С началом т.н. «оттепели» отношение к Чуковскому вновь меняется. Его вновь начинают активно издавать. Мало того – он становится просто таки обласкан властью.

Когда в 1957 г. (к 75-летию Корнея Ивановича) писателю вручали орден Ленина, генсек Хрущев шутливо посетовал Чуковскому, мол, «я и так устаю на работе, а тут еще внуки по вечерам заставляют читать ваших «Мойдодыров». В 1962 г. – новая порция наград: Ленинская премия за книгу «Мастерство Некрасова» и докторское звание в Оксфорде. Недаром Чуковский, умерший в 1969 г. в возрасте 87 лет, когда-то написал, что «в России надо жить долго».

Большинство современных исследователей так и изображают советский этап биографии Чуковского: годы мучений, гонений и запретов и 15 лет признания в конце жизни. Давайте посмотрим на ситуацию трезвым объективным взглядом ТОГО времени. Никто и не спорит, что большинство претензий цензуры к сказкам Чуковского были глупы и несправедливы. Но если вы откроете библиографию писателя, то увидите, что все эти «опальные» сказки издавались немалыми тиражами постоянно, практически без перерывов. Сам Чуковский нередко ездил на курорты и имел собственную дачу в Переделкино, что, согласитесь, вовсе не соответствует образу «нищего» писателя. О мнительности и подозрительности характера Корнея Ивановича упоминали многие. К тому же Чуковского практически не коснулись репрессии 1930-х годов.

По этому поводу хотелось отметить вот что. Меня когда-то удивлял факт, почему под репрессивную машину так часто попадали деятели искусства – даже те, которые никакой прямой опасности для власти не представляли. Понимание приходит, когда узнаешь, что все те или иные творцы стояли на довольно высоких ступенях общественной иерархии и обычно были связаны с тем или иным покровителем. Когда же в партии начиналась кровавая возня «под ковром», то вместе с побежденным партийным покровителем под раздачу автоматически попадало и его окружение.

Что касается отношения Чуковского к советской власти, то оно было неоднозначным и менялось – обычно в зависимости от личных обид (монархическую Россию он, кстати, тоже не восхвалял). Эта двойственность писателя отразилась даже на его детях. Чуковский даже язвительно шутил: «Я счастливый отец. Если к власти придут правые, у меня есть Коля, если левые – Лида».

По-настоящему Чуковского волновала не политика, а культура, которая, как он надеялся, проникнет при советской власти во все слои общества, создаст нового человека. Понятно, что он постоянно разочаровывался.

Как это ни удивительно, за всю свою жизнь Чуковский – возможно, единственный из сказочников – не написал почти ни одной (за исключением разве что «Одолеем Бармалея») сказки, которая содержит какую-либо заказную социальную подоплеку. Это-то и смущало цензуру.

К. Чуковский: «В каком унижении находится детский писатель, если имеет несчастье быть сказочником. Его трактуют как фальшивомонетчика, и в каждой его сказке выискивают тайный политический смысл».

Диссиденствующая интеллигенция далеко от ревнителей советской цензуры не ушла. Конечно, каждый видит то, что хочет, но зачем писать уж совсем несусветную чушь о том, что в сказке «Тараканище» Чуковский изобразил самогО «страшного и усатого» Ста-ли-на.

Евгения Гинзбург. «Крутой маршрут»: «Не знаю, хотел ли этого Чуковский. Наверно, нет. Но объективно только так и выходит! Вот послушайте, как реагировали звери: «И сидят и дрожат под кусточками, за зелеными прячутся кочками. Только и видно, как уши дрожат, только и слышно, как зубы стучат…» Или вот это: «Волки от испуга скушали друг друга…».

Ирина Чайковская: «Можно сказать, что в стихах детской поэмы Чуковского живет предчувствие Большого Террора».

Как это просмотрела цензура и почему книжка издавалась в 1929, 1935, 1940, 1945, 1948 годах, никто толком объяснить не может. А в «Мойдодыре», заставляющем мальчика умываться, нет «предчувствия Большого Террора»? А Крокодил, сожравший Солнце, случайно не Сталин, пожирающий Троцкого? А Бармалей, кидающий Айболита в костер, это не предчувствие «Дела врачей»?Теперь перейдем собственно к фактам.

Елизавета Полонская: «...Корней Чуковский на занятиях в студии «Всемирной литературы» придумал писать вместе с нами, студистами, веселую книжку, содержания которой мы даже не знали, но которая начиналась с того, что все куда-то бежали, ехали в самых невероятных сочетаниях. Каждый из нас придумывал какую-нибудь смешную строчку, а Корней Иванович, вышагивая длинными своими ногами по комнате, собирал все это вместе и выпевал своим тонким, убедительно-проникновенным голосом:

Ехали медведиНа велосипеде,А за ними котЗадом наперед...

Каждую строчку говорил кто-нибудь из нас, а у Корнея Ивановича получалось стихотворение, и он хвалил нас и говорил: «Ну, дальше, дальше, дальше!» – мы веселились и хохотали и продолжали выдумывать в полное свое удовольствие, не задумываясь над тем, пойдет ли это куда-нибудь, будут ли это редактировать, а может быть, запретят. Нет, этого не могло быть!»

С этой игры и началась сказка, написанная по признанию Чуковского вместе с «Мойдодыром» весной 1921 г. «в два-три дня». В то время еще жив Ленин, в фаворе Троцкий, а Сталин в партийной верхушке лишь «один из».

К. Чуковский: «Это – гоголевский «Ревизор» для пятилетних. Та же тема: о панике, внушающей трусам, что жалкий пигмей есть гигант. Поднять детей до взрослой темы – такова была моя задача».

Что касается Сталина, то в дневнике Чуковского можно найти о нем такие пассажи: «Что сделалось с залом! А ОН стоял, немного утомленный, задумчивый и величавый... Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его – просто видеть – для всех нас было счастьем... Домой мы шли вместе с Пастернаком и оба упивались нашей радостью...»

Конечно, в искренности подобной записи можно сомневаться, но никто же не заставлял его это писать. Впрочем, если кому-то что-то кажется, то пускай кажется и дальше.

Вот, к примеру, прекрасные рассуждения еще одного интеллектуала о «Мухе-Цокотухе»:

М. Золотоносов, «Санкт-Петербургский университет» № 13, 1998: «В «Мухе», написанной очень быстро, «сгоряча», в один день, отразились различные мотивы и образы, хранившиеся в подсознании. В частности, мотив незаконнорожденности, мучивший долгие годы, еврейская национальность отца. За основными героями сказки – Мухой, Пауком, Комаром – стоят русская женщина (Россия), еврейское начало и патриотические силы, освобождающие от объятий «могучих колец Израиля».

Анализ творчества – это всегда полезно, если этот анализ обогащает и проясняет восприятие произведения или протягивает от этого произведения ниточки к другим явлениям культуры. Но вот эта озабоченность, постоянное желание видеть в банане то, «о чем болит» – с некоторых пор характерная черта нашей критики. Иногда задумываешься – способен ли такой критик получить ту самую радость, о которой говорил Чуковский, при чтении сказок, если его мозг постоянно настроен на поиск «отражения репрессивного аппарата Красной России»? То-то же...

Любое дерево оценивают по плодам. За 70 лет Советской власти была создана детская поэзия высокого уровня, ликвидирована неграмотность и привита любовь к чтению. За 25 лет странно понимаемой «свободы» государству откровенно плевать на детей, а настоящее позитивное детское искусство стало почти невозможным. И книги Чуковского, благодаря еще не забывшим эту радость родителям, могут стать неким спасительным мостиком в мир полноценного детства.