"Намерения твои угодны Творцу, но действия твои Ему неугодны".

Иегуда Галеви "Кузари"

Намерения устроителей "маршей жизни" были хороши, они хороши и до сих пор. Но вот действия "неугодны", их результат - отрицательный. Массовые организованные поездки израильтян в Польшу дали полякам легитимацию принять странный и циничный закон: запрещено и уголовно наказуемо утверждать, что польский народ участвовал в преступлениях нацистов. А сегодня Польша и вовсе отказалась принимать израильскую делегацию, не желая вспоминать об отобранном еврейском имуществе.

Ведь если бы поляки как народ участвовали в убийствах евреев, разве представители еврейского народа гостили бы у них? Положились бы на своих убийц?

А если поляки как народ не убивали нас и не участвовали в преступлениях нацистов, зачем нам злиться на то, что этот народ принимает закон, запрещающий отрицание его участия в том, в чем он не участвовал?

Нет сомнения в том, что поляки сотрудничали с нацистами и убивали евреев. Но были и евреи, сотрудничавшие с нацистами. Нет сомнения в том, что были поляки, рисковавшие жизнью ради спасения евреев. Но это делали и некоторые немцы, и даже нацисты.

Нам отвратителен этот польский закон, ведь мы понимаем, что есть такая сущность как народ и эта сущность – польский народ – с радостью сотрудничала с нацистами, а праведники мира из среды этого народа были исключением, подтверждающим правило. Польский народ активно проявил свою антисемитскую сущность, участвуя в убийстве евреев, и не был единственным в этом отношении.

Однако с народами есть "проблема". Они не исчезают 80 лет спустя, народы продолжают существовать. Сменяются поколения, как ткани в человеческих органах. Сменились поколения, но остался польский народ, проявивший себя как народ антисемитов и убийц, принявший активное участие в уничтожении евреев на своей земле. А что мы, по сути, говорим, посылая именем государства нашу молодежь гостить на их земле? Пребывать под защитой законов этой страны?

Ведь эти поездки прямо кричат: не польский народ выдавал и убивал, а отдельные поляки отдельного поколения. Остается только удивляться, почему полякам понадобилось столько времени, чтобы понять смысл действий израильтян и транспонировать их в свой закон.

Нам часто неловко с национальной идентификацией. Начиная с зари сионизма, мы бежим от своей национальной самоидентификации. Катастрофа же снова отбрасывает нас к ее поискам и ужасающим образом затрудняет наш выбор.

Но, ничего, решение есть. В музее Яд ва-Шем вам скажут: евреев убивали не немцы, а нацисты, и такой потенциальный нацист кроется в каждом из нас. По этой логике получается, что иногда нацисты - они, а иногда - мы… Заместитель начальника генштаба уже "замечает подобные процессы" в нашей армии, а в некоторых из лучших университетов Европы нас считают продолжателями дела нацистов.

Но вернемся к польскому закону. Вы можете спросить: так что же ты предлагаешь? Порвать связи с Германией? С Польшей? С Украиной? Замкнуться Израилю в прошлом?

Правда в том, что Вторая мировая война была, в некоем глубинном смысле, мировой войной против евреев. Гитлер (да сотрется его имя) не нуждался в территории для выживания. Территориальный вопрос был вторичным. С первой до последней минуты этот дьявол твердил, что враг – это евреи и их уничтожение – цель войны. В то же время и Красная Армия, и армии союзников не потратили ни одного снаряда, чтобы остановить немецкую машину уничтожения. Гитлер отлично понял смысл отказа американцев (и большинства других стран) принять еврейских беженцев. То есть, некоторые уничтожали евреев своими руками, некоторые им помогали, некоторые просто бездействовали. Та война в полном смысле слова была мировой войной против евреев.

Так что же нам делать? Объявить бойкот всему миру? Конечно, нет.

Я лично изо всех сил стараюсь не пользоваться немецкими товарами, но нельзя требовать того же от всех. Мне больно, что главы государства и депутаты Кнессета ездят в немецких машинах, есть машины, кроме "Ауди". Но я не утверждаю, что наша страна не должна продолжать поддерживать политические и экономические отношения со всеми странами мира, включая Германию.

Однако Израиль обязан уважать свою историю и национальную идентификацию. Мы должны найти конкретные пути выражения этого уважения. Пусть граждане разъезжают на немецких машинах сколько хотят, они частные лица. Премьер-министр, министры и члены Кнессета не частные лица, они представляют сущность, называемую народом, и у нашего народа тоже есть самоуважение, не только у польского.

Надо, не колеблясь, напоминать американцам и англичанам о том, что они не потрудились разбомбить Освенцим и что отправили еврейских беженцев прочь из Америки и из Эрец-Исраэль – обратно в камеры смерти.

Не надо колебаться, напоминать ли французам, как преследовала полиция Виши евреев, отправляя их в Освенцим.

Еще актуальнее сегодня не связанные с нацистами вопросы моральной политики, например, торговля с Китаем. Израиль, заключая сделки с Китаем, должен продолжать протестовать против китайской практики продажи органов политзаключенных, даже если это может в чем-то повредить активной торговле между нашими странами. Еще важнее то, что Израиль должен запретить своим генералам в погоне за наживой продавать израильское оружие диктаторским режимам, применяющим это оружие против своих народов.

Название "еврейское государство" обязывает.

Но вернемся к Польше. В отличие от Америки и Англии, поляки активно участвовали в уничтожении евреев. С Польшей мы тоже должны продолжать торговать, научные делегации из Израиля должны ездить в лагеря и архивы в Польше для исследования и документации. Но есть разница между ними и группами молодежи. Я говорю не о частном бизнесе или научном исследовании, не о туризме и интересах в сфере безопасности. Я подчеркиваю, что поездки молодежи в Польшу – это образовательный проект национального масштаба. Здесь речь идет о маршах под израильскими знаменами с участием видных политиков, которые используют эту возможность для дружеских встреч с руководством народа убийц. Речь идет о культурном национальном проекте, то есть наша страна такими действиями как бы оправдывает польский народ.

Польский закон стал последним гвоздем, забитым в гроб сомнений в легитимации народа убийц, легитимации, которую мы сами утверждаем годами этих "маршей жизни".

И, наконец, моя личная история.

В качестве члена комиссии Кнессета я однажды оказался участником голосования, намечавшегося как чисто техническое. По закону, для произнесения в Кнессете речи на иностранном языке требовалось разрешение комиссии. В тот день речь собирался произнести глава Европейского парламента. Глава нашей комиссии (тогда это был Ярив Левин) просил разрешения комиссии на произнесение речи на иностранном языке, и все, я в том числе, собирались проголосовать автоматически за это разрешение. Но тут покойный Давид Ротем спросил: "О каком языке идет речь?" Ярив ответил: "О немецком". Я сказал, что в этом случае проголосую против. На вопрос Ярива почему я ответил, что в парламенте, учрежденном евреями через три года после того, как погасли печи лагерей уничтожения, не должен прозвучать язык, на котором наших бабушек загоняли в газовые камеры. Я упомянул "наших бабушек", хотя мои бабушки во время Катастрофы были в Эрец-Исраэль и в Австралии, но мы говорили в Кнессете не о своих личных делах.

Левин сказал, что может это понять, и, увидев, что никто (включая Ротема) не собирается ко мне присоединяться, приступил к голосованию. В результате речь на немецком была разрешена.

Спикер Кнессета, узнав о моем голосовании, побоялся, что я помешаю торжественной речи, и решил проверить, как я собираюсь себя вести. Я успокоил его, сказав, что просто не явлюсь на заседание. Я не собирался слушать речь на немецком языке в Кнессете Израиля. Спикер успокоился, однако гроза пришла, откуда не ждали.

Большинство членов Кнессета собрались слушать торжественную речь главы Европейского парламента и надели для этого наушники. Я вышел из зала и в одиночестве сидел в буфете. Потом я перешел в ту часть кафе, куда вход разрешен только депутатам и которая прилегает к залу заседаний. Я собирался выпить кофе и вернуться в зал по окончании речи на немецком.

В коридорах Кнессета было тихо. Но здесь, в депутатском кафе, я, к своему удивлению, услышал громкий разговор. По мере приближения я понял, что это депутаты от партии "Еврейский дом". Нафтали Беннет, Айелет Шакед, Ури Ариэль, Орит Строк были в расстроенных чувствах и возбуждены. И я, и они были удивлены. Они спросили, что я здесь делаю. Я ответил, что пришел выпить кофе. "Ты не был в зале?" - "Нет". – "Почему?" - "Потому что не собираюсь слушать в Кнессете речь на немецком. А вы что здесь делаете?" Их лица покраснели: "Он утверждал, да еще по-немецки, что мы крадем у палестинцев воду. Мы все решили демонстративно выйти из зала".

Что скажете? Если бы не разрешили в Кнессете немецкую речь, разве ухудшились бы отношения Израиля с Евросоюзом? Или, наоборот, если бы представитель Евросоюза произнес речь на английском или французском, но не смог бы говорить по-немецки, чего евреи не разрешили бы из самоуважения (как это сделали бы поляки), стал бы он и тогда плевать в лицо израильтянам с трибуны нашего парламента с помощью такой жалкой лжи?

Перевод Н. Буряковской