Американские евреи уже не стоят перед выбором, соблюдать ли им еврейские традиции или вести обычную жизнь. Если религиозный еврей может выдвинуть свою кандидатуру на пост вице‑президента, или стать звездой популярного комедийного телесериала, или занять должность министра финансов, ему уже не нужно играть чреватую нервным срывом роль «на людях я как все, дома я еврей». Однако не все обстояло так просто на протяжении многих веков еврейской истории. Чтобы приобщиться к будоражащему современному миру гимнасиев и философских школ, в III веке до н. э. иудею приходилось приносить жертвы греческим богам. А в Германии XIX века евреи нередко чувствовали, что, говоря словами Генриха Гейне, «входным билетом в европейскую культуру» становилось для них крещение.
В книге «Еврей среди римлян» английский писатель Фредерик Рафаэль подробно разбирает один из самых известных в истории случаев, когда еврею приходится разрываться между желанием сохранить идентичность и честолюбием. Речь идет о человеке, получившем при рождении имя Йосефа бен Матитьяу, но вошедшем в историю как Иосиф Флавий, автор «Иудейской войны» - единственного дошедшего до нас свидетельства войны между Римом и Иудеей, которая привела к разрушению Второго храма и положила начало рассеянию евреев. Перемена его имени сама по себе целая история: выходец из знатного священнического рода в Иудее, он закончил жизнь в Риме в ближайшем окружении императора. Однако пройденный им путь был так сомнителен в нравственном отношении, что евреи до сих пор относятся к нему с недоверием. Рафаэль неоднократно повторяет суждение израильского археолога Игаля Ядина, что Иосиф был великим историком и плохим евреем, а собственная книга Рафаэля - это размышление о том, что же значит быть плохим или хорошим евреем и важно ли это вообще.
Благодаря «Иудейской войне» и другим трудам Иосифа Флавия, написанным по‑гречески, включая «Автобиографию», которую можно считать самым ранним сохранившимся произведением этого жанра, мы узнаем об авторе больше, чем почти о любом его современнике. Родился Иосиф в 37 году н. э. в Иудее, охваченной политическими и религиозными распрями. Это было время не только Иисуса, но и замкнутой секты ессеев, живущих в пустыне и ожидавших конца света, время жарких теологических споров между фарисеями и саддукеями. Власть над этой провинцией делили между собой местный царь, назначенные Римом чиновники и священнослужители, причем все они преследовали собственные интересы, которые входили в противоречие друг с другом. Об интригах властей Рафаэль пишет, пожалуй, с избыточными подробностями, но его книга дает убедительную картину мира, где без определенной изворотливости выжить, не говоря уже о том, чтобы добиться благополучия, невозможно.
Этим качеством Йосеф бен Матитьяу без сомнения обладал. Ему еще не было тридцати, когда он вошел в состав депутации, отправлявшейся в Рим, чтобы просить императора об освобождении нескольких еврейских священнослужителей, находящихся в заключении. По пути в Рим корабль Иосифа затонул в Адриатическом море, он оказался среди немногих выживших, и с тех пор смутное предощущение удачи не покидало его до конца жизни. В Риме у него появилась возможность познакомиться с культурой и материальными благами огромной империи, и утонченность открывшегося перед Иосифом мира конечно же поразила воображение провинциала. Рафаэль полагает, что уже первое посещение Рима сделало Иосифа естественным посредником, способным перекинуть мост между римской и еврейской культурами.
Фредерик Рафаэль. "Еврей среди римлян: жизнь и наследие Иосифа Флавия"
Впрочем, обладание таким даром становилось опасным, когда в отношениях между Иудеей и Римской империей назревал кризис. К моменту возвращения Иосифа на родину Иудея уже открыто восстала против Рима: череда провокаций местных властей вызвала ярость молодых еврейских фундаменталистов, получивших название зилотов.
Вслед за Иосифом Рафаэль подчеркивает, что иудейская война была в первую очередь войной гражданской, в ходе которой зилоты принудили более осмотрительных священнослужителей и старейшин вступить в конфликт, обрекавший евреев на поражение. А тем временем за пределами городов бесчинствовали никому не подчиняющиеся вооруженные банды, занимаясь вымогательством и грабежом. Рафаэль отказывается признавать иудейскую войну праведным народным восстанием против иноземного владычества или религиозным движением за сохранение святыни - Храма, как утвержают различные еврейские историки. Для него это движимая фанатизмом грязная борьба за власть, которая закончилась неизбежной катастрофой.
Иосиф, в сущности, придерживался того же мнения. Рафаэль пишет: «Иосиф считал, что догматы иудаизма вовсе не требуют, чтобы он и лучшие люди Иерусалима пожертвовали своими жизнями, а не терпеливо переносили страдания». Вполне возможно, что он принял назначение на должность командующего еврейской армией, оборонявшей Галилею, в надежде найти мирное решение. Все недолгое время, когда Иосиф находился на этой должности, он старался погасить распри между различными еврейскими группировками - а те нередко угрожали его жизни. Однажды он смог утихомирить толпу, приказав заживо содрать кожу с зачинщиков и выбросить окровавленные тела на улицу, причем это произошло еще прежде, чем появились считавшиеся врагами римляне.
Когда же римская армия под командованием будущего императора Веспасиана пришла в Галилею, Иосиф со своими войском укрылся в крепости Йотапата, к северу от Назарета, - он надеялся, что вражеские легионы обойдут крепость и направятся дальше к Иерусалиму. Однако, как пишет Рафаэль, Веспасиан не торопился одержать эту блистательную победу: менее осмотрительные военачальники нередко попадали в немилость к Нерону: безумно тщеславный император не терпел соперников. Поэтому римляне просто осадили Йотапату, и эту операцию Иосиф описал с поразительными подробностями. Главной проблемой для осажденных стала вода, поскольку внутри крепости был только один источник. Иосиф пошел на хитрость: он «приказал части своих воинов пропитать водой одежду и вывесить ее на стенах крепости, чтобы вода обильно стекала по ним» - так он рассчитывал убедить римлян, что люди, столь расточительно расходующие воду, не могут страдать от ее недостатка.
В конце концов случилось неизбежное: римляне пошли на штурм и пробили бреши в стенах. Иосиф с полусотней воинов укрылись в пещере, где их вскоре обнаружили. Они оказались перед трагическим выбором - сдаться римлянам, которые славились своей беспощадностью к мятежникам, или покончить с собой, умереть как мученики. О дальнейшем нам известно только со слов самого Иосифа. Сначала он пытался убедить своих товарищей, что им следует выбрать жизнь, а самоубийство - грех. «Неужели вы думаете, что Б‑г не гневается, когда человек пренебрегает Его даром?» - спрашивал он их (так пишет сам Иосиф).
Однако эти доводы никого не убедили, и тогда Иосиф предложил убивать друг друга по очереди, а кто кого должен убить - пусть определит жребий. И тут либо произошло чудо (еще одна удивительная удача), либо таков был коварный замысел, но в конце концов Иосиф оказался одним из двух оставшихся в живых, после чего он решил не расставаться с жизнью, а сдаться на милость врага.
Чтобы с ним хорошо обращались, Иосиф придумал замечательную уловку. Пленившему его предводителю римлян он сообщил, будто Б‑г евреев в милости Своей предрек, что Веспасиан станет императором Рима. Это стало самым драматическим моментом и главной этической проблемой в повествовании Иосифа, и Рафаэль, сочинивший сценарии фильмов «Двое в пути» (1967) и «С широко закрытыми глазами» (вышел на экран в 1999 году, уже после смерти Стэнли Кубрика), пишет об этом с нескрываемым удовольствием. «Переступив эту грань, - замечает Рафаэль, - Йосеф, или теперь уже Иосиф, поневоле становится своего рода актером. Он больше не еврей, живущий среди евреев, он зависим от зрителей‑чужаков, они играют с ним, он играет для них. Он оказался в чужеродной среде и как человек, и как актер».
После столь весомого пророчества Иосиф стал для Веспасиана совершенно незаменимым. Открыто Веспасиан еще не проявлял стремления занять трон, но Иосиф сказал ему именно то, что он безусловно хотел услышать. В то же время, выслушивая это прорицание, Веспасиан в какой‑то степени становился участником мятежа против Нерона. Таким образом будущий император и еврей оказались вовлеченными в тайный заговор. К счастью для Иосифа, его пророчество сбылось. Даже когда Тит, сын Веспасиана, завершил разрушение Храма и завоевание Иудеи, сам Веспасиан двинулся на Рим и захватил трон.
Иосиф останется в Риме на службе императора до конца своих дней. Он взял себе новое имя, Тит Флавий, в часть нового императора - человека, уничтожившего его страну. И все же, живя в Риме, он писал книги в защиту евреев и иудаизма, пусть и не оправдывая восстание своих соплеменников. «Все это время, - отмечает Рафаэль, - Иосиф остается ярким полемистом, выступающим в защиту иудаизма». Его «Иудейские древности» пересказывают библейские истории в удобном для иноверцев виде, а в трактате «Против Апиона» он со страстью полемизирует с одним из наиболее известных антиеврейских авторов.
Иосиф оказался между двух культур - евреи ему уже не доверяли, а римляне не приняли в полной мере. Рафаэль полагает, что именно это и делает Иосифа типичным евреем. Иосиф становится небесным покровителем для современного еврейского интеллектуала, писателя или журналиста, который, не сумев обрести идентичность в реальной жизни, пытается воссоздать ее в своих текстах. «Для еврейского интеллектуала, особенно если он отрекается от общины или более не имеет к ней доступа, единственной неотчуждаемой территорией остается чистый лист бумаги». В историческом плане это суждение сомнительно: несмотря на неоднократные утверждения Рафаэля, Иосифа вряд ли можно считать первым еврейским писателем, и он, разумеется, не имел представления, что такое интеллектуал в современном смысле слова.
Однако это изощренное сравнение удачно ложится в книгу Рафаэля, особенно в последнюю ее треть, где автор неспешно ведет читателя по страницам еврейской истории, останавливаясь на фигурах, которые, как он считает, следовали в русле Иосифа, - Спинозе, Фрейде, Витгенштейне. В восхвалении совершившего отступничество еврейского интеллектуала нет ничего оригинального, как нет и научной глубины в приводимых Рафаэлем примерах - эта часть книги нередко создает впечатление, будто наполненный знаниями ум просто выплеснул свое содержимое на чистые страницы. (Большое число приведенных Рафаэлем примеров и источников взяты из трудов, появившихся в последние годы, включая написанную Гилелем Галкиным биографию Йеуды Галеви, вышедшую в издательстве «Некстбук пресс».)
И все же в его примечаниях, написанных в стиле свободных ассоциаций и полных любопытных культурологических фактов, есть что‑то обаятельное. Взять, например, такой: «До последнего времени в Англии и США при подаче заявления о членстве в загородном клубе или гольф‑клубе следовало указывать “имя отца, если таковое менялось”». В итоге возникает желание считать книгу Рафаэля не столько исторической биографией, сколько своего рода автопортретом еврейского писателя, который постоянно борется с собственной идентичностью: «Иосиф - изгнанник, изменник, свидетель, умеренный патриот, благочестивый иудей, отшельник на чужбине, оплачиваемый пропагандист - растворяется и исчезает в героях своих произведений, словно обретая таким образом алиби. Слова дополняют его одеяние множеством цветов».
Адам Кирш, SURRENDER OR DIE
Перевод с английского Валерия Генкина