Как диаспора помогает получить Нобелевскую премию, является ли богатство функцией ума, куда податься в Израиле российскому дизайнеру или рекламщику - об этом размышляет Александр Туркот, экс-исполнительный директор ИТ-кластера "Сколково", основатель и управляющий партнер фонда Maxfield Capital.

- Сейчас в соцсетях идет баталия между старой "колбасной" алией и новой "качественной". Старожилы жалуются: понаехали гордые московские менеджеры, не хотят израильтянами становиться. Вы в этом смысле кем себя считаете?

С той или иной степенью постоянства я живу в Израиле с 90-го года. Страна, в которую я приехал, разительно отличалась от сегодняшней - так же, как наша алия отличалась от предыдущей эмигрантской волны. Те, кто приехал в 70-е, просочившись в узкий просвет разрешенной репатриации, пройдя через отказ и, зачастую, репрессии, старались всячески раствориться в новой родине: меняли имена и фамилии, говорили дома на иврите - не считали нужным сохранить русский язык для своих детей. Наша волна в 90-е годы принесла с собой почти полтора миллиона человек, которые, горячо желая стать израильтянами, при этом в основной массе хотели сберечь свою "самость" - вспомните выросшие как грибы "русские" книжные и продуктовые магазины, детские сады, кружки и школы "Мофет". Мы не готовы были терять самоидентификацию. Да, мы - израильтяне, но наш родной язык - русский.

Изменения коснулись не только социальной и культурной сферы: страна на наших глазах превратилась в ведущую научно-техническую державу, теперь мы с гордостью называемся startup nation. Возьмем израильских нобелевских лауреатов: до начала 2000-х в списке были только Шай Агнон и Бегин-Рабин-Перес - литература и политика. И вдруг - как прорвало: премии по физике, математике, психологии, биохимии… Набралась критическая масса людей, которые вышли из диаспоры или, будучи уроженцами страны, долгое время учились и работали за ее пределами. Я специально интересовался этим вопросом: математик Роберт Ауман родом из Германии, биохимик Аврам Гершко - из Венгрии, биофизик Майкл Левитт родился в ЮАР. Несколько нобелевских лауреатов - в подмандатной Палестине в семьях выходцев из Польши, кто-то - потомок первопоселенцев с Украины. И все без исключения учились, стажировались, работали за океаном - в их послужных списках лучшие мировые университеты: Гарвард. Кембридж, Беркли, MIT. Я говорю это к тому, что быть "умнее других" всегда было для евреев традиционным способом выживания в галуте.

- Именно выживания?

Ну, или достойного существования. Я родился и вырос в Ташкенте, где бытового антисемитизма почти не было, а государственный сводился к невозможности занять определенные должности. Но при этом ректор какого-нибудь института был узбеком, а его заместители, - как по хозяйственной, так и по научной части, - евреями. Чтобы продвинуться, еврей должен был знать и уметь больше и лучше остальных. Для людей еврейской диаспоры вообще переезды из страны в страну - не редкость. А значит - у нас более высокая способность адаптироваться к новым условиям и быстрым переменам. Это непоседливость в хорошем смысле: не останавливаться на том, что имеешь, все время куда-то двигаться. Моя мама говорит: "Ты - типичный бессарабец". Для старших поколений традиционным было деление евреев на так называемых литваков и бессарабцев. Литваки - люди Книги, хранители традиций, бедные и мудрые, а из бессарабцев вырастали биндюжники, аферисты и революционеры. Во мне, видимо, намешано того и другого.

- Осталось уточнить, что привело ваших литваков и бессарабцев в Узбекистан.

Дед по материнской линии, - как рассказывали, высокий, крепкий и довольно хулиганистый, - оказался в Ташкенте в начале века, видимо, бежал от погромов. Про семью отца известно совсем мало. Он родился в 1922 году под Киевом, в местечке Тальное. В 1940 призвался на срочную службу, прошел фронт, плен, послевоенные лагеря. Я копался в архивах, смотрел списки избирателей - фамилия Туркот в довоенные времена встречалась нередко. После же - в тех краях не осталось никого. Отец поехал в Ташкент, где обосновались остатки семьи, успевшие перебраться туда до войны. Познакомился с матерью, родились мы с сестрой. Папа был инженером, одним из первых в Узбекистане специалистов по газификации, потом преподавал в Ташкентском политехническом институте. Мама - врач, вполне традиционная еврейская профессия. И для нас она хотела таких же отработанных десятилетиями занятий: сестру отправила в консерваторию, та стала учительницей музыки. А я, следуя маминой воле, должен был пойти в инженеры - потому что это надежно и тихо.

- Тихим инженером вы не стали.

Ну, допустим, инженером я все-таки стал. Хотя, может быть, недостаточно тихим. У меня диплом инженера-энергетика, но сразу после института я пошел по программистской части и еще в Союзе успел сделать неплохую карьеру, которую довольно успешно продолжил после переезда в Израиль в 1990-м. На самом деле, я по сей день считаю себя инженером, а в моем сегодняшнем деле, - венчурных инвестициях в IT-проекты, - инженерный бэкграунд помогает достаточно часто.

- Возвращаясь к спорам между старожилами и новичками, кем вы работали в Израиле? Метлой или кайлом успели помахать?

Поначалу я попал в Ашдод: старые трехэтажки на сваях, между которыми в любое время года завывал ветер и несся песок. Несколько месяцев, действительно, пришлось потаскать кирпичи на стройке - в этом смысле моя абсорбция была вполне типичной. Но довольно быстро я начал работать в большой компьютерной корпорации, откуда почти сразу отправился на несколько лет в заокеанскую командировку.

- Ничего себе. В каком году это было?

В 1993. В Америке я руководил большими айтишными проектами по линии IBM. Шефом моим, кстати, был Юваль Рабин, сын Ицхака Рабина. Мы какое-то время довольно близко общались, я бывал у него дома. В ту пору в Израиле среди коренного населения, - особенно сефардского, - была популярна мантра "понаехавшие русские отнимают у нас рабочие места, хотят всего и сразу". А я хорошо помню, как Рабин-старший говорил: "Это "нэс" - чудо, которое спасло страну: приехал миллион образованных людей. Даже у иммигрантов из советской провинции принципиально выше уровень базовых знаний, шире кругозор, в общем - другой потенциал".

- "Стеклянный потолок" в Израиле есть?

Смотря что считать стеклянным потолком. Вспомните нобелевских лауреатов, о которых мы только что говорили. В любой, даже самой молодой стране, за пару-тройку поколений складывается местная элита. Естественно, нужно минимум одно поколение, чтобы иметь шанс в нее попасть. При этом есть еще и объективный фактор размера рынка: ограничено количество генеральских позиций в армии, ограничено количество компаний, где можно претендовать на высший пост - неважно, иммигрант ты, или нет. Но человек, прошедший израильскую "рабочую" школу, попадая в более "разреженную" географию, - будь то Франция, Америка или Новая Зеландия, - имеет гораздо больше возможностей продвинуться: израильский рынок труда развивает амбиции, учит напористости, трудолюбию и бешеным амбициям - разумеется, тех, кто реально хочет делать карьеру. Говоря о разреженности географии, я имею в виду плотность качественного кадрового "населения" на квадратный метр карьерного поля.

Возвращаясь к возможностям внутри Израиля, повторюсь: в армии "русских" генералов нет, зато полковников - сколько угодно. То есть карьерные возможности есть, но их предел виден невооруженным глазом - точно так же, как видны границы страны: она маленькая, в этом все дело. Я вообще отчетливо осознаю, что Израиль - тяжелая для жизни территория. Бюрократия фантастического идиотизма, налоги, климат, бесцеремонность - жить в Израиле и считать себя израильтянином можно только нежно его любя.

В аэропорту Бен-Гурион несколько лет назад со мной был смешной случай. Известно, что на вылете служба безопасности задает набор стандартных вопросов. Я отвечаю автоматически, они слушают автоматически - при моей частоте полетов это минутная формальность. Но иногда проверку проводят стажеры - тогда их "кураторы" проявляют особую дотошность, устраивая "допрос с устрашением". Попал на такую барышню и я. Она открывает мой паспорт: "В каком году вы приехали в Израиль?" Спокойно отвечаю: "В 1990-м". - "А зачем?" Вопрос нестандартный, я растерялся, начал возмущаться: "Почему вы меня об этом спрашиваете?! Что, отменили Закон о возвращении?!". Только потом понял, что разозлился из-за двух вещей. Первая: я, оказывается, уже не вполне отчетливо помню, почему в 1990-м сюда приехал. Вторая: какой бы ни была тогдашняя мотивация, сегодня я живу в Израиле совсем по другим причинам.

- Так вы больше израильтянин или россиянин?

У меня нет и никогда не было российского паспорта - уезжал я из Советского союза как ЛБГ, "лицо без гражданства". Гражданство тогда отбирали, а вместе с ним - паспорт и семьсот рублей, их государство брало с нас за бесплатное высшее образование. Сегодня, вне всякого сомнения, я - израильтянин. И встречая в любом аэропорту мира знакомых перед вылетом тель-авивского рейса, на вопрос "ты куда?" отвечаю "домой, в Израиль".

- А ваши дети?

Дочка отслужила в армии, с отличием окончила университет в Нью-Йорке, поработала там, вернулась в Израиль, основала свою компанию. Сын сейчас служит. Я делаю все, чтобы дать им возможность увидеть большой мир и попробовать себя в том, что им интересно. Но по характеру, образу мыслей и любви к этой стране они - абсолютные израильтяне.

- Российскую политику вы с друзьями обсуждаете?

У меня есть свое мнение, которое я никому не навязываю - как вы знаете, миссионерствовать нам запрещено. Та же история в Америке - я живу, работаю и плачу там налоги много лет, имею свое мнение о республиканцах и демократах, о стоимости входного билета в "Метрополитен" и о качестве кофе в "Старбаксе", но на все это смотрю, как моя бабушка: хорошо ли это для евреев. (смеется) Единственное место, где я могу с полным правом говорить о проблемах своей страны, - Израиль.

- Дональд Трамп в этой парадигме где находится?

Трамп - это пока хорошо для Израиля. Так что для меня остальное в его действиях - вторично. И уж точно - не мне делать это темой публичного обсуждения.

- А Биньямин Нетаниягу?

Плохо для Израиля уже сегодня. Не может человек находиться у власти 20 лет. То есть, как показывает сегодняшняя жизнь, может - но не должен, неправильно это. Не потому, что он плохой или хороший, а потому, что в последние годы занимается только тем, чтобы у этой власти удержаться. В случае Биби - удержаться, вытаптывая любые возникающие альтернативы. Но ему все равно придется уйти. А значит, будет переходный период, когда придет личность несопоставимого масштаба. Такого периода не было в Израиле на моей памяти - во власти всегда были значительные фигуры, мастодонты. Я приехал при Шамире, потом были Рабин, Перес, спустя какое-то время - Шарон. Все они - фигуры другого калибра, выдающиеся личности, как к ним ни относись. Даже вечные оппозиционеры - от Шуламит Алони до Рехавама Зеэви "Ганди" были достойными оппонентами. Другими словами, это высшая лига. Сегодня таких персонажей на горизонте не видно.

- Вы не пытались занять место в еврейских структурах России?

Никогда не имел в этом ни моральной потребности, ни практического интереса. И в России, и в Америке есть люди, считающие себя, как я их называю "профессиональными евреями" - "окучивающие" других, менее профессиональных. Если руководители еврейских организаций, как правило, - люди очень достойные, руководствующиеся высшими принципами, то когда окучивание спускается на средний и нижний уровень, часто появляется налет лавочничества. За примерами далеко ходить не надо - и в самом Израиле есть те, кто зарабатывает на сегодняшней волне иммиграции, причем преимущественно на том, что государство дает бесплатно.

Вернемся к еврейским структурам. В свое время мы с моим хорошим товарищем, режиссером Павлом Лунгиным пришли в Российский еврейский конгресс рассказать о кинематографическом проекте, который по всем критериям должен был эту организацию заинтересовать - о фильме "Эсав" по книге выдающегося израильского писателя Меира Шалева. Мы, взрослые люди, явились не с протянутой рукой, а с идеей, которая могла составить гордость тех, кто оказал бы ей поддержку. Но наслушались такого, что поняли: больше не пойдем. Обошлись - нашли деньги, привлекли звезд мирового уровня, фильм снят и сейчас монтируется.

Конечно, есть случаи удачного сотрудничества - к примеру, проект, который мы реализовали с Бени Брискиным, бывшим заместителем главы РЕК. Еще с начала 90-х я коллекционирую американский джаз начала прошлого века, скопилась довольно большая фонотека. В какой-то момент мне показалось, что влияние клейзмерской музыки и текстов на идиш в джазе тех лет было даже значительнее, чем традиционно принятые африканские истоки. Я рассказал об этом Андрею Макаревичу, с которым приятельствую много лет, и предложил сделать диск - еврейская музыка в джазовом изложении. Андрей страшно воодушевился, собрал друзей-джазменов и они записали одиннадцать песен. Были среди них джазовые стандарты, были и забытые, а то и вовсе неизвестные вещи. Альбом "Идиш Джаз" представили на Рош-а-Шана в синагоге на Поклонной горе. Из этого проекта родился затем второй диск, а еще - целая концертная программа "Идиш джаз", с которой Макаревич и его коллектив уже объездили множество стран. И везде эту музыку принимали с неизменным успехом. Я рад, да чего там - горжусь, что, простите за штамп, "стоял у истоков" этого проекта.

- С общиной вы как-то связаны? С израильским самоощущением все ясно, а как насчет заповедей?

Есть традиции, которые я соблюдаю неуклонно. В частности - пост в Йом Кипур. Для нашей семьи это святое, где бы мы ни находились - в России, Израиле, Нью-Йорке или в самолете. В Рош ха-Шана на столе - фаршированная рыба и цимес, на Песах - куриный бульон, кнейдлах из мацовой муки, яблоки и мед, все как положено. Непременно собираем большую компанию, человек двадцать. Вокруг нас много людей из так называемой "новой" алии - получивших израильское гражданство, но не живущих там по разным причинам. Я отношусь к этому с пониманием: большинство из них - люди творческих профессий, состоявшиеся материально и карьерно, сегодня им в Израиле, увы, делать нечего.

- За чем же они едут?

Думают о будущем детей, строят запасной аэродром. Если вы спрашиваете меня - я только "за": пусть едут, пусть получают паспорта. Не они - так их дети, или даже внуки приедут, будут жить, работать, платить налоги, служить в армии. Это молодые и продуктивные во всех смыслах люди, которые могли бы стать благом для Израиля. Но сегодня, к сожалению, система абсорбции для таких людей не работает. Не все готовы переквалифицироваться в маникюрш, строителей, даже в программистов. Можно понять людей, которые не хотят этим зарабатывать на жизнь, имея в багаже доказанный профессиональный творческий опыт, часто - международного уровня. Меня этот вопрос занимает давно, и сейчас мы с друзьями обдумываем проект, который, возможно, предложит решение. Речь о создании креативного кластера для социальной и профессиональной адаптации репатриантов творческих профессий. Идея не наша - такие кластеры есть и в Амстердаме, и в Берлине, нечто похожее - и в Москве. Понятно, что в названных городах проекты не "заточены" специфически под репатриантов, но это не принципиально - важен подход. Идея в том, чтобы дать людям возможность овладеть теми видами креативных ремесел, которых в Израиле нет, или они недостаточно развиты: скажем - ковка, витражи, ковроткачество. Или взять краснодеревщиков, например, которые делают штучный товар ручной работы - такого мало, а если есть, то очень дорого. В кластере этим профессиям будут учить преподаватели из числа тех же репатриантов, или приглашенные из Европы. Я говорил об этом во многих странах - такая реализация сионистской идеи по душе большому количеству мастеров высокого класса самых разных специальностей. В кластере вновь прибывшие могли бы не только приобретать ремесло, которое может стать основой будущего бизнеса, но и учить язык, получать консультации по социальным и юридическим вопросам, просто общаться.

- Если Макаревич переедет, он будет ковать?

Как раз он-то, скорее всего, продолжит писать музыку или рисовать - может себе это позволить в любой географии. Речь о людях, которые работали в сфере промышленного дизайна, компьютерной графики, в издательском бизнесе. Проект такого кластера мы задумали вместе с моим товарищем Игорем Гуровичем - выдающимся российским дизайнером, плакатистом, лауреатом многих международных премий, академиком Академии графического дизайна. Пойдем разговаривать об этом с тель-авивской мэрией: здесь полно подходящих помещений - заброшенных фабрик, складов, старых заводских цехов, которые городу интересно джентрифицировать, "оживить". А такой способ оживления может вылиться в крупный социально значимый проект.

- Почему с мэрией, а не с министерством абсорбции? Это же их прерогатива. Министерство абсорбции не имеет помещений, а мэрия теоретически может помочь. Нужно создать живое пространство, где люди смогут слушать или вести творческие курсы, работать в мастерских, проходить профессиональную переподготовку, учить язык - место, куда можно будет прийти пообщаться с такими же, как ты. Мне кажется, это очень важный и социальный и, если хотите, еврейский по духу проект. Таким же по духу проектом стал для меня фильм "Эсав", о котором я говорил выше.

- Где нашли деньги, если РЕК не дал?

На первые, достаточно небольшие расходы - покупка авторских прав, сценарий, - мы скинулись с друзьями. Дальше появился состоятельный человек, которому оказалась важна и книга Меира Шалева, и трактовка Павла Лунгина, и сама идея снять эпический фильм на еврейскую тему. Для меня этот проект - реальное воплощение моей личной сионистской идеи. Книга Меира Шалева, - я абсолютный поклонник его таланта и надеюсь, кстати, что рано или поздно он станет нобелевским лауреатом, - это сага об Израиле и о русском духе в еврейской душе, о возвращении к корням, о попытке и невозможности убежать от самого себя. Великая, на мой взгляд, книга. Верю и надеюсь, что фильм получится не менее сильным. Думаю, очень нужная сегодня история - кино об Израиле, кино глубоко еврейское, но не поэтизирующее бесконечные еврейские страдания, не выжимающее очередную слезу на тему Холокоста, не спекулирующее на арабо-израильском конфликте. Важно отметить, что наш фильм будет первой экранизацией Шалева - до этого он никому не давал разрешения на экранизацию.

- Напоследок поговорим о высоких материях. Что нужно, чтобы разбогатеть?

- Знаете, я тоже не прочь получить пошаговую инструкцию (смеется). А если серьезно - ум какой-никакой, конечно, нужен. Но еще важнее умение находить подход к людям, способность договариваться. Да и удача не помешает. Богатство - вообще не функция ума, масса умнейших людей прозябает в бедности. Напомню старый анекдот. На пляже в Сочи сидят преферансисты. К ним подходит парень, просится в игру. Ему отвечают: "Ты - пацан, поди научись, потом приходи. Вот тебе адрес, езжай…" Тот едет по адресу. Мытищи, обшарпанная хрущевка без лифта, последний этаж. Дверь раздолбанной квартиры открывает убогий мужичок. День, два учит парня играть, месяц учит. Наконец, говорит: "Все, теперь ты мастер, возвращайся на пляж". Напоследок парень спрашивает: "Слушай, ты же гений, у тебя великий счетный мозг. Почему ты живешь в такой нищете?" Учитель отвечает: "Не поверишь - карта не идет!". Так что ум и трудолюбие, конечно, не помешают, но деньги любят везучих.