположное: в центре мироздания надолго оказался человек со всеми его слабостями, с его греховностью, вожделением и неизбывной жаждой плотских наслаждений. Началась эпоха, названная Возрождением. "Декамерон", первый литературный памятник своего времени, описывает сверхсовременную, всем нам хорошо известную ситуацию добровольного карантина, в котором оказалась дюжина граждан зачумленной Флоренции. И байки, которые они друг другу рассказывают, – это не истории истовых молений, самоистязаний и трудновыполнимых обетов. Гениальный Джованни Боккаччо зачинает свой труд словами Umana cosa... ("Человеку свойственно..."). Да вы и сами знаете, что свойственно человеку.
Главная интрига карантинного сезона – спор двух стратегий выживания. Одна заключается в жестком режиме изоляции от внешнего мира, в тотальном контроле населения. Философия этой стратегии по-своему первопланова: свойства болезни человечеству пока до конца не известны, поэтому лучше для начала отгородиться, прервать пути сообщения, отсидеться в карантине, не дать вирусу бесконечно размножаться, подставляя ему все новые и новые тела в качестве хозяйских организмов. Глядишь, со временем то ли панацея появится на рынке лекарств, то ли вирус сам вымрет от хронического недоедания. Известно ведь, что любой вид животного царства, размножившись сверх меры, теряет вирулентность и жизненную силу и стремительно идет на убыль.
Вторую стратегию лапидарно сформулировал американский президент, кругом виноватый Трамп: "Лекарство не должно быть более убийственным, чем сама болезнь". Он имел в виду то обстоятельство, что полная остановка экономики на неопределенное время может иметь не менее губительные последствия, чем короновирусная эпидемия. Государства, исповедующие эту стратегию, исходят из того, что лучше подставить население под вирус, защитив только самую слабую, подверженную его часть – стариков и больных, – и в конечном счете выработать "стадный иммунитет", чем надеяться на эффект разъединения и изоляции. Ведь, как в игре "полицейские и воры", коронавирус всегда на несколько шагов впереди – особенно заразны как раз те, кто еще не выявляет никаких признаков заболевания. Молодые и здоровые губят старых и немощных, не ведая того.
Надо признать, что государств, избравших вторую стратегию выживания, в разы меньше, чем первых. Не мудрено: политики в наше время – скорее перестраховщики, чем вожаки. Поупиравшись с недельку, они обычно уступают нажиму общественности, которая перед лицом смертельной угрозы всегда склонна требовать ужесточения режима. В Европе еще сопротивляются Швеция, Нидерланды, с большим допущением Исландия. В Латинской Америке отчасти остаются открытыми Бразилия с горсткой соседних стран. В Африке почти все, но это от незнания и несознательности. Россия – на трудном переходе из Африки в Азию, где сплошь лагеря строгого режима.
Вторые называют первых социальными инженерами, первые вторых – социальными дарвинистами. По мнению первых, сегодня важно уберечь прослойку стариков, носителей культурной памяти человечества, а что день грядущий нам готовит, этого нам знать не дано. Вторые полагают, что эпидемия может затянуться надолго, и остановка деловой активности общества чревата последствиями, которые сегодня невозможно предугадать даже при самой буйной фантазии: начиная с массового обнищания и безработицы, краха банков и обесценивания вкладов и заканчивая распадом государственных структур с их аппаратом подавления и принуждения. Безудержная инфляция, анархия и уличные беспорядки могут в конечном счете унести в могилу больше жизней, чем болезнь сегодня.
На стороне первых и вторых много авторитетов, как естественно-научных, так и просто моральных. Кто в этом споре был прав, а кто виноват, мы узнаем вскоре после того, как моровая язва сойдет на нет. Пока же можно разве что заключать пари, правда, без уверенности, что сделавший правильную ставку успеет сорвать куш.